Честное слово (сборник) - Пантелеев Леонид (читать книги онлайн регистрации txt) 📗

— Ну, на, на, возьми, пожалуйста, — заторопилась ларёчница, поискала в хлебных обрезках и протянула Володьке порядочную горбушку чёрного хлеба.

Он отошёл от ларька, воровато оглянулся и, отщипывая на ходу кусочки, стал торопливо есть. Собака молча бежала рядом, так же безнадёжно заглядывая ему в лицо. Володька почувствовал что-то вроде стыда.

— На, ешь, брюхо ненасытное, — сказал он и, отломив, кинул собаке половину хлеба.

На дворе уже сгущались сумерки. Опять заморосил скучный осенний дождик.

«Куда ж мне идти?» — подумал Володька.

За спиной его, на мосту, затарахтела телега. Володька сошёл с дороги, пропустил её. На телеге стояли большие бидоны с конопляным маслом. Знакомый федосьинский мужик, накинув на голову рогожный мешок, боком сидел на передке, раскуривая папиросу.

— Со школы? — крикнул он, узнав Володьку.

— А то откуда же ещё? — мрачно ответил Володька.

Телега прогромыхала, оставив в воздухе сладковатый запах конопляного масла.

«На мельницу пойти, что ли?» — подумал Володька и вспомнил, как в прошлом году они ходили сюда с учительницей на экскурсию. Ох, как давно это было! И как хорошо, шумно, светло, весело было тогда… Они всё обсмотрели: и где хлеб мелют, и где масло из конопляных семечек давят… Но приятнее всего было вспомнить сейчас, как принесли им тогда каравай хлеба, нарезали его, раздали ребятам и позволили им «макать» — окунать свежий хлеб в только что выдавленное, ещё тёплое, душистое, горьковато-сладкое масло.

От этих воспоминаний у Володьки даже слюнки побежали.

«Пойду… схожу, — решил он. — Может, и мне помакать позволят».

На всякий случай он даже не стал доедать, а сунул в карман маленькую, величиной с мизинец, корочку хлеба.

Но на мельницу его не пустили.

Оглушённый шумом, который стоял на мельничном дворе, с трудом протиснувшись между людей, машин, подвод, бочек, мешков и бидонов, он сунулся к проходной конторе, и здесь его остановил старик сторож:

— Ты куда, герой?

— На мельницу, — сказал Володька.

— По какому делу? К кому?

Володьке неудобно было сказать, что он идёт макать хлеб в масло.

— Ни к кому. Так просто, — сказал он.

— А ну, поворачивай оглобли…

Володька хотел поспорить, хотел попросить как следует, хотел даже соврать что-нибудь, но в это время над головой его раздался хриплый окрик:

— Эй, мелюзга, с дороги!

Володька отскочил в сторону. Высокий дядя, согнувшись в три погибели, тащил на спине огромный, пятипудовый куль с мукой.

Пропустив его, Володька опять было сунулся к сторожке, но тут снова кто-то заорал на него:

— Эй, пистолет, не вертись под ногами!..

И громадная бочка, выкатившись из проходной, чуть не столкнулась с Володькиным лбом.

Володька обиделся, постоял, посмотрел, плюнул и отошёл от конторки.

С полчаса он толкался без всякого дела по двору. Дождь загнал его под навес, где сидели, дожидаясь очереди, человек двадцать подводчиков. Володька присел на корточки и стал слушать, о чём говорят мужики. Но оказалось, что говорят они о вещах неинтересных ему: о том, что лето в этом году было отличное, что урожай собрали повсюду неплохой… Хвалились, у кого какие достатки, много ли получают на трудодень, где чего строят или думают строить.

Володьке опять захотелось есть. Он вспомнил, что в кармане у него лежит корочка, достал её, положил в рот и, чтобы продлить удовольствие, стал потихоньку сосать. Какой-то усатый старик долго, внимательно смотрел на него, потом улыбнулся Володьке, подмигнул и спросил:

— Скусно?

Володька смутился, покраснел и промычал:

— Ага. Вкусно.

— Конфетка небось?

— Ну да… Буду я конфетки есть.

— А что? Неужто не любишь?

Володька пососал корочку, прищурился, причмокнул языком и сказал:

— Шоколад-то небось вкуснее…

Разговоры под навесом смолкли, все взгляды обратились к Володьке.

