Я не нарочно - Воробей Вера и Марина (читать книги без регистрации TXT) 📗
– Ты мне голову не морочь, клептоманка… Я этих выдумок, знаешь, сколько слышала? Ты законы знаешь? Ты украла товара на сумму, превышающую минимальный размер оплаты труда. Поэтому… – сделала тетка многозначительную паузу, – сейчас приедет милиция и заведет на тебя уголовное дело, а заодно и разберется, кто ты там – больная или очень даже здоровая. Ясно? – Тетка зло сверкнула глазами на оторопевшую Тополян и принялась с каким-то ожесточением давить кнопки на телефонном аппарате.
– А я несовершеннолетняя, вы не имеете права! И вообще… Вот приедет мой папа – он крутой бизнесмен – и вы еще пожалеете, что меня не отпустили! – завопила Светлана, прекрасно понимая, что говорит совсем не то, что следует, что только вредит себе этими словами и тоном, что тетку ни в коем случае нельзя злить, но от ужаса и отчаяния остановиться уже не могла и еще выкрикивала что-то, обещая всевозможные кары, которые обрушатся на голову бездушной женщины.
Последующие три часа обернулись для перепуганной Тополян настоящим кошмаром. Очутившись в милицейском участке, она напрочь растеряла весь свой гонор и высокомерие. Пожилой худощавый милиционер составил протокол по всем правилам, заставив Светлану назвать фамилию, имя и отчество, имена и место работы родителей, а также номер ее школы.
«Может, назваться какой-нибудь Машей Ивановой?» – промелькнула трусливая мыслишка, но, секунду поразмыслив, Света отказалась от этой явно обреченной на провал затеи. И через пять минут убедилась, что была права.
– Давай телефон родителей, все равно кого, – пробасил милиционер, не отрываясь от писанины.
– Зачем? Я… я заплачу, сколько надо, у меня есть деньги. – Светлана умоляюще заглянула в лицо милиционеру.
– Да затем, что по закону я обязан передать тебя в руки родителей. И штраф заплатят они, а не ты. Это понятно? – Дядька разговаривал с ней громко, как с глухой, да к тому же умственно отсталой девочкой, по нескольку раз повторяя одно и то же. – Тебе это понятно, я спрашиваю?
Светлана покорно кивнула и назвала мамин рабочий телефон. Она была так раздавлена и потрясена случившимся, что даже уже и не пыталась хитрить и выдумывать небылицы. Яснее ясного девушка понимала, что здесь, в участке, слушать ее оправдания никто не собирается и тем более никто не поверит в ее «клептоманию». Она сидела съежившись на стуле, вплотную приставленном к столу, за которым составлялся этот позорный протокол, и каждый раз, когда открывалась дверь в кабинет и входил кто-нибудь из сотрудников участка, Тополян казалось, что это пришли за ней, что вот сейчас на нее наденут наручники и швырнут в вонючую камеру вместе с бомжами и уголовниками.
К великому облегчению девушки, ничего такого с ней не сделали. Но когда в кабинет вбежала Анна Антоновна, ее мама, в расстегнутом пальто и шарфе, кое-как намотанном поверх воротника, Тополян на минуту пожалела, что не сидит в камере с уголовниками.
Анна Антоновна никак не могла взять в толк, что же натворила ее девочка, так дико и нелепо звучало то, что ей громко и раздельно, словно она плохо слышала, пытался втолковать пожилой милиционер:
– Попытка кражи, я вам говорю. Три летних топа – зеленый, бирюзовый и ярко-розовый.
– Ярко-розовый? – потрясенно переспросила Анна Антоновна, будто в том, что ее дочь пыталась украсть два других топа – бирюзовый и зеленый – ничего странного не было.
– Да, – подтвердил милиционер.
– Доченька! – выкрикнула Анна Антоновна, будто очнувшись. – Но зачем ты хотела их украсть? Ты же могла все это купить! Или сказать мне, что хочешь эти… топы…
Тополян даже не взглянула на мать. В какой-то момент все происходящее стало вдруг ей безразличным, не имеющим к ней никакого отношения.
