Мой дедушка был вишней - Нанетти Анджела (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Этого альбома больше нет, дедушка его уничтожил, но я помню все фотографии, одну за другой.
Бабушка Теодолинда
Не знаю, когда бабушка Теодолинда начала себя плохо чувствовать, но зато точно помню тот день, когда это заметил. Был май, мне исполнилось пять лет. День рожденья мы отмечали дома с дедушкой Луиджи, бабушкой Антониэттой, парой друзей и Флоппи. Осталась фотография, на которой она вместе со всеми ест мороженое. Дедушка Оттавиано говорил, что Флоппи уже не относится к собачьему роду. Но и до людей ей было далеко: как минимум потому, что она не умела говорить. В общем, Флоппи лишь наполовину была собакой, и все это из-за дедушки с бабушкой. Они обращались с ней как с ребенком, причем довольно глупым ребенком.
На фотографии есть все мы — кроме бабушки Теодолинды и дедушки Оттавиано. Обычно они ли в город очень редко, но на моем дне рождении бабушка и дедушка бывали всегда. В тот раз они не приехали, потому что бабушке Теодолинде «нездоровилось» — так сказала мама.
В то время я думал, что «нездоровится» — это когда болит живот или кашляешь, со мной такое случалось два или три раза в год. На следующей неделе мы поехали в деревню. Я очень внимательно следил за бабушкой Теодолиндой, но так и не обнаружил в ней признаков этих болезней. Только заметил, что бабушка, когда ходит по двору за гусями и курами, частенько останавливается, прикладывает руку к груди и тяжело дышит.
— Тебе больно? — спросил я у нее.
Она улыбнулась и села в плетеное кресло.
— Немного.
Так я узнал, что у бабушки Теодолинды больное сердце. Но, если бы она не сидела все время в этом кресле, никто бы ни за что не подумал, что ей нехорошо: бабушка совсем не менялась и не изменилась до самого конца.
Главной бабушкиной страстью был курятник. Она заботилась о курах, как о родных детях, знала всех наперечет и звала по имени, хвалила и ругала. А они ходили за ней по пятам и всегда ее слушались. Дедушка говорил, это потому что она сама высиживает яйца.
Однажды он начал обсуждать это за столом при бабушке Антониэтте.
— Наша Линда, — сказал дедушка, — в сто раз лучше инкубатора! Берет два или три десятка яиц, кладет их в постель и высиживает, высиживает… Неделя у нее под боком, и чпок-чпок — вылупляются цыплята. Что за чудо! Инкубатор по сравнению с ней ничто. После этого им не нужна квочка — они вьются только вокруг моей Линды!
Бабушка Антониэтта смотрела на него выпучив глаза, а дедушка Луиджи напряженно искал что-то у себя в тарелке. Я уверен, про себя он думал: «Что за люди!» — однажды я слышал, как дедушка это говорит, хотя он считал, что его никто не слышит.
— Папа! — воскликнула мама очень серьезно.
Дедушка выпил и был очень весел. Но еще больше веселилась бабушка Теодолинда, которая, пока дедушка рассказывал, вся сотрясалась от хохота.
В конце концов другие бабушка с дедушкой поняли, что это шутка, и тоже начали смеяться.
Но еще больше, чем кур, бабушка любила гусей. Не знаю, почему. Она говорила, гуси куда умнее людей, но я думаю, все из-за того, что они были очень на нее похожи. Бабушкину любимицу звали Альфонсина. Я садился на нее верхом и катался по двору — такая она была большая и толстая.
Мне она тоже очень нравилась. Альфонсина бежала нас встречать, как только мы приезжали, и потом ходила за мной повсюду. И я мог сказать ей все что угодно — она меня понимала! Альфонсина — настоящее сокровище, не то что Флоппи. Еще она высиживала огромные яйца, а когда вылуплялись гусята, разрешала мне их трогать — в отличие от других гусынь которые при малейшем приближении налетали на меня!
