Дневник Лиды Карасевой - Бродская Дина Леонтьевна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
Однажды я опоздала. Было скучно. Я ходила по школе и «дохла от тоски» (как сказала бы Файка). Я решила пойти на площадку перед чердаком. Когда я шла мимо физической лестницы, я перед дверьми увидела Юру Троицкого. Он стоял с очень печальным видом, опустив голову.
«Выгнали с урока», решила я и остановилась, думая — сказать что-нибудь или нет? Юра Троицкий медленно поднял голову. Лицо у него было печальное, но очень умное и хорошее. Он стоял, слегка горбясь.
— Тебя выгнали? — спросила я.
Троицкий не ответил.
«Определенно выгнали», решила я, и мне стало неловко, что я на него глазею. Я помчалась наверх. Потом я и Файка разговорились с Женькой Штауфом (староста 8-го класса). Он назвал Троицкого «Матильдой». Мы удивились и спросили, почему его так зовут.
Штауф ответил:
— Его прозвище — Матильда, а почему — я не знаю.
Мы пошли к Лизе Осокиной, та ответила, что у Троицкого была кошка Матильда. Тогда я решила, что Троицкий пай-мальчик, старательный ученик и маменькин сынок.
Вчера была у нас контрольная работа по геометрии. Я все повторила заранее и ничуточки не боялась; я решила задачу в 15 минут и подала первая. Потом подал Птицын. А бедная Иванова за целый час ничего не могла решить. Теперь я больше всего боюсь контрольной по алгебре. Файка решила свою задачу правильно, но позабыла сделать проверку и теперь все время «переживает».
Последний урок был Дмитрия Осиповича. Он принес контрольные по геометрии; я была уверена, что решила правильно задачу. И даже не посмотрела ответ для проверки. Самыми первыми получили письменные Мира и Файка. У них стоит «хор». Дмитрий Осипович раздает листки дальше. У Розы Ивановой, конечно, «плохо».
Моя тетрадь в голубой обложке лежала самая последняя. Наконец, звонок. Дмитрий Осипович протягивает мне тетрадь и говорит на весь класс:
— Такая почтенная личность, как Лида Карасева, — и «плохо».
Плохо?! Вот так-так. Этого я никак не ожидала… До контрольки мы с Фаиной не один раз доказывали теорему.
Что ж оказалось. Когда я сегодня заглянула в Киселева, я увидела, что задачу надо было делать совсем не так. Я упустила из виду, что когда описывают окружность вокруг прямоугольного треугольника, то гипотенуза всегда совпадает с диаметром. Задачка-то, оказывается, совсем пустяковая, и поэтому обидно до чортиков.
В 12 часов пришла Файка. Мы повторили по зоологии многоножек и принялись за историю. У нас должен быть опрос по Германии XII и XIII веков. Файка читала свой конспект, а я слушала. История — интересная наука, но, по правде сказать, зоологию я люблю гораздо больше, чем историю.
Файка читала очень быстро свой конспект, и у меня в голове путались все даты и названия.
«В 1162 году Милан сдался… Герцог Саксонский и Филипп Швабский… Папа хотел проклясть Фридриха II… Граф Люксембург захватил Богемию…»
Когда мы выучили историю, я включила радио, и мы начали танцовать вальс.
Сегодня у меня и у Птицына был горячий разговор с Линой Браславской. Она хорошо рисует, и в начале года мы выбрали ее в классную редколлегию. Но вот уже два месяца, а газета до сих пор не вышла из-за того, что Браславская никак не удосужится нарисовать заголовок.
Когда Птицын, как староста, сделал Лине замечание, она дерзко ответила:
— А зачем вы меня выбирали в редколлегию? Я ведь тогда предупредила, что у меня нет времени для общественной работы. Мое дело — хорошо учиться, а остальное меня не касается.
Я сказала Лине, что тот человек, который ничего не желает делать для коллектива, — черствый эгоист.
Браславская посмотрела на меня ненавидящими глазами. Теперь — мы враги.
Гриша Егоров — лучший ученик нашего класса. Мы прозвали его «гениалиссимус», что значит больше, чем гений.
