Тайна трех неизвестных (с илл.) - Нестайко Всеволод Зиновьевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
— Молчи! — сказал я, замахнувшись.
И тут Павлуша схватил меня за руку:
— Не тронь!
— Что значит — не тронь? Она будет обзываться, а я…
— Обзывайся и ты, а рукам воли не давай! Она же тебя не бьет.
— Пусть бы только попробовала, я бы ее… Да я бы из нее шашлык сделал! Ха! Чтоб какая-то мартышка меня ударила! Ха!
— Она не мартышка, а человек! — басом сказал Павлуша.
— Ах, так! — вскипел я. — Ну и целуйся со своим чело веком! Тьфу! — Я вырвал руку, повернулся и пошел прочь.
И еще слышал, как она сказала:
— Вот и хорошо! Хватит тебе под его дудку плясать!
Что он на это ответил, я уже не разобрал.
Глава II. Ищу напарника. Гениальная теория Антончика Мациевского. У меня идея
Сперва я даже не очень беспокоился. «А, ничего, — думаю, — завтра помиримся».
Мы не раз, бывало, ссорились с Павлушей, но через день-другой кто-нибудь из нас заговаривал, и ссора тут же забывалась. Обычно заговаривал тот, кто был больше виноват. Я считал, что на этот раз больше виноват он. А что?! Во-первых, знает же, что я дальтоник, и лезет со своим рисованием. Во-вторых, поднял на товарища руку. Еще немного — и ударил бы. За что, спрашивается? «Нас на бабу променял», — как поется в известной песне о Стеньке Разине. Так там хоть княжна была персидская, а тут бог знает что — тюлька какая-то!
И я надеялся, что завтра Павлуша одумается и все будет опять же как в той песне: «И за борт ее бросает в набежавшую волну». Ну, я, конечно, не требовал, чтоб он обязательно ее из лодки в речку выкидывал. Но чтоб хоть выкинул ее из головы…
Но прошел день, другой, третий… А он все не заговаривал. Он отворачивался точно так же, как и я, и не смотрел в мою сторону. А на четвертый день узнаю, что этот пентюх все же записался в изокружок.
Это уже была измена. Такое я не прощаю. У меня внутри все клокотало, как борщ в горшке. Ах ты перебежчик, предатель несчастный! Бросил меня, дальтоника, а сам подался в художники, в живописцы! Знает же, что я не могу туда, физически не могу. Это все равно что бросить друга на поле боя. Ах ты Иуда, Иуда Завгородний! Только так теперь тебя и буду звать. Ты думаешь, я заплачу? Да? Ну нет, не увидишь ты моих слез! Не увидишь никогда. Думаешь, я без тебя не проживу? А вот это видел? Дулю с маком! Сначала ты будешь плакать, ты приползешь ко мне и будешь умолять, чтоб я тебя простил! Я ж тебя знаю — ты без меня помрешь от скуки через несколько дней среди этих кисточек, красочек, фанерочек… Без наших приключений и разных штук-выкаблук.
И я почувствовал немедленную потребность выкинуть что-нибудь такое, чтоб мир пошатнулся от удивления. Чтоб у этого Иуды от зависти в носу защекотало.
Непременно нужно что-то выкинуть — какую-нибудь штуку. И причем немедленно. Но что? Запустить что-нибудь в небо? Было.
Запускали уже с этим Иудой на бумажном змее кувшин со сметаной.
Поймать что-нибудь и… Тоже было.
Поймали как-то с Павлушей, то есть с Иудой, в лесу совенка и выпустили во время лекции… Вот ведь! Как не нужно, так разных этих идей всегда, что называется, целая торба, а как нужно, то хоть лбом в стену бейся…
Кроме того, нужен напарник. Без напарника, одному, отмочить что-нибудь сногсшибательное не так-то легко, а во-вторых, неинтересно. И я пошел на выгон к ребятам.
Они сидели кружком и разговаривали о чем-то страшном.
Я молча подсел к ним.
— Надо купить, не торгуясь, на базаре котелок, — зловещим голосом говорил Вася Деркач. — Только обязательно не торгуясь: сколько бы за него ни запросили — тут же покупать. Так вот, взять такой неторгованный котелок и сделать в дне маленькую дырочку. Поймать летучую мышь. Пойти в лес в полночь. Найти муравейник. Положить туда летучую мышь… Накрыть котелком. И сразу быстро уходить, не оглядываясь, а то летучая мышь начнет дико кричать… На другой день, тоже в полночь, пойти на это же место, поднять котелок… Там будут только косточки от летучей мыши. Разгрести их палкой. Найти одну такую, что похожа на вилку, а другую — как крючок… И вот если ты хочешь, чтобы какой-нибудь человек от тебя отцепился, то его нужно тихонько тронуть этой вилкой. А если хочешь привлечь, то нужно зацепить крючком…
«Не иначе, как Гребенючка, бисова душа, зацепила Павлушу таким вот крючком, а от меня оттолкнула вилкой», — подумал я.
