Первое имя - Ликстанов Иосиф Исаакович (список книг .txt) 📗

Друзья уселись в тени под забором.

Вадик пожаловался:

— Тоже новости!.. Сегодня я за обедом сказал папе, что автомобильный магазин получил «победы», а он как закричит: «Не приставай с глупостями, достаточно с тебя арифмометра!» Очень остроумно арифмометр с «победой» сравнивать… Будто я виноват, что у папы будет много работы на траншее… Наверно, твой батька скорее машину купит, чем мы, правда?

— Да-а, жди! Ему тоже траншея мешает.

— Тогда хорошо: у нас вместе машин не будет! — утешился Вадик. — Смотри, какая туча…

Густосиняя туча катилась по небу. Быстрое, даже торопливое движение этой громады при полном безветрии внушало чувство тревоги. Край тучи будто срезал солнце, на Касатку упала зеленовато-желтая тень, и запахло дождем. Подгоняя мальчиков, первые капли тяжело и редко зашлепали по листве, зашумел ветер, прокатился ворчливый гром.

Можно было подумать, что этого и ждали взрывники в карьере, чтобы начать соревнование с грозой. Они так дружно рванули гору, что земля под ногами качнулась, зазвенела посуда в доме.

Пестовы сошлись в столовой. Мать собирала к вечернему чаю, отец читал газету, а Наталья сидела на диване с шитьем в руках. Она опасливо взглянула на Паню и укололась иголкой.

Мальчики прилипли к окну и стали наблюдать грозу. Молнии обильно сыпались на Железногорск, то прочерченные сверху вниз острым огненным карандашом, то расплесканные ослепительной вспышкой в пал неба, то похожие на деревья, растущие корнями вверх. Блеск молний отражался в мокрых крышах, как в бесчисленных зеркалах, над Касаткой стоял немолчный грохот, через правильные промежутки времени из рудничного карьера доносились раскатистые взрывы, сотрясавшие землю. Ничто не могло помешать Горе Железной делать свое дело.

Важная новость

Отшумел гром. Плеснула последняя горсть ливня, брошенная на землю уходившей тучей…

— Кончилось, кажется, — с облегчением вздохнула Мария Петровна.

И в эту самую минуту стукнула входная дверь. Кто-то, тяжело переступая, вытер ноги о половичок в передней; густой, рокочущий голос спросил:

— Дома хозяева?

Пестов поспешил навстречу гостю:

— Входите, Юрий Самсонович! Дайте я макинтош повешу…

В столовую вошел секретарь рудничного партийного комитета Борисов, такой плотный, что, казалось, под ним прогибается пал. Держался он прямо, высоко подняв голову с коротко остриженными седыми волосами. На темнобронзовом лице выделялись рыжеватые усы и брови.

— Здравствуйте! На десять минут к вам. Претендую на стакан чая с малиновым вареньем, — пророкотал он, здороваясь с женщинами. — Собирайтесь, Григорий Васильевич, за нами сейчас генерал-директор заедет. Он звонил мне… Товарищи из обкома партии приехали. Хотят побеседовать с горняками перед внеочередным заседанием бюро горкома партии.

— Спешное что-нибудь? — насторожился Григорий Васильевич.

— Не спешное, а сверхспешное. — Юрий Самсонович взял из руте Марии Петровны стакан чая, тотчас же отставил его и прошелся по комнате, теребя усы. — Ну, выходит по-нашему, Григорий Васильевич. Обком поддерживает нас по вопросу о снабжении домны Мирной. Надо полностью обеспечить домну Мирную нашей железногорской рудой, не ухудшая снабжения других домен. Железная дорога завалена грузами, возить руду из Белоярска для домны Мирной почти невозможно… Представляете, что это значит?

В комнате все затихли…

Уже давно горняки говорили о том, что нужно дать руднику вторую — выходную — траншею, чтобы рудничный транспорт входил в карьеры по одной траншее, а выходил по другой без задержек и чтобы выдача руды увеличилась. Это дело казалось очень далеким, и вдруг оно надвинулось вплотную, стало срочным и боевым.

— Домну Мирную задуют шестого ноября, и не накормим мы ее рудой, если к этому времени траншею не пройдем. — Григорий Васильевич развел руками. — Мы тут судили-рядили, сроки выбирали, раскачивались, а дело так повернулось: за два месяца дай траншею и обходную железную дорогу от Крутого холма до Сортировочной! За два месяца, не больше!

