В семье - Мало Гектор (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Итак, значит, скоро начнется рабочий день, и ей надо покинуть шалаш. Но прежде чем выйти, Перрина подняла лежавшую на пне газету, которую она вначале не заметила в темноте и увидела только теперь, когда отворила дверь. Это был номер «Амьенской Газеты» от 25 февраля. Так как листок лежал на единственном месте, где можно было присесть, то, сопоставляя это с днем, каким была помечена газета, Перрина заключила, что последний посетитель шалаша был в нем 25 февраля и с тех пор в него никто больше не заходил.
Глава XVI
Не успела Перрина выйти из ивняка на большую дорогу, как уже загудел фабричный свисток. Резкие, могучие звуки точно пробудили от сна раскинутые по долине фабричные здания: сильнее повалили из труб клубы черного дыма, и со всех концов понеслись те же нестройные, дикие звуки паровых свистков, спешивших принять участие в этом своеобразном концерте.
Это был сигнал собираться на работу. По заведенному в Марокуре правилу, свисток, данный в главном корпусе, подхватывали все остальные отделения фабрики, передавая его дальше по деревням, и таким образом на всех Пендавуанских фабриках работа начиналась в один и тот же час.
Боясь опоздать, Перрина прибавила шагу, и когда она вошла в деревню, все население уже проснулось; двери были распахнуты настежь, и фабричные, стоя на пороге, торопливо поглощали свой завтрак. Но на фабрику никто еще не шел, так как слышанный Перриной сигнал был только повесткой, — значит, и ей нечего было особенно торопиться.
Скоро часы пробили три четверти, и в ту же минуту опять загудел свисток, но на тот раз резче и громче, точно приказывая поторопиться. И весь этот люд вдруг засуетился: из домов, из дворов, из харчевен — отовсюду высыпал народ, заполняя улицу. Тут были мужчины, женщины и дети, и все это шумело, кричало, смеялось. Из боковых улиц к этой толпе присоединялись новые группы и, сливаясь в одно целое, все они живой волной катились вдоль главной улицы по направлению к фабрике.
В одной из групп Перрина заметила Розали и сейчас же присоединилась к ней.
— Где это вы были? — удивленно спросила Розали.
— Я рано встала и пошла гулять.
— А я-то вас искала!
— Благодарю вас, только не надо искать меня, я — ранняя птица.
Подойдя к фабрике, вся толпа слегка приостановилась на минуту, а потом через растворенную настежь калитку устремилась на внутренний двор, рассыпаясь по различным мастерским. У входа, засунув руки в карманы куртки и сдвинув на затылок соломенную шляпу, стоял человек высокого роста, худой, как скелет; слегка вытянув вперед шею, он внимательным взором окидывал каждого входящего рабочего.
— Долговязый! — прошептала Розали.
Но и без объяснений подруги Перрина с первого же взгляда догадалась, что это был сам директор Талуэль.
— Что же, и мне входить вместе с вами? — спросила она.
— Конечно.
Для Перрины это была решительная минута, но она поборола свое волнение: почему бы могли не принять ее, раз здесь берут всех желающих?
Поравнявшись с Талуэлем, Розали велела Перрине не отставать и, выбравшись из толпы, храбро подошла к директору.
— Господин директор, — проговорила она, — вот моя приятельница, которая тоже хочет поступить на фабрику.
Талуэль бросил быстрый взгляд на Перрину.
— А вот сейчас видно будет, — отвечал он.
И Розали, знавшая, что именно надо делать, отошла со своей подругой в сторонку.
В эту минуту у решетки послышался шум, и толпа поспешно расступилась, освобождая дорогу для фаэтона господина Вульфрана. Экипажем правил все тот же молодой человек. Хотя всем было известно, что хозяин не видит, тем не менее все мужчины сняли шапки, а женщины вежливо поклонились, когда он проехал мимо них.
— Видите, он приезжает не последним, — заметила Розали.
Директор быстрыми шагами подошел к фаэтону и, держа шляпу в руках, проговорил:
— Рад приветствовать вас, господин Вульфран.
