Кыш, Двапортфеля и целая неделя - Алешковский Юз (книги регистрация онлайн бесплатно .txt) 📗

— С Тегой, — сказал я.

— Странная фамилия! — удивился папа. — Может, он француз? Тогда правильно не Тега, а Тега. Был такой художник Дега.

— Правильная фамилия Теги — Гусев. А почему Тега, я не знаю.

— Конечно, Гусев! Тега-тега! Так гусей зазывают в деревне, — смеясь, сообразил папа. — Ну а тебя как прозвали?

Я ничего не ответил, глотнув чая. А про учёбу папа, наверно, решил меня не расспрашивать в выходной день.

Позавтракав, он решительно сказал:

— Я понял, что мы должны сделать! Даже не сделать, а совершить! Что-нибудь необычное! Что-нибудь из ряда вон выходящее! И тогда вся серость исчезнет.

— Слушай, а я тебе тоже всю неделю казался серым? — спросил я.

— Ты мне казался фиолетовым! У тебя даже уши были в чернилах, — сказал папа.

— А мама?

— Мама всегда прекрасна, — строго заметил папа.

— А может, у тебя фамилия Сероглазов, — вдруг сообразил я, — из-за того, что ты все видишь серым?

— Фамилия не имеет отношения к настроению человека, — сказал папа. — Быстро собирайся.

«Ещё как имеет! — подумал я. — Посмотрел бы я, какое у тебя было бы настроение от прозвища Двапортфеля!…»

ГЛАВА 3

Мне собираться было нечего. А вот папа зачем-то надел свой хороший костюм, белую рубашку, чёрные туфли, и мы вышли из дома.

Если бы не горьковатый дымок над газоном — это на нём всю ночь тлела куча опавших листьев, — я бы ни за что не поверил, что уже осень. Так на улице было тепло и солнечно.

На нашей очень шумной по обычным дням улице стояла тишина. И было совсем мало людей и машин. А грузовики вообще не попадались нам с папой по дороге. Выходной — значит, выходной.

И воробьи вовсю чирикали на ветках тополей, но среди них нельзя было узнать того, которого я мог бы взять в плен, но не взял, а, наоборот, помог спастись.

Папа положил мне руку на плечо.

— Ну, давай думать. Что необычного ты можешь предложить?

— Прокатимся на такси, — предложил я.

За нами медленно ехала «Волга». Видно, шофёр надеялся, что нам надоест идти пешком.

— Ну, что это такое? — Папа поморщился. — Нашёл необычное! Нет у тебя фантазии.

Тут над нами пролетел реактивный лайнер.

— Тогда слетаем хотя бы в Крым и обратно!

— Вот это уже интересней такси. Это — прекрасно! Два часа — и мы у моря! — воскликнул папа. (Я замер от радости и волнения.) — Искупаемся, потом наберем камушков, съедим шашлык и опять из моря и в небо! — Вдруг папа грустно цокнул языком. — Ничего не выйдет. Очень жаль.

— Почему?

— Я забыл дома купальные трусики.

— Давай возвратимся! Мы же недалеко ушли!

— Пути не будет, — сказал папа. — Ты придумывай необычное в пределах возможного. Не бросайся в крайности. На Азорские острова тебе не хочется?

— Хочется! — сказал я.

— А мне хочется взять отпуск за свой счёт и с недельку пожить в космосе. Подумать, подвести итоги. Вдали от всего человечества.

— Тебе на второй день будет скучно, — сказал я.

— Это верно, — подумав, согласился папа, — и опять же дорого.

— Тогда выпей пива с дядей Сергей Сергеевым.

Папа при упоминании имени своего лучшего друга, который почему-то не заходил к нам дней десять, нахмурился и ничего не ответил.

Мы сели на лавочку в сквере перед метро и задумались.

Папа не хотел ни в цирк, ни на пароход, ни в кафе-мороженое, ни на футбол. Он не хотел купить мяса и пойти в зоопарк кормить тигров, потом слетать на вертолёте в аэропорт. Нырнуть солдатиком с моста он тоже отказался. И многое другое предлагал я.

— Ничего во всём этом нет необычного, — сказал папа.

Я уж и не знал, что придумывать дальше. Мне самому посмотреть мультипликации и киножурналы, и то показалось бы необычным.