— Ух!.. — шепнул Вадик, округлив глаза. — Слышишь, Панька?

Слышал ли Паня! Он ловил каждое слово, уже охваченный надеждой, что и это дело, имеющее для рудника такое значение, не пройдет мимо его батьки.

— Трудновато будет, трудновато… — проговорил Григорий Васильевич и ушел в спальню переодеваться.

— Да, будет нелегко, — сказал Юрий Самсонович, когда Григорий Васильевич появился снова, уже в своем новом костюме. — А впрочем, учтите, что нам помогут и металлурги и железнодорожники. Ведь они заинтересованы в том, чтобы домна Мирная плавила местную, а не привозную руду… К тому же на проходку траншеи мы, конечно, поставим лучших мастеров во главе с Пестовым. Ведь так?

От радости Паня чуть не заплясал: вот какая работа ждет батьку!

С улицы послышался гудок.

Мальчики выскочили на улицу и проводили взглядом машину, увозившую Пестова и Борисова.

— Мне домой надо, — сказал Вадик.

— Зачем?.. Сейчас ребята на площадку сбегутся, мы реванш возьмем.

— Хитрый какой! Вы уже всё знаете о траншее, а моя мама, может быть, не знает.

Мальчики со всех ног бросились вниз по улице Горняков.

В квартире Колмогоровых было тихо, так как Зоя и самый младший Колмогоров, Ваня, ушли к соседям, отец еще не вернулся из карьера, а мать Вадика, Ксения Антоновна, работала в столовой, разложив на обеденном столе таблицы и чертежи.

Инженер Ксения Антоновна Колмогорова, полная женщина с ниточками седины в черных волосах, вообще всегда была очень занята. Она проводила много времени на рудничных стройках, дома писала диссертацию, а в редкие свободные минуты становилась обыкновенной мамой, боящейся детских болезней, взрывов и ужей.

— Ребятишки, ни звука! — сказала она, передвигая рейку логарифмической линейки и записывая цифры в блокнот. — Постарайтесь обойтись без взрывов. Сидите в столовой, только не тащите сюда ваших ужасных животных.

— Мама, ты знаешь, траншею надо пройти за два месяца и дать руду домне Мирной, как только ее построят! Спроси даже у Пани! — выпалил Вадик.

— Выдумки! — недоверчиво взглянула на него Ксения Антоновна. — В чем дело, Паня?

Выслушав рассказ Пани о недавнем разговоре старших в доме Пестовых, она задумалась, вертя линейку в руках, потом укоризненно сказала:

— Давным-давно надо было взяться за это дело…

— Ну, бежим играть, — сказал Паня, когда Ксения Антоновна пошла в кабинет Колмогорова звонить по телефону.

— Подождешь, — уперся Вадик. — Скоро папа придет из карьера, мы ему тоже сделаем доклад. А пока будем осваивать арифмометр «Триумф».

Он притащил арифмометр, сел на коврике возле пианино и с важным видом предложил Пане:

— Давай какие хочешь цифры, а я буду их умножать с быстротой молнии. Увидишь, как здорово я механизировал арифметику.

Но молния не успела блеснуть ни разу. В столовую вернулась Ксения Антоновна, за нею, размахивая нотной папкой, влетела толстушка Зоя, а затем появился со скрипичным футляром в руках краснощекий Ванька, больше известный под именем Опуса, потому что он исполнял на скрипке какие-то опусы для начинающих юных дарований.

— Мама, скажи папе, чтобы он чувствительно наказал Взрывника! — затараторила Зоя. — Мы пришли к Сургаевым, Ваня хотел выступать — и вдруг, представь себе, из скрипичного футляра высунула голову противная Вадькина гадюка и стала шипеть… Все страшно испугались, и выступление Вани не состоялось.

— Вадь нарочно засунул ужа в футляр, — уверенно заявил Опус.

— Ну и что же? Подумаешь, важность твой футляр! — рассердился Вадик. — Надо же ему спокойно переварить ящерицу… Опус, не смей вынимать ужа!

— Ты же не даешь мне читать твоих Жюль-Вернов… — стал торговаться Опус.

— Невозможный дом! — вздохнула Ксения Антоновна. — Хорошо, что я успела поработать.

Послышался голос:

— А как бы это сделать, чтобы молодежь вообще шумела поменьше?