Улица становится нашей - Голышкин Василий Семенович (полная версия книги .TXT) 📗
— Не прицельным по папаше ударим, предупредительным. Ему наш огонь на пользу.
У бывшего моряка и слова морские. Морские не морские, а правильные.
— Ладно, — сказал Женька, — я подпишусь.
И он подписался. Под письмом, которое вскоре появилось в «Зарецком рабочем», стояла Женькина фамилия и его полный титул: «Начальник пионерского лесничества зоны пионерского действия «Восток-1».
Письму предшествовали следующие удивительные события. Вернувшись от брата домой, Женька нашел в ящике для писем фронтовой «треугольник». Сердце у него тревожно забилось. Такие «треугольники» получали те, кого срочно хотел видеть совет дружины. Женька распечатал и прочитал. «Вызов. 8.Х. 18.25. Совет дружины». Ясно, сегодня в 18 часов 25 минут (совет любит точность!), но зачем?
Женька посмотрел на часы. Стрелки, растопырив пальцы, показывали «5». Было время собраться, привести в порядок себя и форму. Дежурный по штабу на порог пионерской не пустит, если не по форме одет: белая рубашка, красный галстук, синий китель с голубыми погонами и эмблемой ракеты… (Дружина «Юные друзья космонавтов». Знай и не роняй марку!)
Пора. У ворот Тузик жалобно поскулил вслед, грустно, по-человечески, вздохнул и помахал хвостом.
Шесть часов двадцать минут. Из пионерской вышел горнист и сыграл «сбор общий». А так как все общество, находившееся в данный момент в коридоре, состояло только из одного лица, то есть Женьки, то Женька сразу сообразил, кого касается «общий» призыв, и соскочил с подоконника.
— Евгений Орлов! — крикнул дежурный по штабу, и Женька вошел в пионерскую.
Все встали, приветствуя вошедшего, потом сели, и самый серьезный на свете человек с самой смешной на свете фамилией, начальник штаба дружины Лева Смехов, представляя Женьку, еще раз назвал его фамилию: Евгений Орлов.
Но Женька не смотрел на Леву. Он не сводил удивленного взгляда с Ляльки. Такой расстроенной он никогда еще не видел «железную девчонку». Красная, как ее красный галстук, Лялька сидела хмурая и, хотя не хныкала, то и дело дергала носом, как после недавнего рева.
— Где лося видел, Женя?
Женька не расслышал вопроса:
— А?
Старшая вожатая повторила. Женька хмуро посмотрел на Валентину.
— Это был не лось.
— А кто же?
Солгать? Сказать правду? Нет, лучше солгать, чтобы не причинить зла другому.
— Не лось, — промямлил Женька.
— Кто же?
— Лошадь.
Смех разразился сразу, как ливень после удара грома. Дмитрий Васильевич, директор школы, захохотал, как саксофон. Валентина по-девчоночьи захихикала безудержно и бесконечно. Даже самый строгий человек на земле Лева Смехов оправдал наконец свою фамилию.
У Ляльки, зареванной Ляльки, и у той выступили слезы, на этот раз не от рева, а от смеха. Женька не удержался и, злясь на себя за то, что не может удержаться, тоже засмеялся. Он ведь не знал, чем был вызван припадок смеха. То есть знал, что его ответом, но не знал, что, кроме лошади, которую он имел в виду, скрывается за этим ответом. Наконец Валентина переборола себя и сказала:
— Не лошадь, Женя… Не лошадь… Лось… Я показала снимок.
Женька удивленно посмотрел на Ляльку. Лялька покраснела и отвернулась. Вот она какая, не побоялась позора, призналась в своей лжи. А может, его испугалась, его снимка? И призналась, чтобы опередить? Нет, она знала, что он не скажет. С той минуты знала, когда он мимоходом сунул ей в руки снимок. Знала и все-таки созналась. Женька снова посмотрел на Ляльку. На этот раз с уважением.
Валентина что-то говорила, но он не слышал. Его мысли были заняты Лялькой, ее поступком: а он мог бы так, как она?
— Никакая ложь не достойна честного пионерского, — говорила Валентина. — Только — правда. А правда всегда одна. Даже неприятная. Даже на зло себе.
Лева Смехов встал.
— Начальник штаба зоны «Восток-2» Лариса Сергеева… (Лялька встала.) Штаб всех зон признает твою вину и отклоняет просьбу о взыскании.
