Избранное в 2 томах. Том 1 - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
— Ты с ним играешь? — спросил Володя.
— Ага… иногда, — признался Кашка. Он опять притих и сделался прежним малышом-оруженосцем.
— Это хороший путешественник, — серьезно сказал Володя. — С ним хорошо играть. Он может плавать, ходить по лесам, по пустыням, подниматься на вершины…
— Он поднимался, — осторожно вставил Кашка, и в голосе его была боязнь: может быть, Володя смеется?
Но Володя не любил насмешек и редко насмехался сам. Пусть Кашка видит, что он, Володя, хоть и большой, но тоже понимает игры и тайны.
— Можно еще сделать его парашютистом, — сказал он. — С воздуха можно забрасывать его в самые неведомые земли.
— Как парашютистом?
— Да очень просто. Нужен только платок и нитки для парашюта.
Кашка нерешительно вертел в пальцах Альпиниста.
— Во-лодя… А он не потеряется?
— Куда он денется? За дерево не зацепится, можно на поляне запускать.
— Платка все равно нет, — сказал Кашка и оттянул пустой кармашек. — И ниток нет.
— Платка нет, это понятно, — снисходительно согласился Володя. — Но ниток… Как же ты живешь без ниток? А если что оторвется, чем пришьешь?
— У Серафимы есть. Она пришивает.
— У Серафимы вас — целая птицеферма. Есть ей время возиться… Вон у тебя лямка сколько дней уже оторвана. Так и таскаешь. Никто пришить не может…
Они вышли на лужайку, опоясанную кольцом березовой поросли. Лужайка была ровная, с низенькой одинаковой травой, как на стадионе. Только с одного края, у самой тропинки, приподнялся из-под земли серый плоский камень.
Место для испытаний парашюта было отличное.
Володя вынул платок, до сих пор лежавший в кармане без всякого употребления. Платок был слегка помятый и запылившийся на сгибах, но для парашюта вполне годился. Потом Володя вытащил из воротника иголку с намотанной черной ниткой. Кашка следил за ним с радостным интересом.
— Сейчас попробуем, — сказал Володя. — Только сначала лямку пришью. А то ходишь обормотом.
— Лучше ее совсем оборвать, — рассудительно заметил Кашка. — Я пробовал, да она крепко держится. Давай ножиком отрежем.
— Давай отрежем обе, — сказал Володя. — И ходи вообще без штанов… Ну-ка, повернись. И не дергайся, а то иголка воткнется.
Он говорил с сердитым удовольствием и про себя удивлялся. Неужели это и вправду может быть приятно? Командовать вот таким мальком, знать, что он тебе послушен, пришивать ему лямки и делать парашюты… Ерунда какая-то… И смех… Вот бы кто-нибудь из ребят появился здесь и увидел, как победитель турнира стоит позади Кашки на коленях и чинит ему штаны!
Лагерь недалеко, и черт может занести кого-нибудь сюда.
И занес.
Крадучись выбрался на лужайку Генка Молоканов.
…Молоканов был попрошайка и жадина. Это — самое главное, чем он отличался от других. Правда, жадность у него была не на все вещи, а только на мелочи: на разные самоделки, патронные гильзы, стеклянные пузырьки, значки, поплавки и прочую дребедень. Он их выпрашивал. Даже не менялся никогда, а только выпрашивал. Если меняться, значит, надо что-то отдавать, а это было для Генки горькой мукой.
А выпрашивать он умел, наверно, лучше всех на земном шаре. В голосе у него появлялась такая жалобность и такая убедительность, что камни могли растаять, как мороженое в июльский полдень. «Ну, послушай, — негромко и проникновенно говорил Молоканов, — тебе эта штука все равно ни к чему. Ну, поиграешь и выбросишь. Или потеряешь. Или надоест она. Понимаешь, она для тебя — пустяк, а для меня очень важная… Ну дай, а? Ну, правда… Я тебе такое спасибо скажу…»
«А на фига мне твое спасибо?» — спрашивал лишенный чувствительности собеседник.
Генка широко раскрывал голубые, как незабудки, глаза и кротко отвечал: «Не знаю… Но ведь эта штука тебе тоже ни за чем. А мне для пользы».
«Для какой пользы?»
«Для коллекции».
Когда Молоканову начинали объяснять, что не бывает коллекций, где вместе собраны жестяные свистки, огрызки цветных карандашей, куклы из еловых шишек и разные пуговицы, Генка тихо говорил: «Ну и что? А у меня бывает».
