Том 20. Дом шалунов - Чарская Лидия Алексеевна (книги онлайн полностью .TXT) 📗
— Я сделал это! — еще более сердито произнес Гога и гордым, надменным взором окинул толпившихся вокруг него пансионеров. — Я написал бумажку и прибил ее. И научил Никса помочь мне в этом. Все я, один я! Потому что я ненавижу вашего мужичонка, которому не может быть места среди нас. Здесь воспитываются граф Никс Гортанов и я, Георгий Владин, и вдруг, рядом с нами, сын каких-то мужиков! Да, мне неприятно, противно это! Я не хочу сидеть рядом с мужиком, спать с ним в одной спальне, учить с ним в классе урок и есть за одним столом. Он серый мужик, пастух, а я благородный мальчик. Да!
Но тут благородный мальчик как-то странно перекувырнулся в воздухе и отлетел в траву сажени на две, по крайней мере. Это Алек Хорвадзе схватил его за плечи, и, прежде чем Гога успел опомниться, он лежал уже врастяжку на мягком газоне подле самого края дорожки. Алек стоял над ним с горящими глазами и с взволнованным от гнева лицом.
— Рыцари! — ронял он дрожащим голосом. — Эти глупые мальчишки не достойны нашей дружбы. Они не рыцари больше. Мы все будем сторониться их с этого дня! Слышите ли? Все! Не сметь разговаривать с ними, играть и подавать им руку! Идем сейчас же к директору и расскажем ему все. И еще скажем, что лучше не ехать на пикник, если надо брать с собою этих глупых, негодных, бесчестных мальчишек. Они предатели, и мы не должны иметь с ними ничего общего с этого дня. Так ли? Хорошо ли вы поняли меня, рыцари?
— Поняли, Алек!
— И исполните все, что я сказал?
— Исполним все до единого слова.
— А теперь марш к директору. Мы должны ему рассказать все, — снова скомандовал Алек.
— Мы должны рассказать ему все! — эхом откликнулись двадцать мальчиков и покорно последовали послушной толпою за Алеком.
За ними поспешили Маруся и Женя. Никс и Гога остались одни.
— А все-таки дело сделано, — произнес Гога, — и дядя этого глупого мужичонка будет знать, где искать своего сбежавшего Миколку.
— Да, ты удивительно умный, Гога, так все хорошо придумал! — восторженно произнес Никс. — Только вот пикника жалко! Макака ни за что не согласится нас взять с собой, когда узнает про все, — печально добавил через минуту маленький графчик.
— Велика важность пикник! Совсем это не весело — ходить по скучному лесу и натирать себе ноги о сучья! — презрительно фыркнул его приятель.
— И быть изъеденными комарами в конце концов, — мигом согласился с ним графчик.
— И еще, чего доброго, попасть на ужин волкам! — заключил торжествующе Гога.
— Конечно! Конечно! — подтвердил Никс.
Но говоря это, оба мальчика кривили душой. Им было ужасно досадно лишиться удовольствия. К тому же они боялись директора, который, как они предчувствовали, не похвалит их за гадкий поступок.
Когда Александр Васильевич узнал о «предательстве» Никса и Гоги, он согласился тотчас же с остальными мальчиками и решил оставить провинившихся без пикника. Но и самый пикник опять чуть было не расстроился.
Накануне к ужину подали кисель, обыкновенный клюквенный кисель, который подают на стол с молоком и сахаром.
Такой кисель в пансионе господина Макарова подавали очень часто, хотя маленькие пансионеры ненавидели это кушанье всей душой. Пансионские служители, Мартын и Степаныч, нередко уносили кисель со стола нетронутым.
Каково же было их изумление, когда в этот вечер не только кисель, но и миска с киселем исчезла со стола. Правда, миска скоро вернулась на стол, к вечернему чаю, но уже пустая, а кисель… Ах, что сталось с киселем! У киселя положительно оказались ноги! По крайней мере, он сбежал из миски и очутился в комнате директора на его письменном столе, в большой чернильнице, предварительно изгнав оттуда чернила.
Когда Александр Васильевич сел за стол и обмакнув перо в чернильницу, начал писать письмо кому-то из родителей маленьких пансионеров, вместо чернил на бумаге очутился… кисель. Александр Васильевич вскочил, схватился за колокольчик, чтобы позвонить служителя, но с отвращением отдернул назад руку. И колокольчик был весь мокрый и липкий от киселя.
