Огонь в затемненном городе (1972) - Рауд Эно Мартинович (книги бесплатно TXT) 📗
Велиранда мы больше никогда не видели. В квартиру его вселились новые жильцы. И больше мы ничего о нем не знаем. Но мы крепко надеемся, что он уже не может никому причинить зла.
Я сам не перестаю удивляться, как ловко удалось нам расправиться с Велирандом. Но все было именно так. И Олев может это подтвердить. Правда часто кажется невероятной.
НАХОДКА В ЛЕСУ
Осень принесла хорошую добавку к нашему скудному меню. Я имею в виду грибы.
Я лично очень высоко ценю хождение за грибами. Человек, собирающий грибы, дышит свежим воздухом, наслаждается природой и одновременно занимается полезным делом. Поиски грибов развивают у человека внимание и наблюдательность. Это не какое-нибудь хождение за брусникой, когда ягоды просто загребают обеими руками. Такую работу может выполнять и машина, и я слышал, что даже изобретен какой-то аппарат для собирания брусники. Но попробуйте машиной собирать грибы! Ничего не выйдет!
Мне, конечно, могут возразить, что имеются приспособления, которые даже мины под землей находят, почему же нельзя придумать аппарат обнаружения грибов? На это я отвечу, что мина— это все-таки мина, а гриб совсем другое дело. Когда находят мину — все ясно, ее обезвреживают. Но когда находят гриб, сразу же возникает вопрос: он съедобный, или несъедобный, или даже ядовитый? И тут никакой аппарат не поможет — тут нужен человеческий разум. Правда, Олев говорит, что в будущем начнут конструировать машины с разумом. Может быть. Ведь техника развивается стремительно. Но я не верю, что какая-нибудь машина будущего сможет разбираться в грибах так же хорошо, как моя мама.
От мамы и я научился всем грибным премудростям, которыми теперь делюсь с Олевом, когда мы ходим в лес. У нас с ним есть большое преимущество перед многими другими людьми, которые ходят по грибы, — мы знаем гораздо больше съедобных грибов.
Приведу два примера. Я сам видел, как люди, собирающие грибы, проходят мимо большого гриба, который в научной литературе называется гриб с зонтиком. Они словно не замечают его. Иной раз даже поддевают его ногой. А ведь этот гриб прекрасен: он вкусен, как куриное мясо, как камбала, как шницель. И вкусных опят тоже никто, кроме нас, тут в лесу не собирает. «Опенки!» — говорят люди с пренебрежением и проходят мимо. А ведь с одного пенька можно иной раз набрать грибов полное лукошко.
Однажды утром в воскресенье мы с Олевом бродили по лесу.
Вскоре я потерял своего друга из виду. Я шел своим путем и думал свои думы. Сначала я думал о грибах, потом о Линде. Затем об отце и войне. И в то же время, конечно, шарил глазами по земле, пробирался сквозь кустарник, брел по колено в папоротниках… И вдруг заметил под одной густой елью, ветки которой нависали низко над землей, красноармейскую полевую сумку.
Полевая сумка сильно отсырела. Я открыл ее скорее машинально, чем в надежде что-нибудь найти там. И тем большим было мое изумление, когда ко мне в руки первым делом попал «Эстонско-русский словарь». Обложка его покоробилась. Странички свернулись и пожелтели. Но все-таки это был «Эстонско-русский словарь». Из другого отделения я вытащил топографическую карту. И тут же обнаружился заклеенный почтовый конверт. Адрес, написанный карандашом, мне удалось кое-как разобрать. Наш город. Терновая улица. Дом номер пять. Квартира три. Ю. Кярвет.
Кярвет? С Терновой улицы!
Сунув пальцы в рот, я свистнул. Два коротких свистка и один длинный. Это был наш условный сигнал на случай, если одному из нас попадется хорошее грибное место.
Олев свистнул в ответ. Вскоре он был около меня:
— Ну что, боровики?
— Нет, боровиков нету, зато смотри, что я нашел.
Я показал ему полевую сумку, словарь и карту. Затем протянул ему письмо.
— Странно, — пробормотал он. — Адрес сходится. Это же те самые Кярвет, которых мы предостерегли от Велиранда.
— И сумка командирская.
— Похоже, что так.
