Приключения без путешествий - Ланской Марк Зосимович (библиотека книг .TXT) 📗
— Точно… А вы откуда его знаете?
— Знаком. И что дальше?
— А Гришка такой дурахман, ничего не читал и хочет менять пробку на золотой ключик…
— А где он сейчас?
— Поехал домой за пробкой, сказал — через час будет.
— Где?
— У нас во дворе. Мы у него пробку отберем и привезем вам. Ладно, дядя Витя?
Виктор долго молчал, потом сказал:
— Действуй! — и повесил трубку.
Гришка сдержал слово. Он появился у ворот, как всегда настороженно оглядываясь, и похлопал себя по карману пиджака:
— Привез… Только пошли отсюда, народ глазеет. В подвал пошли.
Члены штаба не возражали. Вместе с Генкой и Гришкой они вошли во двор и спустились в подвал.
Только очутившись внизу, в полутемном и прохладном проходе, они заметили, что вслед за Гришкой в подвал спускается какая-то высокая, громоздкая фигура.
— Это мой дядька, — объяснил Гришка. — Афоня. Он по золоту мастер, хочет ваш ключ поглядеть.
Обросший грязной седоватой щетиной, с красными мокрыми глазами, Афоня был страшен. Из-под его разорванной гимнастерки виднелась желтая волосатая грудь. На босу ногу у него были надеты галоши. Широкими плечами он закрывал выход из подвала. Под низким потолком он казался огромней гориллой.
Мальчики испуганно попятились и теснее прижались друг к другу. Шурик сжал кулаки и закусил губу. Он понял, что попал в глупую ловушку. Ему было и страшно, и стыдно. Зачем он согласился спуститься в подвал? На дворе можно было бы позвать на помощь или, на худой конец, убежать. А здесь? Куда денешься в этом закутке от Афони, когда он узнает, что никакого ключа нет? Пробка теперь пропала навсегда.
Гришка шагнул вперед и дурашливо проквакал:
— Кемберчи-кубарчи. Покажь ключ.
Шурик спокойно ответил:
— Покажи сначала пробку.
Гришка оглянулся на своего дядьку, и тот мигнул красным глазом. Придерживая полу пиджака, Гришка вытащил из кармана белую, светившуюся в полутьме статуэтку. Тонколицая стройная девушка, вся устремленная вперед, с развевающимися волосами, вот-вот готова была улететь с грязной Тришкиной ладони.
Шурик невольно протянул к ней руку, но Беляк убрал пробку за спину:
— Покажь ключ!
Шурик криво усмехнулся и рывком выдернул из-за ремня прижатую к животу книжку в пестрой обложке. На обложке были нарисованы деревянный мальчик с длинным носом и девочка с голубыми волосами.
— Вот "Золотой ключик", самый настоящий, — сказал Шурик, протягивая Гришке книгу.
В подвале стало совсем тихо. В какой-то толстой трубе с ворчанием лилась вода. Гришкины глаза перебегали с книжки на Шурика, потом на Афоню и опять на книжку. Афоня тоже наклонился над нарисованной голубой девочкой и смотрел на нее, открыв косматый, как у зверя, рот. В подвале запахло будто в пивной.
— Видишь, — ровным голосом объяснял Шурик, — "Золотой ключик". Его все ребята знают. Только ты не читал. А написал о нем писатель Толстой. Это с его машины пробка. Отдай!
Гришка так растерялся, что не успел спрятать пробку в карман, и Шурик схватил его за руку. Славик и Толя тоже надвинулись на Беляка. Но тут Афоня хрипло выругался и, протянув свою широченную черную пятерню, забрал у Гришки статуэтку.
— Обмануть хотели! — прохрипел он. — Я вас сейчас обману.
Схватив Шурика за шиворот, он занес над его головой тяжелую пробку.
Славик, Толя и Генка бросились вперед и уцепились за Афонины руки. Гришка, оскалив зубы, кинулся на помощь своему дядьке.
Веселый голос, донесшийся со ступенек лестницы, остановил драку:
— Эй, Ювелир! Никак ты на французскую борьбу перешел!
Афоня вздрогнул и обмяк. Пробка вывалилась из его руки. Он обернулся и горестно замотал головой. Гришка побледнел, съежился и, казалось, искал щелку, чтобы скрыться.
А Виктор уже стоял внизу, расставив ноги, и со своей обычной ухмылкой смотрел на всю компанию.
— Здорово, Беляк! — крикнул он Гришке. — Рановато ты из колонии подался. Не так мы с тобой договаривались.