— Нет, они останутся все до единого без пикника, если я еще найду где-нибудь эту гадость! — сердито произнес директор.
Но, к счастью, "этой гадости" не нашлось больше нигде, в квартире директора, по крайней мере.
Зато кисель очутился у m-r Шарля. Поздно вечером, когда пансионеры уже спали, m-r Шарль пожелал пройтись по саду и подышать свежим воздухом. Ничего не подозревая, он взял с окна фуражку, белевшую в полумраке ночи, надел на голову и…
Нет, такого крика положительно еще не было под мирною кровлею пансиона! M-r Шарль кричал, что на голове у него ползают змеи и, делая отчаянные прыжки, носился по своей спальне в дикой пляске. Карл Карлович, спавший в соседней комнате и видевший самые превосходные сны, проснулся от этих безумных криков, вскочил с постели и второпях сунул ноги в туфли, стоявшие постоянно у его кровати.
И в свою очередь Карл Карлович дико закричал на весь пансион:
— А-а-а-а-а!
Ему ответил отчаянный вопль m-r Шарля за стеною:
— О-о-о-о-о-о!
Мальчики повскакали со своих постелей и со всех ног бросились в комнаты обоих гувернеров, предполагая, что случилось какое-нибудь несчастье.
Зачиркали спички, засветились огни.
При их мерцающем свете мальчики увидели плясавшего m-r Шарля с фуражкой на голове. Из-под фуражки по всему лицу француза текли мутные потоки чего-то розовато-алого или бледно-малинового, тусклого и жидкого.
— Да это кисель! — наивно вскричал кто-то из пансионеров.
— Как кисель? А не змеи разве? — удивился m-r Шарль, вскидывая глазами на своих воспитанников.
— Нет, положительно это кисель, а не змеи, m-r Шарль! — подтвердил Павлик Стоянов самым серьезным тоном, разглядывая мутно-розовые ручьи, все еще стекавшие по лицу Жирафа.
И все разом тут же кинулись в соседнюю комнату к Карлу Карловичу, который уже охрип от криков.
— Лягашка! Лягашка! — вопил несчастный немец.
— Где лягушка? — бросились к нему мальчики.
— В мой сопожка, в мой сопожка сидят лягашки! — неистовствовал Кар-Кар, боявшийся больше всего в мире лягушек и мышей.
Кто-то из мальчиков присел на пол и быстро снял с ноги Кар-Кара туфлю.
Оттуда потекла мутно-красная жидкость.
В туфли Кар-Кара забрался все тот же проказник-кисель!
Таким образом, ни «лягашек», ни «змей» у обоих гувернеров не оказалось, и они могли спокойно ложиться спать.
Но m-r Шарль был возмущен и не думал уходить спать.
— Кто это сделал? Я хочу знать, кто это сделал! Я этого не прощу! — кричал он.
Витик Зон с самым покорным видом подошел к Жирафу и, скромно опустив глаза, произнес тихо:
— М-r Шарль, не сердитесь на нас, пожалуйста. Это я виноват во всем. Я думал, что вы любите кисель, и понес его вам, в вашу комнату, пока вы ужинали в столовой. Я хотел, чтобы вам осталось киселя на завтра. На окне, мне показалось, лежала тарелка, я и вылил в нее кисель.
— Это была моя шляпа, несчастный! — вскричал француз. — Понималь меня? Не тарелка, а шляпа!
— Разве это была ваша шляпа, monsieur? — с глубоким вздохом сожаления произнес Витик, выражая полное отчаяние на своем плутоватом лице. — А я думал, что тарелка.
Но m-r Шарль усомнился в том, правду ли говорит Витик, и спросил сердито:
— А туфли Карла Карловича вы тоже приняли за тарелку?
— Как попал кисель в туфли дорогого Карла Карловича, этого мы положительно не знаем! — и Витик Зон печальными, сочувствующими глазами взглянул на немца.
— Да, мы этого не знаем! Но, по всей вероятности, это сделал кто-нибудь чужой! — послышались тихие, робкие и удивительно покорные голоса.
В это время на пороге комнаты показался директор.
Несмотря на позднее время, Александр Васильевич решил тотчас же переговорить с обоими учителями относительно наказания пансионеров за «непозволительную» шалость.
