Гавань разбитых ракушек - Муратова Ника (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Родионов тряс отчетом перед ее носом, с трудом удерживаясь, чтобы не разорвать бумаги сию минуту.
— Значит, вас подкупили! Потому что этого не может быть, я вам говорю! Уж кому, как не мне, знать!
— Не оскорбляйте меня, пожалуйста.
Генетик поправила очки на носу, слегка разрумянившись от напора Дениса. Она видела множество гневных реакций выявленных отцов, и все грозились вывести ее на чистую воду. Потом, правда, успокаивались и признавали факт.
— Я еще раз повторяю, вы вправе повторить анализы в другом месте. Хотя сомневаюсь, что вы найдете более квалифицированную лабораторию.
Динара тоже вскрыла свой конверт. Она немного нервничала, но совсем немного. Она наблюдала за поведением Родионова и знала, что не ошиблась. План сработал.
— А вы, уважаемая, что же, не хотите ли взглянуть? — пропела она елейным голоском, протягивая бумаги Ольге. — Ведь вам же жутко интересно, не так ли?
— Как ты это сделала? Как?
Голос у Родионова звучал так, словно ему сжали горло. Неужели она подкупила здесь всех? Но ведь он предупредил соответствующих людей, чтобы проследили. Не может быть. Осечки не может быть. Что же она сделала? Презерватив проколола, украла, сохранила? Но где, когда? Что она могла сделать, эта стерва, которую он готов был задушить прямо сейчас?
Ольга добралась до выводов.
«Как видно из представленных данных, заявленный отец обнаруживает формальное совпадение с ребенком как минимум по одному из аллелей во всех исследуемых локусах. Таким образом установлено: генетически материал ребенка мог быть получен от заявленного отца, то есть отцовство Родионова Д.Н. в данном исследованном спорном случае не исключается. Совпадение генотипа можно считать закономерным, то есть обусловленным кровнородственными родительскими отношениями заявленного отца и ребенка».
— А почему вы не пишете, каков процент вероятности? — вдруг спросил Денис.
Как будто за последнюю соломинку схватился.
— Мы отказались от этой практики. Если мы пишем такой вывод, то это значит: процент достоверности достаточно высок. Если доходит до суда, то в расчет берутся и другие факты, но это уже не наше дело.
— Какие факты?
— Простите, насчет этого вам следует проконсультироваться у юриста. Мы всего лишь генетики и можем сказать, что совпадения генов достаточно для того, чтобы признать наличие у ребенка близкой кровнородственной связи с вами. Мы вам уже объяснили, в чем суть нашего анализа. Ошибки быть не может.
— Ну что, папочка? Отзвенела осень золотая?
Динара широко улыбалась.
— Думаешь, все так легко? Я не остановлюсь.
Родионов приблизился к ней вплотную, не вынимая рук из карманов, словно опасаясь, что не сдержится и ударит ее.
— Ты знаешь, что это неправда. Что за трюк стоит за этим, я не знаю. Но узнаю, поверь мне.
— Испугалась. Прямо вся дрожу. Кстати, не нервируй мать твоего ребенка. И так мы его потревожили этим анализом, еле кровотечение успокоила потом. Так что остынь, Родионов. И не волнуйся так. Мы еще такую свадьбу сыграем, всем на зависть. Могу даже твою подружку себе в свидетельницы взять. А, Оля, пойдете?
Панова пожала плечами. На нее напала совершенно неуместная апатия. Ей стало все равно, о чем эти двое разговаривают. А вдруг… Она так много передумала по этому поводу, что ей даже не пришлось принимать решения. Оно было готово. А вдруг… Что тогда?..
Глава 10
Ольга шагала по ночной улице, вдоль парка, не замечая вечерней прохлады, погруженная в собственные мысли. Она была зла на весь мир. Обиженный ребенок, непонятый, обманутый. Кругом обман. Почему? Все так живут или просто ей так крупно везет?