В прошлом году он висел на доске отличников (т. е. не он, а его фамилия висела). Гриша необычайно длинный, хулой и нескладный. Он всегда носит бархатную блузу и брюки трубочкой. Он какой-то диковатый и неловкий. После звонка Егоров выскакивает в коридор и всю переменку стоит у стены, вытянувшись, точно на часах. Он ни с кем не дружит, но если у него спросить что-нибудь непонятное, он охотно объяснит. Егоров — лучший шахматист нашей школы, и он сам изучает три языка — немецкий, французский и английский.
Сегодня на перемене я была очень поражена. Наш «гениалиссимус», и вдруг разговаривает с Юрой Троицким.
О чем бы это он мог говорить с этим тихоней?
Я прошла мимо них и услышала, как Егоров сказал, размахивая своими длинными руками:
— Нет, нет, Ботвиннику в этой партии надо было употребить королевский гамбит…
Значит, Матильда не такой уж тупица, если с ним говорит о шахматах.
Вчера Файка решила позвонить к нему по телефону. Он выслушал ее внимательно и вежливо, а потом спросил:
— А кто это говорит?
Но Файка не знала, что ответить, и повесила трубку. Файка уверяет, что у него по телефону как раз такой голос, какой должен быть: очень аккуратный.
Сегодня я, наконец, собралась с духом и переговорила с Дмитрием Осиповичем. Я зашла на перемене в учебную часть. Там сидело много народу, но, к счастью, они не слышали нашего разговора. На диване сидели физкультурник, химик и труд.
Я отозвала Дмитрия Осиповича в уголок и попросила, чтобы он поскорее вызвал меня к доске. Я хочу исправить плохую отметку по геометрии.
— Конечно, я тебя вызову, — сказал Дмитрий Осипович. — Что ж это с тобой приключилось на контрольной работе? Такая почтенная личность и не смогла решить простой задачки…
— Спутала теорему, — пробормотала я и, покраснев, выскочила из учебной части.
На перемене я, Файка и Коган сидели в нашем любимом уголке, в коридоре за фикусом. Подошли Ложкин, Астахович, Егоров и Птицын. Мы болтали о том, о сем, а потом разговор перешел на дружбу. Ложкин, Астахович и Коля Птицын уверяли, что между девчонкой и мальчиком не может быть настоящей дружбы. Астахович говорил: девочка по своему характеру трусливей и слабее мальчика, и ему с ней неинтересно. Что ж это за друг, если от него нельзя ждать поддержки или помощи.
Конечно, можно пройтись вместе с девочкой в кино или погулять, но это, мол, не дружба, а просто так.
Птицын сказал, что он с этим вполне согласен; у девчонок на уме одни тряпки и бабские разговоры; поэтому у нас в школе нет ни одного мальчика, который бы по-настоящему дружил с девочкой, как с парнем. Есть, правда, несколько пар в старших классах, но всем известно, что они не дружат, а «неравно дышат» друг к дружке.
Я спорила с ними до хрипоты и доказывала, что мальчик с девочкой могут прекрасно дружить, и что девочка может оказать большую поддержку своему товарищу.
Файка спросила у молчавшего Гриши Егорова:
— Как твое мнение?
Он как-то странно на нее взглянул и сказал:
— Лида права. Мальчик и девочка могут дружить, но для этого нужно одно условие: смотреть на девочек, как на равных товарищей, а не свысока, как у нас бывает нередко.
После физкультуры Мира Коган сказала нее и Файке:
— Вижу, идет по лестнице Троицкий. На вестнице валяется бумажка. Проходит мимо Гога Вакулин из 8-го класса и говорит:
— Матильда, подними!
Тот идет спокойно дальше. Тогда Вакулин говорит:
— Ах, ты не хочешь? — и толкнул Матильду. А тот как ни в чем не бывало пошел дальше и даже не подумал дать сдачи.
Файка готова была убить Миру за это сообщение. А я ей сказала:
— Вот уж не ожидала! Значит, он не только лодырь, но еще вдобавок и трус. Я презираю мальчишек, которые так спокойно сносят оскорбления. Уж я бы показала этому Вакулину!..
