В просторном мире - Никулин Михаил Андреевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
— Чего свистишь? Или хату новую отстроил? Покажи ее! — спросила Нефедовна, оглядывая пустошь глинистого косогора.
— Бабушка, дым мешает. Ветер подует — увидите, — ответил Гаврик.
— Сбыться бы твоему слову, свистун! — усмехнулась Нефедовна, долгим взором провожая Гаврика, озабоченно напевавшего:
Когда четырехкрылая легкая мельница была посажена на воткнутый у порога шест, осенний ветерок, набежавший с залива, с жужжанием и треском заиграл в ее белых крыльях. Нюська захлопала в ладоши и затанцевала.
— Муки намелю много! Мамка целую гору пышек напечет, и будем есть. Мише Самохе тоже дадим. Всем дадим!
— До чего ж ты у меня умная! — засмеялся Гаврик.
Через минуту Нюська целиком погрузилась в хлопотливые дела мельника, а Гаврик, подложив в печку бурьяна, почувствовал себя свободным, как приазовский ветер. Открыв трубу, он позвал:
— Алло! На «Большой земле»!
«Большая земля» не отвечала. Но Гаврик знал, что время придет, и она непременно заговорит; оставалось терпеливо ждать этой минуты.
Миша Самохин избрал наблюдательным пунктом развалину каменной стены бывшего скотного сарая молочнотоварной фермы: отсюда хорошо был виден уцелевший от войны домик с зелеными ставнями, где шло нескончаемо длинное собрание. Невдалеке от домика стояла лошадь майора, привязанная к расщепленному стволу молодой акации.
Появись майор на пороге домика, он будет виден Мише как на ладони. Если бы даже из уважения к раненому офицеру кто-нибудь захотел подвести лошадь к самому порогу домика, этому помехой были бы камни и обломки кирпича, загромождавшие улицу. Встреча с «богом войны» неизбежно должна была состояться здесь.
В затишье за развалиной ничто не мешало Мише думать над тем, что сначала надо сказать майору и как его потом убедить, чтобы он послал в Сальские степи его и Гаврика.
«Майор может спросить: „Но почему вас? Вы, что же, лучшие?“» Сказать ему «да» было бы хвастовством.
А может, начать так: «Товарищ майор, конь у вас хороший, похож на фронтового. Вы садитесь в бедарку, а я подержу его за узду. Слыхал, что на нем поедут в Сальские степи… Вот бы и нам с Гавриком…»
Снизу, от станции, донесся свисток паровоза. И Миша легко догадался, что ответил бы ему майор: «Зачем гнать лошадь в Сальские степи, если можно уехать туда поездом?!»
Миша с досадой понял, что удачного подхода для разговора с майором ему не найти и не придумать.
Из домика по одному, по два стали выходить люди. Они забирали стоявшие у стены вилы и грабли и направлялись в степь. Доносился их отрывочный разговор:
— Марью Захаровну Самохину покличьте!
— В степи она нужней!
— Лопаты у председателя!
— Пальцами окопы не будешь загребать!
Услышав эти голоса, Миша не захотел сложа руки ждать появления майора. Он отошел от стены и стал очищать улицу от камней, складывая их в кучу.
Майор появился около бедарки так неожиданно, что Миша невольно выронил желтоватый кругляк и, вытянувшись, приложил ладонь к козырьку кепки.
— Вольно, — сказал майор и, будто споткнувшись, остановился, рассматривая свои начищенные сапоги и в то же время искоса поглядывая на Мишу сверлящими глазами.
Майор был человеком пожилым, невысоким, грузноватым. Плечи его плотно облегало черное кожаное пальто.
— Ты что делаешь? — спросил он, точно осуждая Мишу за какие-то упущения.
Миша нагнулся, поднял камень и понес его к куче.
— Понятно, — сдержанно засмеялся майор. — Зачем это делаешь и кто тебя заставил?
— Никто не заставлял, а улицу, товарищ майор, все равно расчищать надо. Сейчас тут и бедаркой не проедешь, а машиной и вовсе нельзя.
— Где ты видишь эту машину? — спросил майор, закидывая здоровую руку за спину и прищуривая глаза, стянутые сеткой лукавых морщинок.
