Когда деды были внуками - Сапронова Надежда Алексеевна (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
Только к концу недели доплелось куда надо.
Все тревожнее становилось в полутемной отцовской избе, все тоскливее. Ну, а дела-то все ж своим чередом идут. Длинными осенними вечерами Пашка изливает свою тоску на сопелке; бабка с девчатами прядут; отец плетет лапти — себе и людям.
Петрухи с ними нет: нанялся на зиму к мяснику в соседний город.
И вдруг под вечерок — почта!
Повскакали с лавок Пашка и отец, а шустрая Апроська все же их опередила, первая протянула руку за письмом.
Бабка, как всегда, делала три дела сразу: крестилась на образа, утирала глаза и сажала дорогого гостя — почтальона — за стол: закусить, чем бог послал.
Письмо перечитали дважды, а трешка произвела ошеломляющее впечатление. Бабка долго ее не тратила: хвасталась ею перед соседками. Но в дырявом кармане деньги все же не залеживаются: пришлось и трешку отдать старосте — в погашение недоимки. Вся семья провожала ее глазами, как староста ее в свой кошель клал. А бабка, как всегда, всех утешила.
— Ну и пес с ней! Зато твою душеньку теперь в покое оставят, волки ненасытные! — Это она отцу еще при старосте сказала.
Пашка аж крякнул от удовольствия. А староста сделал вид, что не слыхал, и поскорее дал ходу.
Что со старухой глупой связываться? Он бы и связался, пожалуй, да бабку Елену все на деревне уважают: попробуй-ка посади ее в «закуток» на съезжую… Весь закуток разнесут — и с ним самим вместе!
Хрен редьки не слаще
Время шло…
День на земле сначала укорачивался, потом потоптался на одном месте, а затем начал удлиняться. А под землей он все время оставался одинаковым: двенадцатичасовым. Да и дня-то, собственно, не было: в темноте влезали под землю, в темноте выходили.
Прошло полгода.
Савка и Андрей стали заправскими шахтерами. Лица потемнели, и засверкали белки. Руки и колени огрубели и покрылись защитной коркой, как подошвы собачьих лап.
Только дышать в шахте не становилось легче. Случалось, что шахтер, работая, вдруг начинал клониться к земле. Тогда его вытаскивали в бадье на воздух — «оклематься», прийти в себя.
За это время умерли два шахтера и стряпуха. И все жаловались перед смертью: «Дыхать трудно»…
Ребята пока на ногах держались, но и они порой «млели».
Бежали недели одна за другой, обрываясь на воскресеньях.
И вот однажды пришла желанная весть от земляков: «Берите расчет, работу вам нашли на соседней штольне. У того самого подрядчика-земляка, у Авдеева».
В субботу ребята заявили хозяину: «Давайте расчет». Хозяин уговаривал остаться, но они настояли на своем. Обсчитав, елико возможно, при расчете, хозяин их отпустил.
Ребята ушли к землякам, несмотря на близость ночи: дорога короткая, знакомая.
Домом родным показался ребятам старый барак; матерью — добрая Анна Петровна.
Вечер прошел, как праздничный, в разговорах и с чаем.
Утром сват подрядчика повел их наниматься. Застали его на семейной квартире. В маленькой комнатке жили всего две семьи: Авдеев (пока один — жена еще не приехала) и другой подрядчик с женой и грудным ребенком. Спали на кроватях, а на двух окнах даже цветы, впрочем, совершенно захиревшие от «воздуха», как пожаловалась хозяйка.
Это было сверхпривилегированное положение человека на шахте, значит, не простой это для хозяина человек.
Авдеев из земляческих чувств нанял ребят, но предупредил:
— Держите ухо востро: начальству не перечьте, смутьянов не слушайте: враз уволим.
— А разве и у вас… того… смутьяны водятся? — спросил сват.
— И предостаточно, — отвечал Авдеев. — Первый — кузнец здешний, Кондрашов. До чего человек вредный, сказать не могу! По виду — воды не замутит. Слова простые говорит, будто хорошие. А послушаешь — и самому себе в морду дать хочется. Без наживы на подряде, какой же я подрядчик? А Кондрашова послушаешь, выходит, я жулик. А хозяин и вовсе кровосос и аспид. Да все это так спокойненько, с рассуждением, что и крыть нечем. Ну, а голытьба-то шахтерская на такие речи падкая, подхватит и давай бунтовать: то ей жратва плоха, то крепи слабы, то обсчитывают вишь… А Кондратов меньше всех кричит. Только изредка как топориком по башке стукнет умненько. И не подкопаешься под него. Вредный человек, — закончил Авдеев.
