Лёлишна из третьего подъезда - Давыдычев Лев Иванович (читаем книги онлайн TXT) 📗
В милиции Горшков сказал ребятам;
— Найдём вашего Пару. Не таких ловили. Вот недавно, помните, тигрёнок терялся, это было трудновато. А этот никуда не денется. Далеко не убежит. С любого поезда снимут и обратно отправят. В цирк вечером идёте?
— Конечно, — ответил Головёшка.
— В таком-то виде? — спросила Лёлишна. — Вы посмотрите на него.
— Ну и что? — недоумённо спросил Головёшка. — Я вам не стиляга какая-нибудь.
— Нет у него другого вида, — сумрачно проговорил Горшков, — условия жизни у него тяжёлые.
— Надо ему помочь, — всё так же спокойно сказала Лёлишна, — надо его вымыть, заштопать и перешить.
— Не смешите вы меня, — испуганно попросил Головёшка. — Ни разу в жизни со мной такого не было. Разыгрываете меня, да? К штанам придрались, да?
— Идём, Владик, — позвал Виктор, — нечего время зря терять.
— Не Владик я! Понятно? Головёшка я! Понятно? Неподдающий! Понятно? Колония по мне плачет! Понятно?
— У тебя нервы больные, — сказала Лёлишна, а Горшков сказал:
— Не шуми, Голо… Владик. Слушайся.
— Надоело мне всех слушаться, — огрызнулся Головёшка, но пошёл следом за ребятами.
Всю дорогу молчали. Только Лёлишна тихонько напевала:
У самого дома Головёшка сказал:
— Никогда в жизни со мной такого не было.
Тут Лёлишна всплеснула руками, ойкнула! из подъезда выходил дедушка.
— Кто тебе разрешил? — жалобно спросила она. — Ведь вечером идти в цирк. А если ты поднимешься на пятый этаж, тебе ведь опять будет плохо. И никакого цирка мы не увидим!
— Не беспокойся, — гордо отозвался дедушка. — Я совершенно здоров. Могу даже в футбол играть. Все лекарства можешь вылить в раковину. Они мне больше не понадобятся. И не могу же я целыми днями сидеть в помещении? Мне нужно гулять, дышать свежим воздухом, общаться с людьми.
— Всё это так, — грустно произнесла Лёлишна, — но в цирке нам сегодня не бывать.
— Повторяю, — сказал дедушка, — я феноменально здоров.
— А Пара пропал! — из окна крикнула Сусанна. — И найти не могут! А найдут, пороть будут! Ой, посмотреть бы!
Никто ей ничего не ответил, и она закричала ещё громче:
— Всем попадёт! Всех пороть будут!
Ребята скрылись в подъезде.
Сусанна от злости покрылась разноцветными пятнами и крикнула:
— И тебе, дед, попадёт!
Дедушка счёл за лучшее быстренько уйти.
А вслед ему раздалось:
— И тебя пороть будут!
Ребята поднялись на пятый этаж, вошли в квартиру.
— Сразу за дело, — скомандовала Лёлишна, — я сейчас найду выкройку, а ты, Владик, снимай одежду,
Сняв ковбойку и брюки, Головёшка сел в угол на табурет и проговорил:
— Чудеса какие-то. Средь бела дня раздели.
А когда Лёлишна бритвой стала распарывать брюки, он выхватил их и закричал:
— С ума спятила?!
Виктор сказал:
— Сиди ты и не чирикай!
А Головёшка чуть не плакал: на его глазах его брюки превращались в куски материи.
А Лёлишна с Виктором смеялись. Из старых газет они сделали выкройки, мелком перенесли контуры на материю и давай ее резать.
— Такие хорошие штаны были! — жалобно воскликнул Головёшка. — Чего они вам не понравились?
— Молчи, — весело отозвалась Лёлишна, — ещё спасибо скажешь. И брюки у тебя будут, и берет из остатков получится.
Короче говоря, скоро началась примерка.
Головёшка подошёл к зеркалу, взглянул на себя…
И обнял Лёлишну.
И смутился.
И она смутилась.
И даже Виктор смутился.
— Ну что ты… — пробормотала Лёлишна, — ещё рано благодарить, ещё сшить надо.
Она открыла швейную машину.
Головёшка крутил ручку, а Виктор поддерживал материю.
Если бы вы видели, что творилось с Головёшкой! Он крутил ручку, приплясывал и кричал петухом.
