Рыцарь XX века (Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила) - Моисеева Клара Моисеевна
Всю ночь Абд ар-Рахман писал песни для фильма. Вспоминая сюжет, он подумал, что грех ему писать стихи для такого бездарного фильма, но что делать? Сегодня он пристроился в этом темном углу железнодорожного вокзала, а завтра?
Громыхали поезда, сновали люди с мешками и корзинами, плакали дети. В этом зале третьего класса был нестерпимый, устойчивый запах чеснока и лука. Кто-то учинил драку, бился в припадке эпилептик, а он писал.
Рано утром аль-Хамиси уже бродил вблизи кафе «Баб аль-Хальк». Он устал. От бессонницы и голода кружилась голова. Но впереди была надежда на какие-то перемены.
Может быть, небольшие, но все же…
Вот и заказчики. Они прочли песни и ласково поглядели на поэта.
— Получай пять фунтов!
Абд ар-Рахман посмотрел на довольное лицо с усиками, и ему показалось, что перед ним хитрый кот, завладевший миской сметаны.
— Прочти сюжет другого фильма, — предложил меланхолик, протягивая папку. — Можешь взять с собой эту рукопись. Нужно двенадцать песен. На этот раз в титрах должно быть мое имя. Оплата такая же.
— Согласен!
Абд ар-Рахман забрал папку и подумал о том, что напрасно мама говорила, будто в наше время нет рабов. Есть даже литературные рабы. Она бы опечалилась, узнав, что ее сын в числе этих безымянных исполнителей чужой воли. Они тратят свой талант на проходимцев, но иначе ведь не проживешь.
Вот он получил пять фунтов и сегодня может переночевать под крышей, может съесть обед. Он мог бы даже накормить малыша, который вчера ночью просил у него кусочек хлеба. «Пусть подписывает сам черт, — думает Абд ар-Рахман. — Надо выбраться из этой гнусной паутины нищеты. Поработаю на захудалых киношников, а для души у меня будет ночь. Ночь под крышей — это не вокзал, можно написать самое главное, самое сокровенное. Можно поразмышлять над сложной жизнью. Можно помечтать о том золотом веке, когда для людей будет уготована справедливость. Но кем уготована? История говорит о том, что нужно своими силами добиваться справедливости, бороться со злом. Можно ли рассчитывать на справедливость со стороны английских капиталистов, завладевших богатствами Египта? Меняются правители, партии, короли, а нищета преследует бедных людей, именно тех, кто создает благополучие разжиревшим богачам».
Вчера, когда он зашел в редакцию маленькой газеты, где ему была предложена работа корректора, он посчитал, что счастье улыбнулось ему. Он согласился на самые неподходящие условия, только бы иметь постоянную крышу над головой. Кстати, сидя в ожидании редактора, он прочел в журнале восторженную статью о новом короле Египта, Фаруке. Король всего год царствует на престоле, а уже прославлен своим обжорством и беспримерной тупостью. Под фотографией жирного человека с глупым лицом было написано о посещении Александрии, где король купил новый дворец и приобрел несколько тысяч федданов плодородной земли в долине Нила.
«Известно, что король имеет семь дворцов, — подумал аль-Хамиси, — в каждом может переночевать тысяча человек, а по земле Египта бродят десятки тысяч бездомных».
Было противно читать эту статью. Аль-Хамиси подумал, что надо предложить редактору статью о каирских бульварах, где ночуют бездомные люди, потерявшие работу, здоровье и право на человеческое существование. В дни бродяжничества он встречал их повсюду. Он видел толпы ребятишек, снующих на улицах столицы в надежде выпросить монетку или кусочек хлеба. Грязные, полуголые дети пытались заработать что-либо для тех, кто сидит дома без надежды поесть. Бывало, семилетний паренек выпрашивает сигарету, потом еще несколько сигарет и, умудрившись продать их такому же нищему юноше, спешит купить несколько маленьких лепешек, чтобы поесть и поделиться с братьями.
«Поработаю несколько дней корректором, а потом предложу редактору небольшой репортаж, — подумал Абд ар-Рахман. — Газетка раскупается бедняками, она самая доступная и дешевая. Люди прочитают и поймут, что нельзя терпеть монарха. Такая статья может повысить тираж. А может быть, редактор согласится на несколько таких статей?»
Признание
— Я аль-Хамиси, хотел бы получить гонорар за опубликованные стихи, — сказал он, обращаясь к секретарю журнала.
— Ты аль-Хамиси? — воскликнул изумленный секретарь. — Сколько тебе лет? У тебя есть удостоверение личности?
Абд ар-Рахман показал свое удостоверение. Секретарь внимательно рассматривал фотографию и, улыбаясь, сличал с сидящим перед ним юношей.
— Удивительно! Удивительно! — воскликнул он, позвонил по телефону и сообщил, что пришел поэт аль-Хамиси.
Абд ар-Рахман хотел спросить, куда ему обратиться за гонораром, но не успел. Сам хозяин журнала, Ахмед Хасан аль-Зайят подошел к нему и с удивлением спросил:
— Аль-Хамиси? Поразительно! Кто бы мог подумать, что неведомый нам поэт совсем юный! А ведь обещает сказать новое слово в арабской поэзии. Сынок, пойдем ко мне, поговорим.
Аль-Хамиси на всю жизнь запомнил уютный кабинет аль-Зайята и добрые слова, сказанные так сердечно, словно давние друзья встретились после долгой разлуки.
— Ты молод, а лира твоя звучит призывом к действию.
Отлично сказано! В этих строках программа целой жизни. Да благословит тебя Аллах! Я вижу в тебе прекрасное сочетание поэта-романтика и борца. Пиши, мы будем печатать твои стихи.
«Неужели признание? — подумал аль-Хамиси. — Но в этом журнале печатаются лучшие поэты Египта, Сирии и Ливана. Обещали печатать, это чудесно! Надо оправдать доверие».
Был конец 1939 года. Жить стало легче. Появились деньги, и мелкие расходы стали ему доступны. Он покупал журнал «Аль-Рисаля» и с увлечением читал произведения ведущих писателей Египта. Здесь печатались повести Та-ха Хусейна, Ахмеда Амина, Ибрагима аль-Мазини, Аббаса аль-Аккада. Много рассказов, новелл и стихотворений прочел Абд ар-Рахман в этом журнале. Когда появлялись его стихи, ему казалось неправдоподобным видеть свое имя рядом с именами знаменитостей.
«Хорошо бы узнать мнение большого поэта, хорошо бы получить отклик рецензента, — мечтал аль-Хамиси. — Однако чудес не бывает. Рецензии пишут об известных писателях, а молодые остаются в тени. Жизнь странно устроена. Именно тогда, когда начинающий поэт нуждается в добром слове, в совете критика, его не замечают. А когда он уже прославлен и признан, тогда ему расточают похвалы. Хорошо, что я верю в свои возможности, верю своим учителям. С тех пор как я узнал аль-Мутанабби, я не перестаю восхищаться способом самовыражения, формой его стиха. Может быть, я заблуждаюсь, но мне кажется, что этот прославленный поэт десятого века достиг совершенства. Как давно он творил, но и теперь, спустя сотни лет, его касыды звучат свежо и молодо. Интересно, как к нему относятся маститые поэты?»
