Круг - Симонова Лия Семеновна (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
— Они на грани, — едва слышно повторила она, привлекая директора на свою сторону, — им не нравится, как я убираю кабинет. Плохо вытерла столы, и они отказываются заниматься…
Ребята тотчас заметили, что в глазах их классной заплясали злые огоньки — отблески недавнего боя, и поняли, что бой не окончен и она надеется выиграть.
— Что такое? Вы сами убираете кабинет? — Недоумение Надежды Прохоровны было яростным.
— Что поделаешь? — обреченно вздохнула Ольга Яковлевна, — Они давно уже отказываются дежурить…
Тайно от директора, но вполне победоносно она поглядывала на свой непокорный класс, и все почувствовали, что она выигрывает. Только Надежда Прохоровна, потрясенная поведением ребят, ничего не замечала.
— Отказываются дежурить?! — продолжала директор на высокой ноте, — Мы изо дня в день печемся об усилении трудового воспитания… — Она чуть задержалась на последнем слове, в волнении не сразу выстроив фразу. Тут ее и настиг бесстрастный, теперь не имеющий никаких интонаций голос Холодовой:
— Простите, Надежда Прохоровна, но вы неправильно понимаете трудовое воспитание, — Девчонка в упор посмотрела на директора, а потом так же, не отрывая буравящих глаз, на учительницу — рано, мол, торжествуешь.
Надежда Прохоровна побагровела.
— Марш за тряпкой! — приказала она. — И сейчас же вытереть все столы!
Холодова спокойно взяла с доски тряпку, тщательно прополоскала ее под краном, благо разговор происходил в кабинете физики, и не торопясь начала протирать столы. Несколько человек бросились помогать ей, вырывая тряпку из рук и затевая возню.
Надежде Прохоровне стало ясно, что Холодова нарочно демонстрирует несостоятельность окрика, обветшалость якобы законного, годами сложившегося учительского права на беспрекословное повиновение учеников и тем самым провоцирует ее.
— Вот паршивка! — вырвалось у Надежды Прохоровны, и лицо ее исказилось. — Спектакль устраиваешь?! Все по местам!
— Я делала то, что вы просили, — вернувшись на место, словно размышляя над происходящим, невозмутимо произнесла Холодова, — а вы меня оскорбляете. Вам позволено все, нам ничего, так несправедливо. Я тоже хочу сказать… — Голос ее чуть дрожал, но говорила она уверенно: — Силою власти вы можете заставить меня или кого-то из них, — она кивнула на одноклассников, — вытереть столы. Но надо, чтобы мы захотели сделать это снова. А мы не захотим.
— Не захотим! — поддержали ее.
— Вот видите, — удовлетворенно отметила Холодова. — Вы не думайте, мне не трудно. И у меня получится лучше, чем у Ольги Яковлевны, потому что я как следует прополоскала и отжала тряпку и она больше не испачкает столы мелом. Делая все кое-как, нельзя надеяться, что кто-то с охотой включится в твою работу. Понимаете?..
Это «понимаете?» труднее всего далось Надежде Прохоровне. Девчонка смеет так говорить с ней, директором школы. И она снова не сдержалась:
— Философствуете! Говорить научились! А вести себя и трудиться не научились! Так вас воспитали в показательной школе?!
— Показушной! — выкрикнули снова.
И это сразу отрезвило Надежду Прохоровну. Что же такое она говорит? Не сумела вовремя остановиться…
Холодова же не дала ей опомниться. Помолчав, как бы мимо пропустив директорские наставления, девчонка еще и одобрила Надежду Прохоровну, что тоже оказалось непросто стерпеть:
— Тут вы правы. В нас не воспитано желание трудиться. Нет потребности. Но мы же в этом не виноваты…
Никто из прежних и нынешних учеников Надежды Прохоровны не владел так легко словами, как Холодова, и не умел так независимо держаться. Цепким, изучающим взглядом она обежала всех присутствующих и, решив, что может еще несколько минут занимать общее внимание, ловко выхватила из портфеля толстую тетрадь. Перелистав страницы, прочитала:
— «Человек со стороны тела создан для труда. Но мы видим, что вместе с ним рождается только способность к этому: человека нужно постепенно учить и сидеть, и стоять, и ходить, и двигать руками для работы. Итак, откуда же у нашего духа было бы преимущество, чтобы без предварительной подготовки он сделался бы совершенным благодаря самому себе и через себя?» Ну вот, — заключила она, — это написал Ян Амос Коменский. Еще в восемнадцатом веке. Вы тоже, наверное, читаете «Великую дидактику»? Или только газеты?..