Миша собирался говорить о серьезном, а майор шутил с ним, как шутят с детьми взрослые. Миша понимал, что и ему бы надо перейти на шутку, но он не мог этого сделать, не умея запросто разговаривать с незнакомыми и быстро находить нужные слова. Вспомнив, что именно за это школьные товарищи прозвали его «мешком с цыбулей», он, злясь на себя, заговорил:
— Машины, товарищ майор, сейчас все на фронте. Пустите, камень возьму, — и он потянулся поднять тот самый камень, на котором каблук к каблуку стояли сапоги майора.
Майор подался в сторону и минуту-другую задумчиво наблюдал, как Миша Самохин, посапывая, носил и носил камни, бросая их в кучу, на которую они падали с тяжелым звоном.
— Может, ты и хороший парень, даже наверное хороший, — заговорил майор, — но сам по себе — единоличник.
Миша взглянул на майора округлившимися от обиды глазами.
— Понимаешь, — единоличник! — настойчиво проговорил майор, и лицо его при этом насмешливо искривилось. — Голубчик мой, — не то с прискорбием, не то сожалением продолжал он, — я человек военный, люблю действовать с батареей, дивизионом, а ты — один…
Ой круто повернулся и, легко перенося грузноватое тело с камня на камень, направился к лошади.
Миша растерялся и, не успев рассказать, что он не раз с пионерским отрядом собирал колосья в поле, помогал очищать сад от личинок, строил скворечники, стоял сейчас с опущенными руками.
А майор уже развязывал вожжи, садился в бедарку. Еще минута — и он уедет.
— Товарищ майор, Иван Никитич Опенкин вас, должно быть, звал! — необычайно громко и испуганно прокричал Миша, завидев торопливого суховатого плотника в небольшой группе колхозников, вышедших из правления.
Старого плотника Опенкина интересовал совсем не майор, а бабушка Гуля, моложавая старушка, у которой он вырвал из рук короткое бревно и теперь распекал ее:
— Подумайте: до чего ни коснется, все липнет к ее рукам. А распорки для возилок из чего буду делать?!
Иван Никитич вскинул бревно на плечо и пошел круто спускавшейся стежкой к мастерским.
Миша понял, что свести майора со стариком и заставить их заговорить о поездке в Сальские степи уже не удастся.
— Забыл, — уныло, как бы винясь, проговорил Миша.
— Можно напомнить. Товарищ Опенкин, на минуту! — крикнул майор и помахал черной курпейчатой шапкой.
Но плотник Опенкин не услышал майора. Миша устало опустился на камень и сказал:
— Он, должно быть, хотел спросить у вас, кого из ребят нарядить в Сальские степи за коровами.
— Совсем непонятно! Я же, помимо тебя, никого из здешних ребят не знаю! — удивился майор.
— Обо мне говорить не надо, — скучно заметил Миша.
— Это почему?
— Я «единоличник».
Майор уже повернул чалую лошадь вполоборота, но обиженный голос, ссутулившаяся спина Миши, сидящего на камнях, остановили его:
— Ты одинокий? — настороженно спросил майор.
— С матерью.
— А отец?
— На фронте, — не поднимая головы, ответил Миша.
— Письма присылает?
— Присылает.
— У тебя беда? — нахмурился майор. — А какая — не догадаюсь. Подожди, тебя я видел на собрании?
— Не знаю.
— Кажется, тебя. Ты стоял, слушал и ушами и немного… ртом?
— Интересное всегда так слушаю, — признался Миша. — Вы ж как раз заговорили про поездку в Сальские степи.
— А дорога в Сальские степи интересная? — спросил майор.
— Лучшей, товарищ майор, не придумаешь, — вытирая вспотевшие щеки, ответил Миша.
Майор достал из кармана блокнот, спросил у Миши имя и фамилию, быстро что-то написал и, вырвав лист, распорядился:
— Эту записку отдашь товарищу Опенкину. Раньше сам можешь прочитать, а уж потом к плотнику в мастерские, — аллюр три креста… Понимаешь? Чалая, но! Счастливый путь!
С места громко застучали колеса бедарки.
Миша читал:
«Товарищ Опенкин, присмотрись к этому мальчику, Мише Самохину. Проверь его в деле. По-моему, он первый кандидат на поездку в Сальские степи. Майор Захаров».
