Поздравляю, желаю счастья! - Мёллер Канни (лучшие книги .TXT) 📗
Дверь распахнулась, и нас ослепил свет верхней лампы. Послышалось звяканье посуды и громкий скрип столика на колесах. Только оказавшись у самой кровати, медсестра, которая принесла папе вечерний кофе, заметила, что он в постели не один.
— Господи ты боже мой! — ахнула она, едва не уронив поднос.
— Позвольте представить моих дочерей! — произнес папа. — Встаньте, девочки! Это медсестра Анника.
Мы вежливо поздоровались, словно пятилетние девочки в нарядных платьицах в гостях у дальней родственницы. Медсестра Анника улыбнулась нам. Мне показалось, она вот-вот потреплет меня по щеке и спросит, сколько мне лет.
Папа прекрасно справлялся со всеми делами, несмотря на гипс.
— Можно мне позвонить, сестричка?
Сестричка Анника улыбнулась и кивнула: конечно, можно. И, если новых пациентов не появится, мы с Лу можем переночевать в папиной палате.
— Может быть, вы проголодались, девочки? Пойдемте-ка на кухню, посмотрим, что там есть!
Папа набрал номер и попросил меня поговорить с мамой.
— Пожалуй, так будет лучше, — быстро добавил он.
Мама с пониманием отнеслась к сложившейся ситуации. О том, что я уехала, она догадалась, прочитав записку, однако, как рядом со мной оказалась Лу, ей было непонятно.
— Она так хотела поехать со мной. - сказала я, надеясь, что мама не станет требовать, чтобы сестра подтвердила мои слова.
— А как же ее лекарства?
— Все в порядке, — соврала я.
— Вот и хорошо, — успокоилась мама, очевидно, ничуть не обескураженная тем, что вся ее семья внезапно оказалась в больнице города Люлео.
Папа взял трубку.
— Мы приедем завтра или, самое позднее, послезавтра. Справишься пока без нас?
— Справлюсь ли я?! — казалось, у нее перехватило дыхание.
В больницу Лу позвонил папа, но, пытаясь объяснить, куда она делась, запутался в словах, поэтому трубку взяла Лу и сказала, что мы очень спешили, поэтому сегодня она без лекарств. Женский голос на том конце провода звучал жестко, и Лу пришлось на мгновение отвести трубку от уха. Она слушала возмущенные реплики женщины, все больше меняясь в лице.
Папа снова взял трубку.
— То есть вы хотите сказать, что ей нельзя сделать небольшой перерыв? — осторожно поинтересовался он.
Слова в трубке посыпались автоматной очередью: так относиться к приему препаратов нельзя, неужели папа Лу этого не понимает?
— Тогда остается только один выход, — спокойно ответил папа.
— Она должна вернуться - сегодня же!
— Мы приедем завтра, — сказал папа. — Девочки устали, а мне нужно успеть выписаться.
— В таком случае нам придется отправить за ней полицию!— сообщил голос.
— Тогда у меня есть другой вариант, — ответил папа и позвал медсестру Аннику. Быстро вникнув в суть дела, она взяла трубку и огласила целый список успокоительных препаратов, которые имелись в больнице Люлео.
В конце концов, все уладилось.
Папа обнял медсестру Аннику, выразив огромную благодарность: он безумно счастлив, что рядом есть понимающий человек, который, к тому же, умеет думать сердцем.
При словах ««думать сердцем» перед глазами у меня возник Ругер. Это было о нем. Но как бы мне ни хоте лось поговорить с ним, я понимала, что в его жизни телефонов не существует. Так что мне оставалось только скучать.
Потом мы втроем плюс медсестра Анника сидели в больничной кухне. Мимо сновали другие медсестры, но Анника сидела как ни в чем не бывало — видимо, она могла себе это позволить, потому что много раз работала на перерывах. Мы с Лу ели разогретую еду, оставшуюся после ужина. Гуляш, на который не пожалели моркови, и бутерброды с сыром, которые почти не успели размякнуть.
Папа с Анникой пили чай, и папа поведал свою недолгую историю работы коммивояжером.
