Чтоб не распалось время - Лайвли Пенелопа (книги онлайн .TXT) 📗
8. КАЧЕЛИ
— Нам нужны старые занавески, — сказал Мартин. — Или какой-нибудь коврик.
Он задумчиво посмотрел на кухонное окно, в котором маячила голова миссис Фостер, склоненная над раковиной с посудой.
— Мне кажется, ее лучше не просить, — предупредила Мария.
— Что, плохое настроение?
Мартин был специалистом по настроениям своей матери. Он обозрел миссис Фостер с интересом профессионального метеоролога и построил личные планы в соответствии с возможной перспективой.
— Не очень. Но просто она нам не разрешит выносить вещи из чужого дома, — ответила Мария.
Они сооружали шалаш в зарослях кустарника, к величайшему возмущению кота, — ведь это его частные джунгли для расправы с мышиными и птичьими жизнями. Он уселся на краю лужайки и уставился на Марию с Мартином, обиженно поводя кончиком хвоста. Мария, семенившая взад и вперед по поручению Мартина, пыталась по возможности его избегать.
— Ну ладно, ничего, — сказал Мартин. — Сделаем крышу из веток. Затаскивай вон ту толстую и пойди еще поищи.
Странно, подумала Мария, пробираясь на животе сквозь непролазный кустарник, есть такие люди, которым почему-то с удовольствием подчиняешься, когда они тобой командуют. Даже приятно. Вот, например, сейчас, несмотря на то, что по голове бьют ветки куста, который, похоже, живет совершенно самостоятельной жизнью. Какая-то ветка вдруг отскочила и стегнула ее по лицу, ой, отпрянула Мария и уже громко вскрикнула: «Ой, ой», наткнувшись коленкой на что-то твердое и острое — на джинсах сразу же образовалась треугольная дыра.
— Что случилось?
— Я поранила колено, — ответила Мария, сдерживая слезы и пытаясь сесть под негостеприимным кустом.
Ну вот, теперь придется оправдываться за эту дыру перед мамой. К тому же на коленке появилась розовая царапина. Мария осмотрела ее и увидела сочащуюся кровь. Потом огляделась: обо что же я так ободралась? Из земли в глубь куста уходила какая-то ржавая железка, а к ней крепилась толстая цепь с облезлой черной краской. Мария потянула, и цепь вышла из-под перегноя, таща за собой продолговатую металлическую пластину, на которой дырками был выбит узор.
Между листьями появилось лицо Мартина.
— Все в порядке?
— Да.
— Можешь вытереть моей рубашкой.
— Спасибо, — застенчиво ответила Мария.
— Что это такое?
— Не знаю.
— Давай вытащим. Вдруг пригодится.
Они с трудом вытащили из куста металлические брусья, цепи и прикованный к ним прямоугольник. Тяжелые, и много их. На траве они смотрелись как сломанный каркас неизвестной машины. Мартин в задумчивости поднимал то одно, то другое, потом сел и начал разглядывать. Мария знала: он думает не о прошлом, а о будущем этой штуковины. И вдруг все встало на свои места с удивительной ясностью.
— Это качели, — объявила она.
Мартин вытаращил глаза.
— Вот боковые распорки, с этой перекладины свисают цепи, а это — дырчатое — было когда-то сиденьем.
— А ты права, — изумился Мартин после короткой паузы.
— Знаю, — ответила Мария.
Я всегда знала: они где-то здесь, подумала она. Они поскрипывали — поэтому я и знала (конечно, они не могли скрипеть, когда лежали на боку в земле, под грудой листьев — это ясно), и все-таки они скрипели, вот так. И конечно же, это их качели — Сьюзан и Хэриет. Они-то и вышиты на картинке. Собачонка и качели, и я их обоих слышала.
— Ну что, начнем? — спросил Мартин.
Шалаш был заброшен. Они разложили качели на лужайке, разобравшись что к чему, и потом с огромными усилиями поставили их на ноги, прищемив при этом три пальца. Качели неуклюже накренились (из одной перекладины, разделявшей подпорки, выскочил шуруп) и беспомощно повисли — сиденье в одном месте плохо крепилось к цепи. И все проржавело. Но в общем они были великолепны.
— Нужна отвертка. И шурупы, — сказал Мартин. — И черная краска. И две кисти. И что-нибудь, чем можно счистить ржавчину. Пойди попроси у нее.
— Только, чур, я первая кататься, — решительно сказала Мария.
Мартин посмотрел на нее так, будто не расслышал. Потом сказал:
— О'кей. Только давай быстрее.