— Здравствуйте, Талуэль.
Перрина проводила взглядом экипаж, продолжавший свой путь, а когда снова посмотрела на решетку, то увидела, как проходили уже известные ей служащие: инженер Фабри, Бэндит, Монблё и другие, которых ей назвала Розали.
С каждой минутой толпа все более редела, так что подходившие последними теперь уже бежали, боясь опоздать.
— Мне кажется, что молодые-то явятся с опозданием, — тихо проговорила Розали.
Начали бить часы; толпа налегла в последний раз, и улица опустела. Талуэль, однако, не покинул своего поста и, держа руки в карманах, продолжал смотреть вдаль, гордо подняв голову.
Прошло несколько минут, и у решетки появился высокий молодой человек, которого ни по костюму, ни по манерам нельзя было принять за простого рабочего. Это был настоящий барин, резко отличавшийся своим обликом даже от инженеров и прочих служащих. Шел он очень быстро, на ходу завязывая галстук, чего, очевидно, не успел сделать дома.
Когда он поравнялся с директором, последний снял шляпу, как сделал и при появлении господина Вульфрана, но Перрина заметила, что оба поклона значительно отличались один от другого.
— Рад приветствовать вас, господин Теодор, — поздоровался Талуэль.
— Здравствуйте, Талуэль. Дядя уже приехал?
— О, да, конечно, господин Теодор! Уже пять минут назад.
— А!
— Вы еще не последний сегодня; господин Казимир тоже опоздал, хотя и не был в Париже, как вы. Да вот и он.
Пока Теодор пересекал двор, направляясь к конторе, Казимир быстро приближался к решетке.
Он не походил на своего кузена ни сложением, ни манерами; невысокий, худощавый, с гордо поднятой вверх головой, на молчаливый поклон директора он ответил только легким кивком, не проронив при этом ни слова.
Проводив Казимира, Талуэль опять заложил руки в карманы и только теперь обратился к Розали:
— Что умеет делать твоя приятельница?
Перрина сама ответила на этот вопрос.
— Я еще не работала на фабриках, — сказала она робким голосом, хотя и старалась казаться совершенно спокойной.
Талуэль бросил на нее беглый взгляд и, обратившись к Розали, проговорил:
— Скажи от меня Костылю, чтобы он поставил ее к вагонеткам, да смотри, живей поворачивайся!
— Что это за вагонетки? — спрашивала Перрина, идя за Розали по обширным дворам, отделявшим одни мастерские от других. Будет ли она в состоянии выполнить эту работу, хватит ли у нее силы, уменья? Может быть, еще придется учиться? Все это были страшные вопросы для нее, и они тем более пугали ее, что теперь, когда она была уже допущена на фабрику, она чувствовала, что от нее одной будет зависеть удержаться здесь.
Розали поняла ее волнение и ответила:
— Не пугайтесь, ничего нет легче этого.
Перрина скорее угадала смысл этих слов, чем их услышала: все машины и станки в это время были уже в полном ходу, и на фабрике стоял такой грохот и шум, смешанный с ревом сигнальных свистков, что заглушал голоса людей.
— Не можете ли вы говорить громче? — сказала Перрина. — Я вас не слышу.
— Привыкнете! — крикнула Розали. — Я ведь говорила нам, что это не трудно: нужно только нагрузить cannettes на вагонетки. Знаете вы, что такое вагонетки?
— Мне кажется, что это маленький вагон.
— Именно. Когда вагонетка наполнится, то надо толкать ее до ткацкой, где происходит разгрузка; только подтолкните хорошенько, когда будете трогаться с места, а там уже вагонетка покатится сама собою.
— А что же такое эти cannettes?
— Вы не знаете, что такое cannettes? Но ведь я же вам вчера еще сказала, что cannetiers — машины, на которых делают нитки для челноков; теперь, я думаю, вы понимаете, что это такое?
— Не очень-то.
Розали с недоверием посмотрела на Перрину, думая, что та смеется над ней, но лицо девочки было серьезно. Тогда она продолжала:
