Река моя Ангара - Мошковский Анатолий Иванович (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
— Ну-ну, — проговорил Борис, уплетая за обе щеки пирожки с капустой. — А по почте не будешь скучать?
На следующий день она ушла рано, когда Борис еще сладко посапывал на койке. Вернулась она домой часов в двенадцать, усталая, непривычно бледная, вялая — никогда не забуду этого дня. Войдя в палатку, сразу рухнула в постель. Я в это время вырезал из жести винт для моторки.
— Иди погуляй, — сказала Марфа осипшим голосом.
Через полчаса я сунул голову в дверь. Марфа лежала лицом к стенке. Я на цыпочках подошел — глаза ее были закрыты, лицо, как бумага, белое, мокрое, неживое.
Мне словно пробку загнали в горло. С минуту не мог дохнуть. Еще и помрет так!
— Теть Кать, — подбежал я к Коськиной матери, штопавшей вытертые вельветовые штаны. — Теть Кать… — Глаза что-то защипало. — Там с Марфой что-то… Лежит, как мертвая, и ни слова.
Тетя Катя быстро откусила нитку, вскочила со скамеечки и с коричневыми штанами в руках бросилась внутрь, кинув мне:
— Погоди…
Вышла она минут через пять.
— Тошно ей, мутит, голову ломит. Боюсь, отравилась. Рыбу в столовке ела. Это случается. Побегу к доктору, а ты побудь возле нее.
Сгорбившись, стоял я возле койки. Никогда еще не чувствовал я себя таким беспомощным и жалким. А может, она и не жива ужа?
Я тронул ее за локоть.
— Марф, а Марф…
Глаза Марфы медленно открылись. Измученно-синие, огромные, блестящие, они остановились на мне.
— Ты потерпи немного, Марфа!.. — Я хотел говорить твердо, мужественно, а голос почему-то звучал жалобно и тоненько. — Сейчас врач придет. Сейчас…
Врач не приходил долго, и я сидел на табуретке возле койки и страдал. Никому не желаю просидеть так хоть пять минут! Вот она, Марфа, жена брата и сестра дружка Кольки, та самая Марфа, которую так боялись мы, строители космической ракеты, и чьи приказы беспрекословно выполняли, она неподвижно лежит сейчас в этой дырявой палатке, в самом центре Сибири, и каждую минуту может умереть…
А главное, вот беда: Борис ничего не знает. Попробуй сообщи ему, найди в тайге или где-то на берегу Ангары, где бригада ставит сейчас опоры под линию высокого напряжения.
…После ухода врача выяснилось, что Марфа по неопытности наглоталась ядовитого дыма, предназначенного для мошки, и ей стало плохо.
— На свою же удочку попалась, — полушутя говорила она часа через три, сидя на койке, бледная и растрепанная, с синеватыми пятнами под глазами. — Кран ядохимикатов на поворотах надо выключать, а то дым так и валит на тебя же. По собственной дурости все.
Она встала с койки и, пошатываясь, шагнула к двери.
— Ты куда? — напустилась на нее тетя Поля. — Не отошла еще, поди?
— Картошку надо чистить. Боря скоро придет.
— Глупая! — цыкнула на нее тетя Катя. — Лежи. Я тебе почищу и отварю.
— Да я уже ничего. — Губы Марфы страдальчески улыбнулись.
— Попробуй! — крикнула тетя Катя. — Полотенцем к койке прикручу! Так огрею! — Она даже замахнулась на Марфу тазом.
И тетя Катя ушла чистить картошку, так хлопнув дверью, что все непрочное дощатое сооружение, обтянутое выцветшим брезентом, задрожало.
Вечером, узнав о случившемся, Борис покачал головой.
— Как нехорошо все получилось, а? Может, найти что-нибудь другое?
Его сразу же поддержала Вера, придя из парикмахерской, где работала мастером.
— Хоть к нам. Уборщица нам нужна.
— Подметать волосы и подносить горячую воду для бритья? — спросила Марфа.
— Хотя бы. У тебя ведь не работа, а отрава. Вредный цех.
— Может, и правда? — спросил Борис.
— А кто же тогда защитит моего мужа от мошки? Вы думаете, мне приятно смотреть на этот заплывший глаз и опухший нос?
— Да, — сказал дядя Федя, — нельзя тебе уходить от мошкодавов, куда же мы все тогда денемся? Заест нас гнус.
18
Проснулся я очень рано, зевнул, потянулся.
Борис уже сидел на койке и зашнуровывал лыжные ботинки.
