Это было на Ульяновской - Ленкова Антонина (читать книги регистрация txt) 📗
— Все-то ты, Мария, знаешь, — улыбнулся Александр Семенович.
— Не все, потому и расспрашиваю. Мой тоже где-то мается. Весточек, почитай, с год уж нету…
И Пономаренко начал свой нелегкий рассказ.
Целый месяц пробивалась их часть из окружения, да так и не пробилась. Кто смерть в бою принял, кому не повезло еще больше — в фашистский плен попал. Оттуда, из-под Харькова, привезли их в Белгород. Поле, окруженное колючей проволокой, по углам вышки с пулеметами — вот и весь лагерь. Солнце ли палит, дождь — укрыться негде. Раз в день давали по черпаку зловонной баланды, воды не было. За день человек по двести выносили за ограду.
Узнав, что отправляют в Кременчуг, обрадовались: может, полегче будет. Но там увидели то же самое. Разве что поместили в бараке да в баланде появлялись иной раз капустные листья. Зато работать заставляли, пока не упадешь, и били нещадно за малейшую провинность. Попытаться бежать? Нашелся такой смельчак, но далеко не ушел — поймали. Выстроили весь лагерь и на глазах у всех забили до смерти.
Были такие, что не выдерживали, кончали самоубийством. Но самые сильные и смелые не теряли надежды выжить. Помогали друг другу. Как в тот памятный для Александра Семеновича день, когда пришлось ему работать на плоту. Вообще-то он был сапожником, но держал это свое ремесло в тайне — чтоб не заставили шить сапоги для немцев. Уж лучше вместе со всеми, чем прислуживать.
Они строили мост через Днепр. Старались работать как можно медленнее; оправдывались тем, что не строители, что дела этого не знают, но Александр Семенович видел: нарочно тянут. Вредят. Вот один из пленников незаметно пододвинул к самому краю плота ящик с гвоздями. При первой же волне он соскользнул в воду. Другой таким же образом отправил на дно ящик с инструментами. Фашисты орали, размахивали плетками, а виновных вроде бы не было. Тогда гитлеровцы, сидя на берегу, стали внимательно следить за каждым. И когда выпала из рук Александра Семеновича стамеска, которой он долбил в свае отверстие для болта, и с плеском упала в воду, белый от ярости фашист приказал достать ее. Иначе…
Найти в Днепре? Да он и плавать-то не умеет! Со свистом разрезает воздух резиновая плеть. Еще… И уже откуда-то издалека доносится до Александра Семеновича визгливый крик фашиста. О чем это он? Ах да… стамеска. Ее надо достать. Еще один удар болью отзывается во всем теле. Надо лезть в воду. Хоть на несколько мгновений оттянуть неизбежную смерть.
Шатаясь, подходит Пономаренко к воде, погружается в нее. И тут же всплывает, отчаянно загребая руками, хватая воздух широко раскрытым ртом. Он карабкается по скользкому глинистому откосу, но резкий удар плети гонит его обратно в воду…
С ужасом наблюдают пленники за этим страшным поединком. Они знают: не достанет Пономаренко стамеску — смерть.
А тому уже все равно — захлебнуться в воде или принять пулю. Лучше уж пулю. Меньше мучиться. Человек медленно поднимается на берег. И так же медленно поднимается ему навстречу рука с пистолетом.
Но вышел парень — кожа да кости, — сказал:
— Не стреляйте, я достану.
И нырнул. Когда вынырнул — в руках у него была стамеска. Выстрела не прозвучало.
Однажды к Александру Семеновичу подошел земляк, работавший в немецкой столовой. Протянул кусочек хлеба, проговорил с тоской:
— Бригаду плотников в Ростов направляют. Узнаю какую — скажу. Может, приведется тебе донской водички испить, своих повидать…
На следующий день Пономаренко, получивший самые точные сведения, упрашивал бригадира соседней бригады взять его к себе. Дочку-красавицу в жены отдать обещал… А почему нет? Парень видный, может, и приглянется дочери.
Бригадир покосился на него, на свою полицейскую повязку.
— Я видел, как тебе ее цепляли, — сказал ростовчанин.