— Брехня! — пренебрежительно хмыкнул Карафолька.
— Чего ж ты не оттолкнешь математичку, чтоб она к тебе не цеплялась и двоек не ставила?
Ребята засмеялись.
— Легче всего сказать «брехня», — надулся Вася Деркач. — Ведь ты же не проверял?
— Да что там проверять! Ты бы еще учил нас, как чертей ловить или призраков. Неандерталец! Это все пережитки! — сказал Коля Кагарлицкий.
Вася Деркач был такой темный… ну прямо, как… гудрон. А все под влиянием своей двоюродной бабушки. Эта бабушка, бабка Мокрина, была страшно религиозной и суеверной. Она олицетворяла в нашей Васюковке темные силы невежества. Так говорили про нее лекторы. И в каждой антирелигиозной беседе приводили ее как пример пережитков прошлого.
— А все-таки эти привидения как-то, знаете… — проговорил Антончик Мациевский.
Вчера в клубе показывали чешский фильм «Призрак замка Морресвилл», фильм-комедия, но привидений и всякой чертовщины там столько, что в зале все время охали и ахали. После таких фильмов обычно тянет поговорить о страшном. И хочется показать, что для тебя всякие там ужасы — тьфу, чепуха, да и только.
— Вообще в наш космический и атомный век эти привидения в замках — чепуха на постном масле, — снова отозвался Коля Кагарлицкий. — Наука все это объясняет элементарно…
«С таким, конечно, никакую штуку не выкинешь, — подумал я. — Дюже грамотный».
— С одной стороны, конечно… Квантовая механика… Лазеры… — брякнул Вася Деркач и, опустив глаза, покраснел.
Балда! Понятия не имеет, что такое квантовая механика, что такое эти лазеры, а туда же!
Ну, с этим тоже каши не сваришь.
— А главное — кибернетика, — авторитетно заявил Степа Карафолька. — Наука сейчас на грани создания электронного мозга — машины, которая полностью заменит разум человека.
«Тебя первого нужно было бы заменить ко всем чертям какой-нибудь машиной, чтоб не воображал! — подумал я. — Если бы мне даже сто миллионов давали, я б его в напарники не взял».
— А все-таки… — несмело повторил Антончик Мациевский. — Кибернетика… Лазеры-шмазеры… Я понимаю… Но… Вот вы мне скажите, что с человеком делается после смерти? Вот жил-жил человек, все чувствовал, думал, мечтал… И вдруг умер и нет… Нет ничего! Вот как это может быть, чтоб не было ничего? Должно же что-то быть. Вот даже по закону физики. Ничего из ничего не возникает. Ничто без следа не исчезает, а просто переходит в другую форму… Закон Ломоносова. Железно! Так что ж, каждый из вас верит, что он умрет и ничего от него не останется? Ничего и никогда он не будет чувствовать, думать? Вот скажите мне! Только честно!
— А ну тебя, пришибленный, с твоими дурацкими разговорами! Нашел о чем говорить — о смерти!
— Тьфу! Замолчи! — возмущенно замахал на него руками Карафолька.
Наш отличник Степа Карафолька не терпел, просто не выносил разговоров о смерти. Очень уж он дрожал за свое здоровье. Даже когда чихал, то всегда сам себе говорил тихонько: «Будь здоров, Степан!» И разговоры о смерти, наверно, считал небезопасными для себя — как будто тот, кто говорит, уже самим разговором мог накликать на него несчастье и помешать долголетию.
Но Антончик на Карафолькины проклятия особого внимания не обратил.
— Нет, правда, — сказал он. — Вот если по закону физики ничто не исчезает, то почему не могут мысли там… чувства… ну, все, что называют душой… перейти после смерти в привидение?
Все разинули рты и переглянулись.
— Я читал, что вот в Англии привидения стоят на учете, — продолжал Антончик. — Точно. Сам читал в журнале «За рубежом». И в самом Лондоне и в других городах. Живут они в древних замках и регулярно появляются. Вот как это объяснить? А?
