Хайди, или Волшебная долина - Спири Йоханна (книги регистрация онлайн .TXT) 📗
— Да ведь в том-то и беда! — всплеснула руками фройляйн Роттенмайер. — Что ей делать с книгами? Да она за все это время даже буквы не выучила. Этой девочке совершенно невозможно внушить хоть какие-то понятия. Спросите господина кандидата! Не обладай сей превосходный человек поистине ангельским терпением, он бы уже давно отказался от этих занятий.
— Однако это странно. По виду девочки не скажешь, что она не в состоянии запомнить буквы, — сказала госпожа Зеземанн. — А теперь все-таки приведите ее ко мне, пусть хотя бы картинки посмотрит.
Фройляйн Роттенмайер намеревалась еще что-то сказать, но госпожа Зеземанн повернулась и быстро ушла к себе. Ее крайне удивил разговор о неспособности Хайди к учению, и она решила сама все выяснить. Но не у господина кандидата, чей ангельский характер она высоко ценила. Встречаясь с ним, госпожа Зеземанн всегда была весьма приветлива, однако тут же спешила уйти, чтобы не оказаться втянутой в разговор с учителем. Его манера выражаться чрезвычайно ее утомляла.
Хайди явилась в комнату госпожи Зеземанн и тут же широко раскрыла глаза при виде роскошных цветных картинок в книгах, которые перед ней выложила бабуленька. Они стали вдвоем смотреть картинки, бабуленька в очередной раз перевернула страницу, и вдруг Хайди громко вскрикнула. Горящими глазами смотрела она на открывшуюся ее взору картинку, и тут по щекам ее полились слезы. Она всхлипнула. Бабуленька удивленно смотрела на картинку. Что там такое? На картинке был изображен дивный зеленый луг, а на лугу резвились козы. Посреди луга, опершись на посох, стоял пастух. Все было залито золотистым светом, так как солнце как раз заходило за горизонт.
Бабуленька взяла Хайди за руку.
— Иди ко мне, деточка, — ласково проговорила она. — Не плачь, не надо слез. Я понимаю, тебе эта картинка что-то напомнила. Смотри, тут есть чудесная история, которую я расскажу тебе нынче вечером. В этой книжке много интереснейших историй, которые можно читать и потом пересказывать. Иди ко мне, нам с тобой надо кое-что обсудить. Вытри слезы, вот так, и подойди поближе, чтобы я тебя хорошо видела. Ну вот и славно, вот мы и опять повеселели!
Но Хайди долго еще продолжала всхлипывать. Бабуленька дала ей время прийти в себя, только иногда ободряюще приговаривала:
— Вот и славно, вот мы и опять веселые!
Когда девочка наконец успокоилась, бабуленька сказала:
— А теперь, деточка, ты должна мне кое-что рассказать. Как проходят ваши уроки с господином кандидатом? Ты уже что-то знаешь, умеешь?
— О нет, — со вздохом ответила Хайди. — Я знаю только, что ничему не могу научиться.
— Как это — ничему не можешь научиться? Что это значит?
— Читать вообще нельзя научиться, это очень трудно.
— Вот так-так! И откуда же ты это взяла?
— Мне Петер говорил, это очень трудно.
— Ох, уж этот мне Петер! Но знаешь ли, девочка моя, не нужно принимать на веру все, что говорит Петер. Надо самой попробовать. Я понимаю, с такими мыслями ты, конечно же, плохо слушала господина кандидата и лишь вполглаза смотрела на буквы.
— Это бесполезно, — проговорила Хайди тоном, в котором слышалась покорность судьбе.
— А теперь послушай меня, Хайди, — начала бабуленька, — ты до сих пор не выучилась читать только оттого, что поверила Петеру. Но теперь ты должна поверить мне, а я заявляю тебе твердо и определенно, что ты очень быстро научишься читать, как все дети, такие, как ты, а не твой Петер. И ты должна понять, что будет, когда ты выучишься читать. Вот, к примеру, ты увидала на картинке пастуха на прелестном зеленом лугу. Как только ты выучишься читать, я дам тебе эту книгу и ты сможешь сама прочитать историю этого пастуха так, словно кто-то тебе ее рассказал. Ты прочтешь о том, как он ходил за своими овцами и козами и какие странные вещи с ним случались. Ведь ты хотела бы это знать, правда, Хайди?
Хайди напряженно слушала бабуленьку и, переведя дух, с блестящими глазами ответила:
— О, если бы я умела читать!