До того докукарекался, что охрип.
А когда он облачился в новые брюки, закричали все трое.
Лёлишна стала шить берет.
Виктор повёл своего нового знакомого в ванную.
Отмываться.
Вернее, отмывать.
И вот, чистый, причёсанный, заштопанный и перешитый, в берете, стоял Головёшка перед зеркалом и шептал удивлённо:
— Какой я, оказывается, красивый… Вот ещё бы ботинки подрезать… перешить бы их как-нибудь… Тогда бы все сказали: «Вот вам и Головёшка!»
— Забудь ты про своё прозвище, — сказала Лёлишна, — забудь. Будто его и не было.
— Забуду, — согласился Головёшка. — Очень уж я нарядный. Родная мать меня не узнает. Гражданин милиционер дядя Горшков меня не узнает. А я крикну: «Да это же я! Владик! Тот, который Головёшкой ещё был!» Теперь мне на людей кидаться нельзя.
— Короче можно сказать так, — предложил Виктор, — прощай, Головёшка!
— Прощай, Головёшка! — сказала Лёлишна.
— Прощай, Головёшка! — сказал Владик. Он подмигнул своему отражению в зеркале и добавил: — Вот теперь можно мне и в цирке работать. Там все такие красивые.
— Ой… — Лёлишна схватилась руками за голову. — Я совсем забыла про дедушку! И бросилась из комнаты.
Продолжение Петьки-Париного выступления
Проснувшись под забором, Петька потянулся, хрустнул всеми своими косточками.
Сел.
И вместо бабушки увидел — кого?
Эдуарда Ивановича. Только не живого, а на афише.
А рядом с ним лев.
А пасть у льва оскалена.
А пасть огромная.
— С группой дрессированных львов! — крикнул Петька и захохотал почему-то, словно дома оказался.
Прохохотав, он почесал затылок.
Задумчиво сплюнул.
Откуда в чужом, далёком городе та самая афиша, которую он ещё вчера видел в своём родном городе? Ведь он ехал в поезде целую ночь…
И всё-таки первым делом надо сходить в цирк, а там видно будет, как жить дальше. Может, в цирке на работу возьмут. И квартиру дадут. И поесть, конечно, дадут. Можно у льва кусок мяса отобрать, изжарить и — кусай себе, а не льву, на здоровье.
Петька встал, опять потянулся, опять сладко зевнул, опять хрустнул всеми своими косточками.
И весело сплюнул.
Желудок пока не требовал пищи, и хозяин его мог даже соображать немного.
Он бодро зашагал
и
остановился.
А где штаны?
Куртка где?
Рубашка?
И побежал обратно.
Бежал, бежал, снова остановился: забыл ведь, где повесил одежду сушиться!
Забыл, забыл —
ничего вспомнить не мог.
Он погрозил кому-то кулаками и двинулся вдоль полосы берёзок.
Ни одной приметы не запомнил!
Ни одной!
К тому же раздался испугавший его шёпот:
— Есть хочу…
Шёпот был легкий, еле слышный, но Петька струсил и бросился обратно в город.
А люди думали: спортсмен, чемпион какой-нибудь бежит, тренируется.
Две собаченции за ним увязались.
Бежали, бежали, да отстали — вот как он мчался!
Увидел трамвай, прыг в него.
— Билетик приобретём? — спросила кондукторша.
— Какой тут может быть билетик? — ответил Петька. — У человека ни штанов, ни рубахи, ни куртки, а вы — билетик!
— А откуда ты такой взялся и куда ты едешь без штанов, куртки и рубахи?
— В цирк еду, а сам я издалека, из другого города.
Тут все пассажиры рассмеялись.
А Петька начал реветь.
А кондукторша безжалостно подтолкнула его к выходу.
Трамвай ушёл.
Петька побрёл вдоль трамвайной линии, не глядя по сторонам.
В желудке было легко, на душе — тяжело.
Трамвайная линия привела мальчишку в… родной город.
Стоял Петька.
Хлопал глазами.
Ведь он Уехал, а оказалось, что ПРИехал.
Как так?
Почему ПРИ, а не У?
А было так. Вагон, в котором он спал, ночью отцепили от состава, прицепили к другому, и только утром поезд тронулся в путь. А в этот момент Петька и проснулся. И выпрыгнул из вагона на окраине своего родного города. А раз он не бывал на окраине, то и не узнал её.