Наконец все формальности были закончены. Что там говорил милиционер, что отвечала Анна Антоновна, Свете было неинтересно. Она не прислушивалась к разговору. Да и что там может быть утешительного? Светлана мечтала только об одном – очутиться где-нибудь далеко-далеко отсюда и навсегда стереть из памяти сегодняшний день. Голоса доходили до нее словно через слой ваты, она слышала отчетливо лишь биение своего сердца.
– Ой, только в школу не сообщайте, пожалуйста! – внезапно очнулась, как от тяжелого сна, Тополян.
В эту секунду она явственно представила себе весь ужас своего положения. Девушка вскочила со стула и, плохо соображая, что творит, вцепилась в рукав милицейского кителя:
– Дяденька милиционер, ну, пожалуйста, ну я вас умоляю, в школу… не надо, не надо в школу, ну, пожалуйста, дяденька, я же не нарочно, я случайно, я не знаю, как это получилось!
Если эта дикая история станет достоянием класса, тогда хоть вешайся! Как объяснить им то, что она сама себе объяснить не может?
– Ладно. Мы с твоей мамой уже договорились. Правда, из магазина сообщить могут. Хозяин там очень принципиальный, серьезный мужик. Ворюг на дух не переносит. Мы-то обязаны им протокол допроса предоставить, так что уж не знаю, как он решит. Вообще-то штраф уплачен, вещи возвращены. Разве что в воспитательных целях, так это его право, уж извини, – спокойно и на этот раз обычным, совсем негромким голосом пояснил милиционер.
Света тоскливо взглянула на него и отвернулась. В его глазах ясно читалось осуждение. Посмотреть на маму Света заставить себя не могла. Ей было нестерпимо стыдно, гадко и обидно. Хотя на кого обижаться? На себя саму?
Всю дорогу до дома мать и дочь проделали молча, но стоило Светлане переступить порог квартиры, как нервы у нее не выдержали – губы предательски задрожали, и в следующую секунду слезы полились таким потоком, что Анна Антоновна, твердо решившая дождаться с работы мужа и строжайшим образом наказать дочь, тут же забыла о своем намерении и бросилась утешать свое непутевое чадо.
Потом они долго сидели на кухне, не зажигая электричества, вместе пытаясь разобраться в случившемся.
Вся несуразность ситуации заключалась в том, что Света никогда не была ни в чем ограничена. Ни в карманных деньгах, ни в модных и дорогих тряпках, ни во всевозможных развлечениях и удовольствиях. Ей не надо было, как другим, откладывать по десять рублей от карманных денег, чтобы потом купить себе хорошую тушь для ресниц или помаду. Света не голодала, экономя на еде в школьном буфете, чтобы появиться в новых сапогах или модных джинсах. Нет, от всего этого она была избавлена. Всегда. И даже не задумывалась, что бывает и по-другому, хотя большинство ее одноклассников вынуждены были экономить. Света это, конечно, видела, но, как и любой эгоистичный до крайности человек, к проблемам окружающих относилась как к чему-то умозрительному или даже не существующему вовсе. То, что ее отец, Ашот Суренович, являлся хозяином частного таксомоторного парка, Света принимала как должное, будто бы иначе и быть не могло. Как должное она воспринимала и их роскошную пятикомнатную квартиру, куда Ашот Суренович перевез семью два года назад, когда его бизнес пошел в гору семимильными шагами. Очутившись в новой школе, Света искренне намеревалась наладить отношения с одноклассниками. Ей безумно хотелось всегда быть в центре внимания, хотелось блистать и талантами, и неординарным складом ума, и достижениями в учебе. Но ничего этого не получалось. Училась она средне, таланты упорно не обнаруживались, а ума хватало лишь на безудержное вранье и неблаговидные поступки.
Светлане хватило совести присвоить себе чужое стихотворение, написанное Галей Снегиревой, да еще убедить в своем авторстве Володю Надыкто, устроить «вечер открытых сердец», чтобы сразить всех присутствующих мастерски выдуманной историей… Количество своих «подвигов» Света и сама припомнить не могла.
Но мама, милая, тихая Анна Антоновна, конечно же была не в курсе всего, происходящего с ее дочерью. И посвящать ее в свои проблемы Светлана не собиралась.
Так ничего толком и не добившись от Светы, не сумев вызвать ее на откровенный разговор, Анна Антоновна отправила дочь спать, а сама, выпив две чашки наикрепчайшего кофе, стала дожидаться мужа.