И человек сдавался. «Пусть, — думал он. — Мне эта вещь и в самом деле не очень нужна, а он вон как из-за нее убивается…»
И если попадался мальчишка с сердцем тверже камня, он все равно отступал. Потому что другим путем отвязаться от Генки было нельзя. Даже колотили его, но без всякого толку.
Правда, иногда, чтобы досадить Генке, кто-нибудь говорил: «Даром не отдам. Давай меняться на компот. На три стакана». И Молоканов погружался в тягостное раздумье. Компот он любил почти так же, как свою коллекцию, и расставался с ним крайне мучительно. Глядя на его страдания, ребята давились от смеха. Однако скоро было решено: на компот не меняться. Дело в том, что, отдав свою порцию, Генка тут же принимался выпрашивать у других и таким образом добывал два или три стакана.
…Вот такой человек и появился на лужайке, где Володя заканчивал ремонт Кашкиных штанов.
От неожиданности Володя загнал иглу в указательный палец, тихо взвыл и вскочил. Но Молоканов почти не обратил ни на него, ни на Кашку внимания. Глазами хищника он неотрывно смотрел на Альпиниста, который лежал на развернутом платке. Нежным голосом Генка сказал:
— Это чей такой, а?
— Тебе чего надо? — невежливо спросил
Володя. — Мало тебе места в лесу? Зачем притащился?
— Я голоса услышал и заглянул…
— Заглянул, а теперь мотай обратно, — посоветовал Володя.
Молоканов, однако, не спешил.
— А чья это куколка?
— Не твоя. Сам ты куколка, — сказал Володя и незаметно оторвал нитку с иголкой от Кашкиных штанов.
— Это мой, — почуяв свободу, заявил Кашка. Поднял Альпиниста и стал заворачивать в платок.
Генка понял, что надо спешить.
— Дай, а? — жалобно начал он.
Кашка оглянулся на Володю и бесстрашно сказал:
— Иди отсюда. Скоро лопнешь от жадности.
Надо заметить, что Молоканов был невысок и толст. Когда на это намекали, он обижался. Но сейчас он подавил обиду ради добычи.
— Дай, а? — повторил он.
— Пошел вон, — неумолимым ровным голосом произнес Володя, и Генка понял, что хорошая деревянная куколка, такая нужная для коллекции, потеряна навсегда.
Оставалось только одно — отомстить. И, отпрыгнув подальше, Молоканов противно проблеял:
— Жилы! Жадюги! Бэ-э!
А потом так же отвратительно спел:
Есть у Вовочки дружок -
От горшка один вершок!
Вова ходит с ним как нянька -
Это очень хорошо!
Несмотря на полноту, бегал Молоканов, как заяц. Володя так и не настиг его, только загнал в жесткий низкорослый ельник. С полминуты он стоял и с удовольствием слушал, как жалобно кряхтит среди колючих веток несчастный попрошайка. Кряхтит, а выйти боится.
Потом Володя зашагал обратно. Он шел и со злостью думал, что глупый Молоканов не сам сочинил эту дразнилку. Значит, она известна не одному Генке. Может быть, ее уже все знают. Наслушаешься теперь!
А все из-за этого тихони-оруженосца.
Нет, пора прекращать эту волынку. Надо подойти и сказать сразу: «Вот что, друг, игрушки кончились. Турниров больше не будет. У меня свои дела, у тебя свое безделье. Топай своей дорогой. Привет».
А то в самом деле в няньки запишут.
С этой мыслью, решительный и злой, вернулся Володя на поляну. Кашка сидел у камня и ждал. Он почуял неладное и обеспокоенно стал подниматься навстречу.
— Слушай, ты… — начал Володя.
И в ту же секунду увидел собаку.
Это был грязно-бурый, с черными пятнами зверь. Он с коротким рычанием прыгнул из кустов и через поляну скачками бросился к ребятам. Володя знал, что большие псы умнее и добродушнее мелких шавок. Они не нападают зря. Но в этой собаке была злость и тупость. Володя успел отметить желтые зубы под вздернутой слюнявой губой. Нет, собака не собиралась шутить. Видимо, это был сторожевой свирепый пес, ничему не обученный и одичавший на цепи. Теперь каким-то путем он обрел свободу и, наверное, решил мстить людям.