Шурик подошел к Виктору и подал ему крылатую девушку. Виктор обнял его за плечи и шепнул:
— Завтра жди звонка.
Потом вдруг сделал сердитое лицо и бросил Афоне:
— Выходи, машина ждет… И ты, Беляк, не отрывайся, все равно догоню, знаешь ведь…
И, не оглядываясь, пошел из подвала. За ним послушно плелись Афоня и Гришка. Замыкали шествие члены штаба по розыску пробки.
Уже на следующий день в вагоне пригородного поезда Ленинград— Пушкин Виктор рассказал ребятам, как он очутился в подвале.
— Афоня этот — старый мой знакомец. Когда-то хорошим мастером был, на ювелирной фабрике работал. Потом начал пить и опустился. Водка его загубила. С работы его прогнали. Все продал, стал грязными делишками промышлять, ворованными вещами подторговывает и все больше золотом-серебром интересуется. У него и кличка среди воров — Ювелир. А Гришка никакой ему не племянник. Они соседи по квартире. Остался сиротой, жил с глухой бабкой и отбился от рук. Забросил школу, с утра до ночи по улицам каруселил. Афоня его приспособил к себе в помощники, научил тащить все, что плохо лежит… Я уже два раза отнимал у него мальчишку, в колонию отправлял, все надеюсь, что выправится… — Виктор помолчал и тихо добавил: — Пока успеха нет…
Ребята увидели его поскучневшее лицо и отвели глаза, как будто почувствовали вину за неисправимого Гришку.
— Когда ты мне вчера позвонил, — продолжал Виктор, — и назвал Беляка, я понял, что он опять из колонии сбежал и к Афоне прилип. Тем более что речь шла о золоте. Ясно, для кого старается. Поехал я по Афониному адресу. Подождал. Вижу — выходят. Брать их тут на месте не хотел, не был уверен, что пробку они с собой взяли. Решил накрыть с поличным и пошел следом. Проводил их до вашего подвала, а когда увидел, что дело до рукопашной доходит, вмешался.
Виктор внимательно оглядел членов штаба, как будто впервые их видел, и добавил:
— А вы молодцы! Хотя Афоня мог из вас отбивных котлет наделать, — не испугались. И держались дружно. Это главное.
Мальчики смутились. Похвала Виктора была для них высокой наградой. Особенно хорошо стало на душе у Шурика. Он поспешил перевести разговор на другую тему:
— А Толстой знает, что мы к нему едем?
— А как же! Я ему позвонил и доложил, что пробку разыскали его читатели — ребята и что хотят сами ему вручить.
— А он что?
— Приезжайте, говорит, с ними. Вот мы и едем.
Пока они шли от вокзала к дому Толстого, Виктор рассказывал об истории этого тихого, словно заснувшего городка, — о великом Пушкине, который здесь учился и написал свои первые стихи, о великолепных дворцах, построенных здесь русскими людьми.
День выдался пасмурный, теплый. На всем лежала серая тень неподвижных туч. Потемневшие листья на деревьях не шевелились. Ребята шли по широким улицам, мимо старых деревянных домиков, построенных еще до революции, и разговаривали вполголоса, словно боясь вспугнуть встававшие перед ними картины далекого прошлого.
— Здесь! — сказал Виктор, остановившись у ничем не примечательного двухэтажного дома.
Ребята почему-то оробели, и Виктору пришлось их подталкивать, когда они проходили в просторную, светлую комнату с длинным столом и множеством стульев. Уселись чинно, выпрямив спины и уложив руки на колени. Но сразу же вскочили: в комнату вошел Алексей Николаевич.
Юрка, изобразивший человека, вылезавшего из машины, был прав. Лицо писателя действительно выглядело строгим и надменным. И ребят он вначале как будто не заметил, — только протянул Виктору большую белую руку и остановился посреди комнаты.
Шурик, все утро готовившийся к вручению пробки, совсем растерялся. Но, поймав ободряющий взгляд Виктора, он шагнул вперед и, сбиваясь, проговорил:
— Дорогой Алексей Николаевич!.. Мы… наши ребята… с нашего двора просим не думать про нас плохо из-за этой пробки…
Шурик протянул Алексею Николаевичу крылатую девушку. Медленно, будто нехотя, Толстой принял статуэтку, и Шурик близко увидел его глаза, смотревшие из-под тяжелых век. В них не было ни строгости, ни надменности. Они смотрели на Шурика с участием и любопытством.