— Эти вещи надо отнести туда… на Терновую улицу.
— Я тоже так думаю.
Полевая сумка как раз поместилась ко мне в корзинку. Мы спрятали ее на дно, под грибы. Но так как грибов было маловато, сломали несколько красивых веток рябины и положили их сверху.
— Действительно, забавно, — сказал Олев, — что именно мы должны были найти эту полевую сумку! И с тех пор ведь прошло больше года…
— С каких пор?
— Ну с тех, как сумка осталась тут.
Правда. Как быстро летит время! Уже второй год топчут сапоги немецких солдат нашу землю.
Час спустя мы были на Терновой улице.
Знакомый дом. Знакомый подъезд. Дверь в подвал приоткрыта, как и в тот раз, когда мы тут выслеживали Велиранда.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж.
Олев постучал.
За дверью послышались шаги, и дверь отворилась. Мы с Олевом онемели от неожиданности — перед нами стояла Мээли. Мээли Лиивик из нашего класса. А она-то что тут делает?
Я знал, что Мээли с родителями живет в деревне. До войны она каждый день приезжала в школу на автобусе. Но с началом оккупации автобусы перестали ходить, и на время учебы Мээли переселилась куда-то в город. Так вот где она теперь живет!
— Здравствуйте, — сказала Мээли после недолгого молчания.
От изумления я не мог проронить ни слова. Но Олев взял из корзинки ветку рябины и протянул Мээли.
— Мы ходили в лес по грибы, — объяснил он.
Щеки Мээли покраснели, как гроздья рябины, которые она смущенно рассматривала.
— Заходите!
Мы вошли в квартиру.
Я чувствовал себя виноватым перед Мээли. Она, видимо, думала, что мы пришли только ради того, чтобы передать ей эту ветку рябины. А мы вовсе не затем пришли и даже не знали, что можем встретить тут Мээли.
Мы прошли в комнату и сели. Никто из нас не знал, о чем говорить. Из неловкого положения выручила нас средних лет женщина с добрым лицом, неожиданно вошедшая в комнату.
— Это мои одноклассники, — сказала Мээли.
Согласно этикету, мы встали и поклонились. Оказалось, что это Мээлина тетя. Началась обычная беседа, и мы почувствовали облегчение после недавнего конфузного молчания. Разговор пошел о том, что на паек почти невозможно прожить. Все считали, что в деревне сейчас жить легче. Потом Мээлина тетя перевела разговор на школьные темы.
Она поинтересовалась, как мы сдали вступительные экзамены в гимназию. (У Мээли были все пятерки.) Она еще хотела знать, какие отношения между мальчиками и девочками в нашем классе.
Так мы болтали довольно долго, пока я наконец не решился задать главный вопрос:
— Извините, а в этой квартире живет какая… какая-нибудь госпожа Кярвет?
— Я и есть Кярвет, — сказала Мээлина тетя с легким изумлением.
— А ваш муж в России? — спросил я, так как хотел быть полностью уверенным, что письмо адресовано именно ей.
— Почему вы так думаете?
Да, почему я так подумал? Что ей ответить? Ведь письмо, обнаруженное нами в лесу, мог написать любой родственник, или друг, или просто знакомый. Не мог же я начать объяснять, что Велиранд особенно интересовался именно теми семьями, у которых кто-нибудь находился в России или в Красной Армии.
Олев вышел в переднюю и вернулся с полевой сумкой.
— Мы нашли это в лесу, — сказал он.
Госпожа Кярвет взяла полевую сумку, внимательно осмотрела ее и нашла письмо.
Тогда она встала, отошла к окну и принялась читать. Она читала очень долго. Но, может быть, прочитав, она просто так стояла у окна. Стояла спиной к нам и о чем-то думала.
Наконец она повернулась к нам.
— Сейчас я узнала, что восьмого августа прошлого года мой муж еще был жив. Больше я ничего о нем не знаю.
В комнате возникло серьезное и даже чуть подавленное настроение. Нетрудно было догадаться, что сейчас мы здесь лишние.
— Нам пора, — сказал Олев.
Нас не удерживали.
Мээли проводила нас до двери. С ее лица исчезло радостное оживление. Она даже не пригласила нас зайти как-нибудь еще в другой раз. Наверно, она думала сейчас только с своем дяде.