Это единственная обитательница курятника, с которой бабушка никогда не расставалась. Потому что, несмотря на всю свою любовь к курам и гусям, если нужно было продать какую-нибудь птицу или свернуть ей шею, бабушка не медлила ни секунды.
— Это закон природы, — вздыхала она, и — хрясь! — дело было сделано. Я зачарованно и в то же время с ужасом наблюдал за этой бойней, все больше убеждаясь в том, что в бабушке есть какая-то тайна и она умеет гипнотизировать кур. Действительно, они умирали так быстро и безболезненно, что казалось, будто это фокус. Пятнадцать минут — и куры, пять-десять штук, уже висят вниз головой и смотрят на меня полуоткрытыми глазами — и я никогда не понимал, прикидываются они или по-настоящему умерли. Потом приходил дедушка, клал кур в корзину и ставил ее в грузовичок вместе с овощами и яйцами. Бабушка отряхивала фартук, ополаскивала руки, возвращалась в курятник, сыпала корм и укладывала спать цыплят.
— Цып-цып-цып, иди сюда, красавица, иди-ка сюда…
Пи-пи-пи…
Это случалось раз в неделю.
Даже во время болезни бабушка по-прежнему занималась курятником. Она то и дело останавливалась, прикладывала руку к груди или садилась, а потом вновь принималась за работу.
В каждый наш приезд мама ругала ее. Бабушка пожимала плечами и говорила: «Все в порядке. Оставь меня в покое». Мама тогда сердилась еще больше, порой доходило до ссоры, и бабушке становилось по-настоящему плохо.
Однажды дедушка услышал это и вышел из себя. Первый раз я видел его таким сердитым.
— Ты ничего не понимаешь! — закричал он. — Оставь свою мать в покое!
Мама очень обиделась и по дороге домой говорила гораздо громче, чем обычно, и еще больше ругала бабушку, дедушку и Флоппи. Тогда я разозлился на дедушку и, чтобы ее утешить, сказал: «Не волнуйся, мам. Я же тебя люблю». Но, вместо того чтобы обрадоваться, мама расплакалась. Слезы лились в три ручья, и мы чуть не врезались в стену. В общем, из-за всего этого я тоже начал плакать. Тогда мама остановила машину, шмыгнула носом, обняла меня и сказала:
— Спасибо, милый, ты сказал замечательные слова. Но на самом деле дедушка прав.
Она опять начала плакать, и я совсем запутался.
С тех пор как бабушка заболела, мы стали ездить в деревню раз в неделю, обычно по субботам, и оставались там на целый день. Я был очень счастлив и надеялся, что бабушка не выздоровеет никогда. Папа приезжал редко, потому что ему надо было работать, и они с мамой все время ссорились. Одним словом, то еще было времечко.
А вот дедушка с бабушкой, наоборот, стали еще больше любить друг друга. Теперь дедушка часто прерывал работу в саду и приходил в курятник или в дом.
— Линда, тебе что-нибудь нужно? — спрашивал он.
— Ничего мне не нужно, что тебе взбрело в голову! Иди лучше посмотри, собрали они там салат или нет, — отвечала бабушка.
Видя, как она сидит во дворе в своем кресле, он останавливался и молча стоял рядом, пока бабушка не говорила раздраженно:
— Что, человек не может иногда уставать?
Дедушка кивал, но все равно был очень грустный.
— Пойди принеси мне, пожалуйста, стакан воды, — просила его бабушка, и иногда казалось, будто ей не хватает воздуха.
Со временем бабушка все чаще и чаще сидела в том кресле, а дедушка все больше занимался курами и гусями. Она давала ему инструкции и контролировала каждый его шаг. Однажды дедушка стал делать все по-настоящему здорово, и бабушка сказала: теперь это ты высиживаешь яйца. Но он так и не научился сворачивать курам шею. Когда приходило время, он связывал им ноги, засовывал в корзину и вез в деревню к мяснику.