Сзади крикнули:
— Да здравствует Холодова!
— Да здравствует «Спартак»! — подхватили голоса, — В Союзе нет еще пока команды лучше «Спартака»!
— «Динамо» Минск? — чуть обернувшись к классу, вроде бы спросил у ребят длинный, худющий парень с волосами, едва не касающимися плеч.
— Нет! Нет! Нет! — ответили ему хором.
— «Зенит» Ленинград?
— Нет! Нет! Нет!
— Ольга Яковлевна? — Длинный парень, по фамилии Прибаукин, стоя, дирижировал, размахивая длинными руками.
— Нет! Нет! Нет! — в едином дружном порыве неистово орал класс.
— Анатолий Алексеевич?
— Да! Да! Да! Даешь Анатолия Алексеевича!
Жутковатая это была забава. Надежда Прохоровна почувствовала, что у нее пересохло во рту и ослабли колени.
Ольга Яковлевна стояла рядом, отвергнутая, ненужная, снова втянув голову в плечи и не отрывая глаз от пола. А ее класс, ее ученики, жестоко, безжалостно продолжали скандировать:
— А-на-то-ли-я А-лек-се-е-ви-ча! Классным! Анатолия! Алексеевича! — И, должно быть намекая на то, что на нового директора еще возлагаются кое-какие надежды: — Надежда! Надежда! Надежда! Прохоровна! Просим! Классным! Анатолия! Алексеевича!
И вдруг разом все прекратилось. Встала аккуратная девочка, Оля Киссицкая, и деликатно попросила:
— Простите нас великодушно! — Она прижала к сердцу пухленькие ручки и склонила голову. — Нам не хотелось бы ссориться, но мы на грани. Поймите нас…
— Я только тем и занимаюсь, что пытаюсь понять вас. — Надежда Прохоровна умела быстро взять себя в руки. — Скоро педсовет, мы все обсудим…
Что именно обсудит педсовет — поведение ребят или их просьбу, высказанную в столь непривычной форме, — оставалось неясным. Но директор, горделиво вскинув голову, поспешно покидала класс, и они увидели ее подчеркнуто прямую спину. Вслед за директором и Ольга Яковлевна выбежала из класса.
3
Стремительно направляясь в свой кабинет, Надежда Прохоровна пыталась успокоиться, но у нее не получалось. Не могла она больше выносить ерничества, ироничности, невозмутимости, бесконечных дерзостей. Одна Холодова чего стоит?! Откуда в этой долговязой девчонке такая наглая смелость? Такая беспощадность?.. Неформальный лидер!.. И не придерешься. Лучшая ученица не то что в классе — в школе. Редкая память. Учителя если урвут время, то прочтут Макаренко и Сухомлинского, а эта отличница знает и Блонского, и Выготского, и Шацкого. Где только достает ставшие почти библиографической редкостью книги?! И ни один мускул не дрогнет на ее лице, когда она в упор расстреливает своими немигающими глазами: «Ольга Яковлевна не знает физики! Пока не поздно, пусть займется чем-нибудь другим!» Только шея покрывается красными пятнами, но это уже природа, и от нее не зависит. Робот!..
Больше всего в этот момент Надежде Прохоровне хотелось побыть одной. Но не успела она закрыть за собою дверь кабинета, как в нее постучали. Стук был характерный, нетерпеливый, барабанящий, и она не обманулась. Вошла завуч Виктория Петровна — грузная, страдающая одышкой, постоянно возбужденная женщина.
— Я все уже знаю, — сразу же объявила она. — Ольга Яковлевна рыдает! А эти изверги всё изгаляются! Всё выпендриваются! — Завуч не церемонилась в выборе слов, — Напрасно вы, уважаемая Надежда Прохоровна, с ними сюсюкаете, чохаетесь с ними! Они так совсем на голову сядут, голуба моя, предупреждаю!..
Надежда Прохоровна видела, как недоверчиво косится на нее Виктория Петровна, словно прикидывает, будет ли толк из новой директрисы? И невольно подумала, как неуютно, наверное, детям под тяжестью этого подозрительного взгляда…
— Что прикажете делать? — по возможности спокойно спросила Надежда Прохоровна и поймала себя на том, что постоянно оправдывается перед завучем, будто не Виктория Петровна, а она проработала в этой школе двадцать с лишним лет, — Я и так сегодня вышла из берегов, кричала на них…