— В Арвидшуре у меня закупили сто банок и пятьдесят флаконов, сказав, что «Вивамакс» — именно то, что нужно северянам в темное время года. Но когда я начал выкладывать товар в Арьеплуге, на меня чуть не спустили собак. Они решили, что «Вивамакс» — чистой воды надувательство. Хочешь быть здоров — жуй ягель и обтирайся пижмой.
Анника рассмеялась и поперхнулась чаем, так что папе пришлось постучать ее по спине.
— И вот, по дороге из Арьеплуга я вдруг почувствовал такую сонливость, что решил — раз под рукой есть средство для поднятия духа, почему бы не испробовать его. К тому же я начал понимать, что всю партию товара мне сбыть не удастся, поэтому проглотил целую пригоршню таблеток. Правда, в инструкции написано, что надо принимать две в день.
— Пусть исправят текст на этикетке и напишут, что препарат помогает бороться с бессонницей, — предложила Л у.
Папа прыснул от смеха:
— Точно, как только свяжусь с руководством, надо предложить такой вариант. Хотя они, наверное, и слушать меня не захотят. Автомобилю теперь прямая дорога на свалку.
— Тебе очень повезло, — сказала Анника. — Машина могла налететь на пень подлиннее, и он проткнул бы тебя насквозь. Как шашлык. Такое уже случалось.
— Ума не приложу, что произошло. Помню только, что вокруг был лес, а дорога словно исчезла. •
Я взглянула на папу. Невеселенькую историю он рассказал. Историю, в которой он мог погибнуть и больше никогда не вернуться к нам.
Анника выдала Лу лекарство, и та свернулась калачиком в больничной кровати. В отличие от меня, ей не нужно было привыкать к больнице, к шагам медсестер в коридоре, к скрипу дверей, которые то и дело открывались и закрывались.
— Папа? — прошептала я в темноте.
— Да?
— Просто захотелось проверить, на месте ты или нет.
— Все будет хорошо, — зевнул он.
По дороге домой
На следующий день папу выписали. Ему сделали рентген и сказали, что гипс можно будет снять только через пять-шесть недель. Документы должны были выслать в Стокгольм, в больницу, где папа числился постоянным пациентом.
— Ну что ж. прощай. Люлео. — сказал папа и поскакал прочь на костылях.
Медсестра Анника стояла с грустным видом.
— Впредь будь осторожнее. Фредрик Борг!
Папа заковылял обратно, чтобы погладить ее по щеке.
— Если меня когда-нибудь еще угораздит попасть в больницу, надеюсь, что я окажусь здесь, у вас!
— Для начала придется переехать сюда. Мы ведь не можем без конца подбирать столичных потеряшек!
— Как знать, — возразил папа. Никто не понял, что он имел в виду.
Наши места располагались прямо у правого крыла самолета. За бортом была прекрасная погода, впервые за несколько недель виднелось голубое небо. Когда я задремала, мне приснилось, что папа стоит на крыле самолета, еле удерживая равновесие. Может быть, он и хотел упасть, чтобы снова оказаться под присмотром сестры Анники.
— Папа?.. — сонно пробормотала я, дергая его за рукав. — Если вы с мамой больше не можете жить вместе… то есть, я хочу сказать, не надо мучаться только ради нас с Лу. Мы не пропадем.
Он посмотрел на меня и долго не говорил ни слова. Ногу в гипсе пришлось вытянуть в проходе между сиденьями, и стюардесса, проходя мимо нас. всякий раз перешагивала через нее, а папа мило улыбался.
— Иногда все не так просто, — медленно произнес он. — Но я думаю, что сразу опускать руки не стоит. Хотя я и не знаю, что обо всем этом думает Гитта Бергстрем.
Наверное, называя маму Гиттой Бергстрем, он видел перед собой ту пятнадцатилетнюю девчонку, которую любил, хоть она и дразнила его Рулетом.
Потом нам принесли овощное рагу с подогретым хлебцами.
Лу, сидевшая у иллюминатора, радостно вскрикнула, различив внизу Стокгольм. Глобен на юге сиял, как большой снежок.
— Скоро Рождество, - она посмотрела на папу. — Что тогда будет?
— Составь список пожеланий, — сказал папа. — И хорошенько подумай, что писать в первую очередь.
— А мы будем праздновать вместе? — брякнула она.