— Понимаешь, почему мне неохота в зоопарк? Зверей и птиц там полно, а купить — ну хотя бы змею — нельзя, — сказал папа. — Поэтому мы поедем на Птичий рынок. Да, да! Там необычней всего! Я не был там целый век! Вот оно! Едем!

— Что же необычного на рынке? — спросил я.

— Всё! — крикнул папа.

ГЛАВА 4

Мы доехали на метро до Таганки. Мимо нас на эскалаторе спускались вниз люди — и взрослые, и мальчишки, держа в руках баночки, прозрачные мешочки, аквариумы, мешки и клетки. Клетки были пустые и с голубями, аквариумы — с рыбками и без рыбок.

Вдруг прямо у меня за спиной раздалось:

«Ку-ка-ре-ку-у!»

Я обернулся. Стоявшая на ступеньку ниже тётенька испуганно запихивала в корзину красивую петушиную голову. А петух забился в корзинке, наверно, разозлившись, что ему не дали как следует покукарекать.

Впереди нас кто-то тявкнул, потом кто-то мяукнул.

— Разве на Дзержинской или Арбатской такое услышишь? Здесь всё необычно! — вслух сказал папа.

А стоявший рядом с ним человек очень серьёзно заметил:

— Мы никогда не забудем своего детства на лоне природы.

— Вы абсолютно правы, — согласился папа, грустно полузакрыв глаза.

— Ты жил с ним в одной деревне? — удивился я.

Папа больно сжал мою руку, что всегда означало: «Не задавай при свидетелях дурацких вопросов!»

— Всего хорошего! — улыбнувшись, сказал на прощание тот человек.

— И вам всех благ! — ответил папа и объяснил мне: — Бывает, что два человека, причём — учти! — совершенно раньше незнакомые, вдруг на секунду почувствуют родство друг с другом. Слышал, кукарекнул петух, и мы уже попрощались, как приятели, а встретимся — поздороваемся, а может, и подружимся.

— Но почему он сказал, что у вас было общее детство на природе, если вы незнакомы? — переспросил я.

— Он имел в виду детство всего человечества. Понимаешь? Всего! Оно прошло в деревнях, на лоне природы. Городов тогда ещё не было, — терпеливо объяснил папа, начиная злиться.

— А как это ты и он запомнили детство всего человечества? Как это так? — не удержавшись, переспросил я, потому что ничего не понял.

Папа вспыхнул, но взял себя в руки и сказал очень тихо и очень спокойно. Так говорил он тогда, когда не мог ответить на мой вопрос.

— Одно из двух — или мы идём на Птичий рынок, или займёмся вопросами и ответами.

— Пойдём на рынок, — сказал я.

В маршрутном такси папа молча и задумчиво смотрел в окно, как будто вспоминал детство всего человечества…

Около ворот рынка нас сразу же подхватила толпа. Было тесно, но не так, как по утрам в метро, и никто не спешил.

Вдруг мы попали в самую толкучку, и мне всё время приходилось задирать голову.

Каких только рыбок тут не было! Их носили и в стаканчиках, и в полиэтиленовых мешочках, и в банках из-под горчицы и томатного сока, и в каких-то зеленоватых прямоугольных сосудах, похожих на куски льда.

И во всех этих банках метались, медленно плавали и неподвижно висели разноцветные рыбки.

Оказалось, что папа знал, как они называются.

Красные и чёрные с мечами на хвостах — меченосцы… Изогнутые, словно луки, и полосатые, как зебра, — скалярии… Переливающиеся разными цветами, как мамин плащ, — бойцовые рыбки… Названия всех рыб запомнить было невозможно.

Их рассматривали, приценялись, вылавливали маленькими сачками.

Во многих аквариумах дрожали, словно жемчужинки, нанизанные на нитку, пузырьки воздуха. Его подкачку продавцы рыбок делали по-разному. Одни нажимали ногой на педальку, у других были надутые камеры, а один парень стучал локтем по боку, как будто у него под мышкой стоял градусник. Это он сжимал резиновую грушу. Около него собралась большая толпа. У парня на ремнях на груди висел аквариум, и в аквариуме плавали рыбки, названия которых папа не знал.

— Почём рыбки? — спросила тётенька, стоявшая рядом с папой.

— Три рубля, — мрачно сказал парень, смотря поверх покупателей.

— Это полтора килограмма мяса! — ужаснулась тётенька.