Одна из улиц завела ее к старым домам, сталинских еще времен, домам-тортикам, с витиеватой лепкой на стенах и подвальными помещениями, окна которых наполовину возвышались над уровнем дороги, а наполовину скрывались под землей. В одном из таких окон горел свет. Занавески невнятно-грязного цвета были раздвинуты. Ольга замедлила шаг, поддавшись природному любопытству, и заглянула в окно. Совершенно убогая обстановка комнаты, облезлые, в ржавых разводах стены и помятый алюминиевый тазик под изогнутой трубой вызвали в ней невольное отвращение. Посреди этого царства нищеты у стены за низким столом сидел в инвалидном кресле, низко согнувшись над учебником и тетрадью, мальчик лет десяти. Он, казалось, не замечал ничего вокруг, он погрузился в мир книги и усердно выполнял данное задание. Ольге стало неловко. Ребенок, даже такой незрелый мальчуган, с полным коробом собственных проблем и горестей, может использовать свои обиды и злость на несправедливо устроенный мир для того, чтобы сконцентрироваться, собраться с силами и идти, назло всем обстоятельствам, к намеченной цели. А что же она? Плюнула и ушла. И не знает, что делать дальше. Раскисла, как мякиш в воде.
Даже то, что раскисать было от чего, не могло служить оправданием. С Родионовым все было решено. Слушать его оправдания о подставе, обмане, хитроумных интригах Динары казалось просто отвратительным. Она несколько раз думала о том, что, если бы он сразу признал вероятность отцовства, она куда спокойнее отнеслась бы к результатам. Но чтобы такой, казалось бы, кремень-мужик, надежный, как скала, оказался обычным разгильдяем, неспособным отвечать за собственные поступки, ударило по всем болевым точкам доверия. Ольга не желала больше его видеть, и он, похоже, смирился. Внутреннее противоречие терзало сердце, быстрое отступление Родионова било по самолюбию. Мог бы и побольше усердия проявить, больше настойчивости. Попытался — и отступил. Она ему, может, не так уж и нужна была, в конце концов? Ведь сам виноват, вина доказана, неужели, кроме как отрицать все и обижаться, что она не верит, ничего в его арсенале не осталось? Причем, судя по последнему разговору, он обиделся на нее не меньше ее самой. Не просто обиделся, а разозлился. Даже ударил по самому больному.
— Ты со своими принципами и близорукостью скоро выкинешь из своей жизни всех близких тебе людей.
Она сделала вид, что ее не пробило. А потом опять рыдала в подушку.
Но последней каплей послужила подножка, подставленная Калаханом. До недавнего времени певший ей дифирамбы и обещавший золотые горы, он вдруг пошел на попятную:
— Нил, вы бы не могли узнать, есть ли у меня еще шансы? Сроки решений уже прошли, а от них нет ответа.
— Раз нет ответа, значит, не прошла.
Резко так, но при этом посмеиваясь, словно наблюдать ее поражение доставляло ему немалое удовольствие.
— Но ведь три места… Неужели ни в одно не прошла? Я вроде подходила по всем параметрам, прошла в шорт-лист по двум позициям, а теперь — тихо. А они с вами не связывались?
— Нет.
— Я ведь вас в рекомендатели поставила. Вы ведь сами говорили, что…
— И что с того? Значит, выбрали других. Шорт-лист еще ничего не значит.
Он даже не собирался ее утешать. Не собирался советовать подать резюме еще куда-нибудь. Не собирался воодушевлять. Ей казалось, что, подай она сейчас заявление об уходе, — он спокойно его подпишет. Абсурд. Что произошло? Информация о ее разрыве с Родионовым не могла докатиться до Калахана. Немыслимо. Слишком разные инстанции. Но тем не менее что-то произошло, и Калахана Панова больше не заботит ни как сотрудник, ни как человек.
Димыч сочувствовал, но помочь ничем не мог. После того как Ольга съехала с его квартиры, как дала понять, что больше их ничто не связывает, она практически перестала делиться с ним своими бедами. Он знал, что Панова поселилась на квартире недалеко от бабушки, в ожидании, что через пару месяцев уже уедет. Она частенько столовалась у Жанны Тимофеевны и встречалась там с отцом, категорически отвергая все попытки примирения с матерью. В квартире у нее был полный бардак — она даже не трудилась обустроить ее, привести в человеческий вид. По всему угадывалось временное жилье, и Панова не собиралась менять этот уклад. Как только ей сказали, что она прошла в список возможных кандидатов на вакантные посты, Ольга решила, что дело на девяносто процентов сделано и с помощью Калахана и еще каких-то неведомых ей сил поддержки она непременно получит желаемую работу. А в итоге она не получила даже ежегодного повышения оклада, которое обычно объявляется во второй квартал каждого года. Димыч хотел было предложить ей переехать обратно к нему, чтобы сэкономить деньги, но боялся. Панова была на взводе и могла так отшить, оскорбившись, что лучше и не пробовать.