— Теперь ты научишься читать, и притом очень быстро, я уже это вижу. А сейчас мы с тобой наведаемся к Кларе. Пойдем и захватим с собою книги.
И госпожа Зеземанн, взяв Хайди за руку, направилась в классную комнату.
С того дня, как Хайди собралась убежать из дому, а фройляйн Роттенмайер застигла ее на крыльце и сказала ей, какая она дурная и неблагодарная, раз решила убежать, и как хорошо, что господин Зеземанн об этом не знает, девочка очень переменилась. Она поняла, что не сможет уехать домой, когда захочет, как обещала тетка, нет, ей придется надолго, очень надолго остаться во Франкфурте, а быть может, и навсегда. Поняла она и то, что господин Зеземанн сочтет ее неблагодарной, если она скажет, что хочет домой, и полагала, что так же подумают и Клара с бабуленькой. И потому она ни одной живой душе не смела поведать, что тоскует по дому, ведь тогда даже бабуленька, такая ласковая с ней, рассердится, как рассердилась фройляйн Роттенмайер. А Хайди вовсе этого не хотелось. Но камень, лежавший у нее на сердце, становился все тяжелее.
Хайди почти ничего не ела и с каждым днем делалась все бледнее. И ночью она часто подолгу не могла уснуть. Едва все кругом стихало и она оставалась одна, перед глазами у нее вставали залитые солнцем горы, луга и цветы. А когда, наконец, она засыпала, ей снились красные скалистые вершины Фалькнисса и пылающие снега Кезапланы. Просыпаясь утром, полная радости, она хотела выбежать из хижины… но замечала, что лежит на высокой кровати во Франкфурте, далеко-далеко от дома, и не может туда вернуться. Зарывшись лицом в подушку, она тихонько плакала, стараясь, чтобы никто ее не услышал.
От бабуленьки не укрылось угнетенное состояние Хайди. Несколько дней она молча наблюдала и ждала, не изменится ли дело к лучшему. Но все оставалось по-прежнему, и по уграм бабуленька часто замечала, что глаза у Хайди заплаканные. И вот однажды она вновь привела Хайди к себе и, глядя девочке прямо в глаза, ласково спросила:
— Скажи-ка мне, Хайди, чего тебе не хватает? Что с тобой? У тебя какое-то горе?
Но Хайди боялась показаться неблагодарной, а особенно этой ласковой женщине, ведь тогда она уже не будет так к ней добра. И девочка печально ответила:
— Про это нельзя говорить.
— Нельзя? И Кларе тоже нельзя ничего сказать?
— О нет, нет, никому нельзя, — уверяла ее Хайди с таким несчастным видом, что бабуленька сжалилась над ней.
— Иди ко мне, детка, я хочу тебе кое-что сказать. Знаешь, если у человека горе, о котором никому нельзя поведать, то тогда он может поделиться этим горем с Господом Богом и молить Его о помощи. Только один Бог может помочь любому горю, облегчить любую тяжесть. Ты ведь это понимаешь, не правда ли? Ты ведь молишься Богу по вечерам, благодаришь Его за все доброе и просишь уберечь тебя от всего дурного?
— Нет, я никогда так не делаю, — отвечала Хайди.
— Ты никогда не молишься, Хайди? Ты даже не знаешь, что это такое?
— Я с первой бабушкой молилась, но это уже давно было, я все забыла.
— Вот видишь, девочка, ты потому такая грустная, что не знаешь никого, кто мог бы тебе помочь. Подумай сама, как было бы прекрасно, когда у тебя тяжело на сердце, обратиться к Богу, все Ему рассказать и просить о помощи. А Он ведь помогает там, где никто уже помочь не в состоянии. И Он может вернуть нам радость.
В глазах Хайди мелькнул лучик надежды:
— И Ему можно все-все сказать?
— Да, Хайди, все.
Хайди высвободила руку из рук бабуленьки и спросила:
— Вы позволите мне уйти?
— Ну разумеется, деточка, ступай с Богом!
Хайди бегом бросилась к себе в комнату, села на низкую скамеечку, сложила руки и поведала Господу все, что было у нее на сердце. Проникновенно и искренне молила она Бога помочь ей вернуться домой, к дедушке.
Прошло больше недели, и господин кандидат выразил желание засвидетельствовать госпоже Зеземанн свое почтение и обсудить с ней одну странную историю. Наконец его пригласили, и, едва он вошел, госпожа Зеземанн протянула ему руку.