Савка слушал, безразлично поглядывая по сторонам, а сам мотал себе на ус: и учитель говорил, что кулак — кровосос. И учитель говорил: борись, Савка, с неправдой! Может, этот Кондрашов из тех людей, каким был и учитель?
— Ну, ребята, пошли! — заключил Авдеев, а свату наказал: — А ты оставайся тут. Ворочусь, посошок тебе на дорогу выправим! — день воскресный!
Авдеев повел ребят в барак, где помещалась его артель. Там их встретила толстая неопрятная стряпуха недобрым, исподлобья, взглядом. Ребята сказали свое «здравствуйте, тетенька», а Авдеев пояснил:
— Вот тебе новых столовников привел, прошу любить да жаловать.
Стряпуха не ответила ничего. Авдеев сказал еще несколько слов, искоса наблюдая за поведением стряпухи: она была, как узнал Савка впоследствии, главным фискалом хозяина по их артели, и Авдеев немного ее опасался, хотя и сам был прихвостнем не из последних.
Внедрив таким образом ребят в их новое жилье, Авдеев пошел домой «выправлять посошок» свату, а ребята стояли у двери с котомками за плечами, не зная, что делать дальше.
Барак был пуст, если не считать человек семь спящих: от устали иль от хмеля — кто знает? За стенами опостылевшего барака остальные веселились, кто как умел: большинство, разумеется, в кабаке. Стряпуха не обращала на ребят никакого внимания. Простояв несколько минут, Савка наконец решился: снял котомку и положил ее под лавку у стола, а сам тихонько присел на эту лавку, с краешка. Андрей последовал его примеру.
Стряпуха тотчас же зверем метнулась к ним, схватила котомки и швырнула их под нары:
— Там ваше место, паршивцы! — Это было первое ее приветствие новоселам.
Попозже начали приходить отгулявшие шахтеры. Большинство — пьяные «в дым». Пьяные крики, песни, споры и тяжелые хмельные мужицкие слезы, перемешанные с махорочным и водочным перегаром, завершили шахтерский день отдыха.
Среди воротившихся, к своему великому изумлению и радости, Савка увидел и Катаева: оказалось, сват Авдеева пристроил и его.
Наутро Савка и Андрей вместе с остальными пошли на работу.
Сегодня шахтеры были уже не те, что вчера: не буйные, отчаянные головы, а обыкновенные рабочие люди, уважающие свой и чужой труд. К ребятам они отнеслись так же сочувственно, как и шахтеры «мышеловки», и так же охотно и щедро давали полезные советы применительно к их шахте: шахта была штольная. Посоветовали присматриваться к работе коногонов и через недельку-другую проситься на эту работу: «Все ж лучше ездить, чем ползать. Да и заработаете больше».
Узнав, что подрядчик — их земляк, некоторые забеспокоились:
— А фискалить не будете?
— Что вы, дяденьки: мы не такие. Мы деревенские. Нам это непривычно. Мы в школе за такие дела били, — уверял Савка.
И люди верили его простоватому открытому лицу. Андрей поглядывал с хитринкой, но, как обычно, кивками подтверждал слова Савки.
В эту шахту люди спускались не по стволу, как в буровой, а по «людскому ходу» — тоннелю в средний человеческий рост высотой и один метр шириной, прорытому в земле, под углом тридцать пять — сорок градусов. В земляном полу его были вырублены широкие, слегка наклонные пороги, окантованные внизу доской, укрепленной колышками.
Отсутствие клети и бадьи при спуске обрадовало Савку: своими-то ногами шагать веселей, чем проваливаться, словно черту, под землю.
Но новые товарищи в ответ на эту радость улыбнулись загадочно.
— А ты вот вечерком нам расскажешь, как тебе понравился наш ходок, — сказал один.
День прошел как всегда. Теперь уже Савка с Андреем — люди бывалые и работают не хуже прочих. Устали, конечно, до отказа, но уже без той нестерпимой ломоты во всем теле, как в первые дни их четвероногого хождения. Наконец работа закончена, можно домой. Вот и выход.