Женька понял, почему Лялька зареванная: дорого далось ей признание. А Лева Смехов между тем продолжал:
— Пионер Евгений Орлов. (Женька встал.) Штаб всех зон назначает тебя начальником пионерского лесничества.
Женьке показалось, что он ослышался. Пионерское лесничество? И он — начальник? Розыгрыш, сон. Нет, не сон и не розыгрыш. Его ответа ждут.
— Штаб ждет ответа, — сказал Лева Смехов. — Ты как, согласен?
Женька разозлился. До чего у Левы все просто: согласен — не согласен… Ну, допустим, согласен. Или нет, не согласен. Не это сейчас его волнует, другое: почему его вообще выбрали? Чтобы исправить? Обидно. И если это так, он из чувства собственного достоинства не согласится, умрет, а подачки не примет. С папой-браконьером столкнуть? Еще обидней. Для них его папа ничто, а для него всегда папа. Он от него никогда не откажется. Ни за что. Почему же его выбрали?
Старшая вожатая Валентина, кажется, догадалась, о чем он думает.
— Это я тебя выдвинула, — сказала она и, развернув, показала ему «Зарецкий рабочий».
Он сразу узнал этот летний номер газеты. Там, на последней странице, была фотография. Он — в полный рост, колчан стрел на груди, индийский лук за плечами — стоит, опершись на посох, и подпись: «Лучший следопыт пионерского лагеря зарецкой школы».
— Штаб ждет ответа, — напомнил Лева Смехов.
— Я согласен, — сказал Женька.
Через несколько дней в «Зарецком рабочем» появилась заметка о пионерском шефстве над сохатым новоселом, подписанное начальником пионерского лесничества Орловым-младшим.
Орлов-старший сказал: «Ну-ну», и поздравил сына с выдвижением в начальники.
Пионерское лесничество
Женька Орлов, начальник пионерского лесничества, идет по своему хозяйству.
Слева от Женьки семенит Генка Юровец, справа — напролом, по-медвежьи, сопя и отдуваясь, лезет Мишка-толстый. Позади, то отставая, то догоняя впереди идущих, порхает легкая, как бабочка, Оля Румянцева. Женька Орлов, оглядываясь, недовольно косится на Олю-учетчицу: нарядилась… Гнев у Женьки вызывают куцые косички учетчицы с красивыми бантами.
У Генки Юровца на груди бинокль, сбоку охотничий нож в чехле. На голове, как, впрочем, и у всех других, зеленая пилотка со значком — дубовым листиком, — символом лесного пионерского хозяйства. У Мишки-толстого в руках магнитофон. Закончат дела, притаятся и будут записывать птиц.
— Муравейник! — кричит Женька Орлов.
— По счету — семь, — отвечает Оля-учетчица, сверяясь с записями.
— Барсучья нора.
— Первая и единственная, — грустно вздыхает Оля-учетчица.
На все пионерское лесничество один барсук. Да и того они еще ни разу не видели. Слышали только, как он там пыхтит, под землей.
— Птичья столовая…
— Пятнадцатая…
— Тише! — Мишка-толстый прикладывает палец к губам. — Слышите?
Женька Орлов усмехается: глухой услышит, дятел долбит. Неужели Мишка-толстый дятла собирается записывать? Ну и дурак. Дятла в лесу всегда услышишь. А вот чижа у них нет. Сколько раз слышали, а записать не могли. Женька прислушался. Нет, не дурак Мишка, не дятла он услышал, то есть не только дятла, а и еще кого-то. Дятел раз долбанет, а тот, другой: «Ох, ох, ох!..» Как будто дерево от боли стонет. Но не дерево же? Нет, конечно, филин! Дятел филина разбудил, вот он спросонок и охает. А кажется, дерево. Молодец Мишка, что услышал. Это надо обязательно записать.
Останавливаются и записывают. Потом дальше идут, ведя учет сеянцам и саженцам, сухостою, обреченному на вырубку, и деревьям-патриархам с табличками, на которых написано: «Охраняется ЮДС» (таблички — Женькина выдумка, ЮДС — «Юные друзья леса»).
Вдруг вдалеке запел охотничий рожок. Женька Орлов, Генка Юровец, Мишка-толстый и Оля-учетчица замерли. Лица всех отразили одно и то же — тревогу. Охотничий рожок («робин-гуд», как окрестили его ребята) мог кричать только в одном случае: если владельцу рожка или обитателям леса грозила беда.