— А где Марфа? — спросил я.
— Ушла.
Я просто не поверил.
— Вчера помирала, а сегодня ушла? Не могла получить больничный лист! Вот дурочка!
И тут… Ну, об этом я мог бы не рассказывать. Словом, тут Борис дал мне затрещину.
— Не смей так говорить о старших!
— Да я ведь не хотел сказать, что она глупая, она просто имела все права…
— Мыться! — сказал Борис. — Живо.
Я махнул рукой: даже слушать не хочет. И вышел из палатки.
Я нажимал поршенек, намыливал руки, морщился от попавшего в глаза мыла и думал про Марфу: то спокойно сидела на своей почте, взвешивала бандероли, стучала молотком-штемпелем по маркам, дома ползала по грядкам и, вредя «Ракетострою», заставляла нас с Колькой таскать воду на огород, а потом вдруг приехала сюда, в эту дырявую, старую палатку, и теперь ездит на машине с аэрозольной установкой по разбитым дорогам строительства, и вокруг грязь, вонь, пыль, мошка — ничего хорошего, а она вроде и довольна…
Мы быстро позавтракали.
— Не хочешь спать? — спросил Борис. — Ты чего так рано встал? Спи, пока на работу не идти. Все спят.
— Успеется, — сказал я, с некоторой завистью прислушиваясь к посапыванию Коськи за стенкой.
Борис был прав. Когда мы вышли из палатки, было свежо и солнечно, группками шли на работу строители и ни одного мальчишки. А мир без единого мальчишки и девчонки казался странным и немного чужим.
Мы дошли до тайги.
— Со мной не пойдешь?
Я вспомнил, что сейчас монтеры занимаются скучным делом — роют ямы под опоры, валят лес. И тащиться до них нужно пешком километра четыре. Да к тому же я не забыл и про затрещину. Я, правда, не очень гордый, но и не такой, как Коська.
— Не хочется, — буркнул я.
Признаться, куда занятней было ремонтировать с мальчишками у Ангары деревянную лодку.
— Ну, пока! — Борис зашагал по таежной дороге, высокий и сильный, в синей спецовке и лыжных ботинках.
Я потянулся, зевнул, протер глаза и медленно пошел назад по обочине дороги.
Иногда меня обгоняли порожние самосвалы. Но их было мало. Потом одна за другой прошли три машины с какими-то смешными штуковинами в кузовах.
И вдруг я опешил. В последней машине сидела Марфа. Да, да, наша Марфа в ватной стеганке и бордовом платочке, туго стянутом у подбородка, отчего лицо ее казалось круглым, как у игрушечной матрешки.
— Ма-а-а-а-рфа! — закричал я сколько было сил.
Она махнула мне рукой.
«Зовет», — решил я и со всех ног бросился за машиной, нагнал и внезапно увидел, что Марфа грозит мне кулаком. Но то ли от быстроты бега я плохо соображал, то ли подумал, что Марфа любит только пугать, как бы там ни было, я догнал машину, вцепился руками в задний борт.
— Слезай! — Марфа приподнялась с металлического поворотного стульчика. — Нельзя!
Я подтянулся на руках и перевалился животом в кузов.
И не успел опомниться, как Марфа налетела на меня, втянула в кузов… и отшлепала. Ну, по какому месту, уточнять не буду — сами понимаете…
— Пусти! — завопил я, задергался, захохотал, хотел вырваться, но даже и повернуться не смог в ее руках. Сильнющая же она, оказывается!
Мне стало зверски обидно, и я отчаянно задергался в ее руках.
— Уйди! Боре скажу. Пошла вон!..
Я совсем этого не хотел, но как-то получилось так, что на щеках появились слезы.
Они заливали курточку, руки, капали в кузов. Марфа отпустила меня, посмотрела с презрением и плюнула через борт. Ух, и разозлился же я на нее!
Машины между тем миновали поселок, и по сторонам пошел низкий кустарник. Марфа уже сидела на своем стуле возле движка с длинной трубой, торчавшей, как пулемет. Вместо пламегасителя на конце трубы виднелась железная «шляпа» — сопло.
Я присел на какой-то бидон. Я вдруг подумал, что рев был единственно правильное, что я мог сделать: теперь Марфа не сгонит меня с машины. Жалеет уже, небось, что дралась!
В ушах ревел ветер. Местами машина подпрыгивала на ухабах.
Марфа дернула на себя ручку. Движок застучал, затрясся, и из трубы вырвалось реденькое белое облачко. Остро запахло бензином.