— Это с каких же ты, суслик, доходов шоколадом питаешься? — строго спросил у него одноглазый парень с серебряным орденом Славы на замасленной солдатской стёганке.

— А вот с таких, — ответил Володька, неопределённо улыбаясь. — У меня, может, доходов-то побольше, чем у вас…

— Ой ли?

— Неужели побольше?

— Ишь ты, посмотрите, миллионер какой! — раздались насмешливые голоса.

— Позволь, позволь, — опять сказал одноглазый. — Какие же у тебя, суслик, могут быть доходы? Ты что — работаешь? Учишься?

— Да. Учусь.

— Стипендию получаешь?

— Нет.

— Так откуда же у тебя деньги?

— У отца небось украл, — сказал кто-то за Володькиной спиной.

Володька резко повернулся, и от возмущения даже голос у него охрип:

— Да? Украл? Ох вы!.. Подите спросите… Если хотите знать, он мне сам намеднись полсотни подарил.

— Да ну? Это с какой же стати он полсотнями-то бросается?

— Бывает, братцы, бывает, — сказал, улыбаясь, усатый старик. — Бывает, что отцы ребят балуют. Ну, мало ли… Пятёрку парень со школы принёс — вот и получай награду. Верно ведь? — обратился он к Володьке.

— «Пятёрку»! — презрительно поморщился Володька. — Если отцу за каждую пятёрку платить, так у него небось и денег не хватит.

— А ты что же, значит, прямо шестёрками получаешь?

— Не получал, а может, ещё и получу.

И, чувствуя, что нелёгкая уже понесла его и что остановиться нет уже никакой возможности, он стал врать: какой он замечательный ученик и как его все любят и уважают — и в колхозе, и в школе, и в пионерском отряде. Вот задали им, например, на днях восемь задачек. Другие ребята и восьми не могут сделать, а он, Володька, посидел, подумал и вместо восьми двадцать восемь решил! Учительница даже специально ходила в роно, чтобы позволили ему вместо пятёрки шестёрку поставить, да там не позволили: говорят, надо в Москву писать, самому министру.

— Ох-хо-хо! — загремело под толевым навесом. — Это кто же такой? Ты чей будешь, парень?

— Да это ж Чубатый, — раздался из темноты молодой насмешливый голос. — Наш, федосьинский бывший… А ну, Чубатый, давай поври там ещё чего-нибудь.

— А ну его, болтуна, — перебил одноглазый парень и опять заговорил: о том, что у них в артели строится гидростанция, что к Новому году в домах будет свет, а на будущий год, может, и своя мельница и маслобойня заработают… Володька попробовал слушать, но язык у него чесался, ему хотелось не слушать, а говорить самому. И он стал вполголоса рассказывать усатому старику, который один ещё продолжал слушать его, какое он, Володька, нашёл выгодное и полезное дело: собирает старые кости и сдаёт их в утильсырьё…

— Да, это дело доброе, — согласился старик. — Это ведь и государству польза. И много уже собрал?

Володька сказал, что пока ещё не так много: десять пудов только. Но и то ведь неплохо: девяносто восемь рублей заплатили.

— Ну? — удивился старик. — Чего же так дорого?

— А у меня потому что кость особенная.

— Какая же она может быть особенная?

— Хэ! — усмехнулся Володька. — А вот вы приходите ко мне — сами увидите…

Во дворе уже темнело. Дождь не переставая стучал по толевой крыше, но людей под навесом становилось всё меньше и меньше: то одного, то другого подводчика вызывали на мельницу. Наконец Володька остался вдвоём с усатым стариком. Старик разложил на коленях ситцевый в чёрную крапинку платок, достал из-за пазухи большой рыжий огурец, краюху домашнего деревенского хлеба и головку чесноку, перекрестился и стал ужинать. Отворачиваясь, чтобы не слышать раздражающего запаха чеснока и не глядеть на соблазнительную краюху, Володька продолжал болтать всякий вздор, а сам против воли всё косился на хлеб и на огурец и с сожалением думал, что напрасно он сказал давеча про шоколад. Теперь неудобно огурца попросить. А старик бы дал, он добрый…

— В воскресенье батька мой в Рязань ездил, — лениво хвалился Володька, глотая слюну и чувствуя во рту противный, кислый вкус горелой ржаной корки. — В Рязань, я говорю, батька мой ездил. Я ему денег дал… Он себе шляпу купил, а мне — фотоаппарат и когти железные…