— Обещаешь не садиться, пока я сбегаю?
— Да что с тобой, в самом деле?
— Я их нашла, — ответила Мария. — Они мои. Но я тебе тоже дам покачаться, — добавила она.
— Спасибо, — ответил Мартин каким-то странным голосом.
Вообще-то, подумала она, ворвавшись в дом, это их качели, но они и мои, я их как бы в наследство получила — от девочек. Мне кажется, они были бы рады, если бы мы привели их в порядок.
— Что тебе нужно? — с удивлением спросила миссис Фостер, глядя из окна на то, что вдруг выросло на лужайке в этот августовский четверг. — Боже мой, Мария! Где ты это раздобыла?
Шурупы и отвертку еще как-то удалось найти, а вот с черной краской и кистями дела обстояли хуже. Миссис Фостер вышла в сад и в страхе наблюдала, как Мартин орудует инструментами возле качелей.
— Подожди до вечера, Мартин. Вернется Мариин папа и все вам сделает, и мне будет спокойнее, если…
— Нет, — выпалила Мария с мукой в голосе, и миссис Фостер, сокрушенная страстным порывом дочери, отошла в сторону и молча, нервозно следила за происходящим.
— Вот, теперь нормально держится, — сказал Мартин.
Он положил руку на сиденье и надавил. Качели прочно стояли на двух распорках в центре лужайки, отбрасывая длинную изящную тень, и там, где на сиденье был дырчатый рисунок, на тени тоже был дырчатый рисунок, и тень струилась по лужайке в лучах послеполуденного солнца.
— Давай. Пробуй.
— Нет, — ответила Мария. — Только когда все сделаем и покрасим.
— Красить? — с сомнением переспросила миссис Фостер. — Вряд ли я раз…
— Магазин на углу, — бросил Марии Мартин.
— У меня осталось шестьдесят пять пенсов каникулярных денег.
— А мне мама должна мои карманные с прошлой недели. И вчера она заняла еще сорок пенсов.
Они исчезли, прежде чем миссис Фостер успела выстроить перед ними свои опасения. В магазине они столкнулись с трудностями выбора и решения. Похоже, такой вещи, как «просто краска», вообще не бывает. Есть краска некапающая, виниловая, эмульсионная, краска для того-то, для сего-то и для чего-то еще.
— Нам нужна блестящая краска, — сказал Мартин. — Самая блестящая черная краска.
— Ничего, если она немного покапает, — добавила Мария. — Нам это даже нравится.
— Значит, глянцевая, — ответил продавец. — Вам нужна черная глянцевая эмаль. Пинту или полпинты?
— Пинту, — ответил Мартин. — И наждачной бумаги.
Два куска.
Кисти чуть не порушили все. Денег хватило только на одну маленькую кисточку. Но потом, после лихорадочных поисков, дома, в коробке со всяким хламом, стоявшей в глубине буфета, нашлась еще одна. Теперь они были полностью экипированы.
— Сначала нужно зачистить, — сказал Мартин. — Я видел, как папа делает. Иначе краска плохо ложится.
Они зачищали, и тень от качелей становилась все длиннее, пока ее не поглотила другая огромная тень, от дома, надвигающаяся по лужайке, словно прилив. И когда все было зачищено, принялись красить. Солнце стало медленно тонуть за домом, а они все красили и красили в приветливой тишине, нарушаемой лишь шелестом кистей и отдаленным, приятно отдаленным шумом, долетающим из соседнего сада, где пререкались члены семьи Мартина.
— Здорово… — восхитился Мартин, когда его кисть длинно и сочно заскользила вниз по подпорке.
Мария кивнула. Она уже решила: красить — это одно из лучших занятий в жизни. Раньше она никогда не красила. А ведь это даже лучше бассейна. И коньков. Да мало ли чего еще.
— Дай мне сделать сиденье, пожалуйста, — попросила она.
— О'кей, — разрешил Мартин.
И вот ты макаешь кисть в краску и потом обстукиваешь ее о край банки, чтобы стекли капли, и держишь ее в руке — сочную, жирную от краски, готовую пройтись по унылой, жаждущей некрашеной поверхности. И потом опускаешь ее на скучную некрашеную поверхность — один волшебный взмах, — и то, что было ржавым и облупившимся, становится сверкающе-черным и блестящим. И еще ты прокрашиваешь звенья — легкими мазками, чтобы они снова стали свежими и аккуратными, отделываешь каждую выемку и завитушку сиденья и ложишься на спину, чтобы подлезть снизу…