Он и в самом деле помнил, как построили их однажды в колонну, спросили, кто будет старшим; не дождавшись ответа, вытолкнули из рядов высокого, статного парня. Пригрозив, что расстреляют, если он посмеет снять повязку, назначили старшим. Может, скинул бы ее Григорий Базыкин при случае, да товарищи упросили: лучше ты, чем какой-нибудь из «добровольцев». Он и сам это понимал отлично, хоть иной раз и рисковал своим положением: отпускал людей раздобыть хлеба, потом делил его на всю бригаду.
Хмурым осенним утром поезд остановился в Ростове. Болью сжалось сердце старого ростовчанина, когда увидел он руины на Привокзальной площади, на главной улице города. Вот и Буденновский. Сейчас свернуть бы вправо!..
Он не поверил своим ушам, когда услышал команду: «Левое плечо вперед!» Куда их ведут? На мост? А оттуда?.. Но до моста они не дошли — еще одна команда, и строй повернул… на Ульяновскую! Александр Семенович чувствовал, что еще немного, и у него разорвется сердце: несколько десятков шагов отделяли его от дома. От жены и дочери. Живы ли они?
Плотников разместили в том самом лагере, у ворот которого так часто появлялась Юлия Остапенко. Не сразу признала она в исхудавшем, состарившемся человеке соседа по двору.
— С бородой-то я тебя сроду не видела, Семеныч, — оправдывалась она, отвечая на его укоризненный взгляд.
Не сразу узнала отца и Нина, прибежавшая через несколько минут к лагерю вместе с Юлией Афанасьевной.
Никогда еще комендант лагеря не носил таких изящных сапожек, как те, которые сшил ему этот старательный русский. Сразу видно, что уважает новых хозяев. О, он умеет — как это по-русски? — да, бить благодарность. У него здесь семья? Он разрешает ему ночевать дома. Нет-нет, работать — в лагере. Он будет его отпускать только на ночь, а чтобы самому спать спокойно, пусть пойдет с ним на квартиру полицай. Какой — ему, коменданту, все равно. Базыкин? Гут. Хорошо.
Наутро все во дворе знали: Семеныча за какие-то заслуги перед фашистами — не иначе — выпустили из лагеря. Вместе с ним, вроде как на квартиру, пришел полицай. Но вскоре все прояснилось, и люди вздохнули с облегчением. Операция по спасению пленных продолжалась, и в ней самое горячее участие принимали Александр Семенович Пономаренко и Григорий Базыкин. Это им удалось однажды вывести из лагеря тяжело раненного капитана медицинской службы Тито Евсеевича Мшвидобадзе и почти весь состав плотницкой бригады. Григорий объяснил, что они работают на объекте, расположенном на другом конце города, и он будто бы устроил их на ночлег в другом лагере — чтобы не терять время на переходы…
— Вот теперь все понятно, — проговорила Мария Ивановна, когда ночной гость закончил рассказ. — А то прямо как с неба упал в свой двор, да еще и с ангелом-хранителем. Значит, договорились. Сколько надо, столько и спрячу. Будут они в церковном подвале, как у Христа за пазухой. И накормить постараюсь — люди помогут, они у нас золотые. Последний кусок отдадут.
— Одной не трудно будет? — спросил Александр Семенович. — Помощников-то твоих, слыхал, расстреляли… Изверги — на детей рука поднялась.
— За все с них спросим, Семеныч, а за детей особо. Не будет им за них прощения ни на земле, ни на небе. А помощники найдутся. Вон одна посапывает, давно помогать мне рвется. Все боялась из дому выпускать, чтоб горя людского меньше видела; а может, так и надо — чтобы все помнила, все знала об этом жестоком времени…
Утром Мария Ивановна сказала дочери:
— Что-то ты, Валюха, давно не просишься ко мне в помощники?
— Чего проситься, все равно не возьмешь. Все равно думаешь, что я маленькая, — нахмурилась девочка.
— Какая ж ты маленькая? Двенадцатый год пошел. Одевайся потеплее, на дворе холод собачий, и пойдем.
Девочка чуть не запрыгала от радости, Наконец-то ее стали считать взрослым человеком. Она еще плохо представляет, какую помощь ждет от нее мама, но знает точно: стараться будет изо всех сил!
— А куда мы пойдем, мама? Далеко?
— Пока близко — в своем дворе работа есть. Бери веник, ведро, тряпку, будем наводить порядок в церковном подвале, а то, как в ясли упала вторая бомба, и его совсем завалило, туда никто не ходил.
