Горячее солнышко - Демыкина Галина Александровна (полная версия книги .TXT) 📗
«Ну и хорошо, — подумала Алёна. — Может, я с этой девочкой Таней ещё буду дружить. Там посмотрим».
Женя Соломатин
Алёна проснулась утром, а под окном Женя Соломатин. Стоит, босой ногой землю ковыряет. Алёна обрадовалась:
— Женя! Ты откуда взялся?
— Из Марьина…
Этот Женя Соломатин очень медленно говорит, прямо не дождёшься. Он дома, в Марьине, по соседству с Алёной живёт. И они играют вместе.
— Ты теперь тоже здесь, в Цапельках, будешь жить?
— Нет, мы на покос… Полянки выкашивать…
— Кто это «мы»?
— Ну… мы… мужики…
— «Мужики»! — передразнила Алёна. — Ты-то что, косил?
— А то…
— И получилось?
Женя ничего не ответил, опять землю ногой немножко раскопал. Женя Соломатин врать никогда не будет. Раз говорит — косил, значит, так и есть. Только вот не получалось.
Женя в этом году в школу идёт. Он большой. Он много чего знает. А говорит медленно.
— Жень, заходи в избу-то, бабушка нас кашей накормит. Ты меня как нашёл?
— Спросил…
Бабушка Женю прогонять не стала, посадила за стол:
— Давай, жених, ешь за двоих!
— Бабушка! — удивилась Алёна. — Ты откуда знаешь, что Женьку моим женихом дразнят?
— Так ведь вот догадалась.
Женя поел, обтёр ладошкой рот и собрался уходить.
— Ты чего ж так сразу? — заволновалась Алёна. — Мы бы в мячик поиграли.
— Пора, — ответил Женя. — Я ведь при лошади. Обед на покос повезу.
Обидно Алёне: ишь деловой какой! А бабушка и говорит:
— Мы завтра сено сушить на этот покос пойдём.
— А я, баушк? Возьми меня! — закричала Алёна.
— Не проспишь, так и возьму.
— А ты разбуди. Я мигом встану!
Горячее солнышко
Утром бабушка подняла Алёну рано:
— Вставай потихоньку. Сбираться будем. Ай отдумала?
— Что ты, баушк!
Алёна умылась в сенях у рукомойника, белые волосы частым гребнем пригладила.
— На? вот платочек. Наденешь потом, — сказала бабушка. — И платье с длинными рукавами бери, руки-то не обгорели бы.
— Зачем, баушк, я ведь и так всё по солнышку бегаю.
— Слушай меня, уж я знаю.
Поели они, попили молока — и в путь. Бабушка кошёлку с собой взяла — яиц положила, картошки, огурчиков. И вот уж шагают по лесной дорожке.
Вскоре свернули в сторону и по мокрым болотным кочкам еле видной тропинкой выбрались к тому месту, где стояли шалаши косарей.
Возле шалаша уже собрались женщины. Грабли, привезённые на телеге, лежали тут же. Кто-то заметил Алёну с бабушкой:
— Ну вот, помощь пришла, теперь и начинать можно!
Алёна оглянулась: Женьки нигде не было. Может, уехали косари? Потом, когда немного стихли женщины, услышала неподалёку:
Вж-их! Вж-их!.. Это косили-выкашивали соседнюю лесную поляну.
— Не разучились ещё! — похвалила бабушка. — А то всё машины да машины, мужикам и силу приложить негде.
— Машины — оно хорошо, — подхватили другие, — да на наших полянах им не развернуться.
— Ничего, пускай мужики кости разомнут.
— Верно!
Алёна боялась — не достанется грабель, разберут женщины. Они, как бы между делом, осматривают их, меняют, всё ищут получше. Но и Алёне остались одни. Ручка у них сухая, тёплая — на солнце нагрелась — и гладенькая, многими руками отглажена. Лёгкие грабельки, ничего.
Выбрала Алёна рядок — раз граблями! Повезла к себе чуть повядшую, ещё зелёную, тяжёлую траву. А трава сбирается вокруг грабель, вон уж сколько!
— Ты с мамкой-то сено сушить не ходила? — спросила бабушка.
— Нет!
— Ну, гляди тогда.
Бабушка прихватила грабельными зубьями охапочку сена, приподняла и растрясла.
— Видишь как? Понемножечку, чтобы солнышко каждую травинку достало…
Подняла и Алёна грабли. А они тяжёлые стали от травы. Тряхнула ими — грабли пустые, а трава опять вся в кучке. Не высохнет так.
— Ну, давай вместе, — сказала бабушка. — Положи свои грабли, берись за мои.
Вместе хорошо пошло!
— Уж ты и молодец! — похвалила бабушка.
— А что, баушк, я смышлёная! Верно?
— Ну иди теперь своим рядком.
Алёнка пошла. И тоже всё получилось. Где поднять не может, так раскидает, чтоб трава сохла. Стала она бабушку догонять. А потом и перегнала. Дошла до конца поляны, а там уж женщины собрались.
— Вот и полянку пораскидали, — говорят, — на другую теперь можно. — И Алёну хвалят: — Ладная ты у нас помощница. Не устала? Дальше-то с нами пойдёшь?
Алёна рада.
— А как же. Пойду! — и за ними следом.
Потом оглянулась, а бабушка не управилась. Приустала, видно. Лицо рукавом вытирает.
Стыдно Алёне. И как это убежать хотела? На похвалу польстилась?!
— Мы с бабушкой вас догоним, — сказала Алёна женщинам. И пошла по бабушкиному ряду ей навстречу.
Так они до обеда сено трясли.
А солнышко горячее.
Алёне жарко в платке да в платье с рукавами. А лицу, хоть ничего и нет на нём, ещё жарче.
И грабли потяжелей стали, и спину заломило.
Но вот по лесу задребезжало, застучало.
— Обедать!.. — закричал кто-то.
Другие, может, не знают — кто это закричал, только Алёна сразу распознала: Женин голос. Он обед привёз. На телеге, значит, ехал, один правил лошадью.
Все сразу пошли к той поляне, где шалаши. А там на телеге бидон стоит. И Женька гордый такой. Всё возле лошади ходит, гладит, хлеб ей даёт. К Алёне не подошёл. И она не подошла. Села с. бабушкой в тени, за шалашом. Потом легла в траву, глаза прикрыла, а чуть-чуть все же глядит. Там небо почти белое — раскалилось. Травинки у горячих щёк тоже в небо подымаются. Птица пролетела высоко… Но как-то незаметно крутанулось колесо, небо внизу оказалось, в нём птица плывёт, а рядом песочек — разбегись да прыгай, как в речку! Разбежалась Алёна, вот сейчас забултыхается, нырнёт в прохладу. А Женя Соломатин (и откуда взялся?) говорит:
«Нельзя здесь купаться… Здесь омуты…»
И отпрянула Алёна. И проснулась.
Уж не так ей жарко — отлежалась в тени. Рядом бабушка. Тоже, видно, заснула. А на земле стоит пшённая каша в мисочке. Пожалели женщины будить их, поесть оставили, а сами дальше пошли.
Села Алена. Распрямила спину — ничего!
Прислушалась. Тихо как! Только и слышно: пчела пролетит — жужжанёт, птица одна другой с ветки что-то крикнет. В деревне сроду такой тишины нет. А запах — травяной дух! Не сено ещё и уж не трава. Мёдом не мёдом, земляникой не земляникой пахнет. Алёна вспомнила, как Женя Соломатин ходил возле телеги, гладил лошадь, давал ей хлеба. И обрадовалась чему-то. Сама не знает чему, а только обрадовалась.