Повести и рассказы - Алексин Анатолий Георгиевич (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
— Да… — задумчиво произнес Андрей, — хотелось бы, чтоб они восхитились!
— Ваша задача облегчается тем, что наши зрители старшего возраста очень восприимчивы, — сказала Валентина Степановна. — Хотя в отличие от малышей они стесняются проявлять это.
Почувствовав, что он перестает быть центром беседы, Николай Николаевич поднялся — статный, элегантный, красивый. И все опять повернулись к нему.
— Вы знаете, что Белинский и Пушкин писали об этой трагедии?
Зина, как на уроке, подняла руку:
— Можно мне?
— Пожалуйста, — тихо, предвидя подвох, проговорил Николай Николаевич.
— Я не знаю, что писал Пушкин, но я знаю, что есть опера Гуно «Ромео и Джульетта», а также фантазия Чайковского и балет Прокофьева того же названия.
— Ну, это уже какое-то детство!.. — с досадой воскликнул Патов. — У нас идет серьезный, профессиональный разговор…
— Может быть, ты пойдешь на репетицию? — шепнул Зине Костя Чичкун.
Его одного я тут не оставлю!
— Я уверен, — сказал Иван Максимович, привстав из-за стола и примиряюще разводя руки в стороны, — абсолютно уверен: во всем, что касается сути будущего спектакля, вы, Андрей, найдете с Николаем Николаевичем общий язык.
Патов решил высказаться о сути будущего спектакля немедленно.
— Мне видится все это… как рассказ о смелой и гордой личности, порывающей с оковами косных средневековых норм.
— Это, видимо, совпадает и с вашей, Андрей, точкой зрения, а? — с надеждой спросил Иван Максимович. Его взгляд, казалось, просил Николая Николаевича и Андрея: «Ну, подойдите друг к другу!»
— Мне кажется, что оковы средневековья не тяготят сегодняшних зрителей, — сказал Андрей. — И вопрос о косности средних веков их не волнует.
«Ну что ты будешь делать!» Это восклицание не вырвалось у Ивана Максимовича, но как бы возникло у него на лице. Директор опустился в кресло.
— А что такого? — с добродушным удивлением спросил Андрей. — В великом произведении каждый открывает что-то свое.
— И что же открыли вы? — устало проведя рукой по волнистым седым волосам, спросил Николай Николаевич.
— Я хотел бы поставить спектакль современно.
— Новое прочтение?.. Это сейчас модный термин. Но добавлять себя к Шекспиру… Удобно ли это?
— А разве только в средневековье могла быть такая битва истинного и мнимого? Такая схватка любви и добра с ненавистью, ханжеством и лицемерием?
— Любовь и ненависть — это я помню. Но ханжество? Лицемерие?.. Кто же там является носителем этих качеств?
— Кто?.. — Андрей обвел всех своим добродушным взглядом, как бы спрашивая: «И вы тоже не помните?»
Зина тут же откликнулась на этот вопрос.
— А враждующие семьи?! — воскликнула она. — Которые даже не помнят, из-за чего возникла их ссора, но делают вид, что в своей злобе страшно принципиальны!
— Я думаю, что нашим зрителям старшего возраста такой аспект действительно ближе, — сказала Валентина Степановна.
— Может быть, мы зря затеяли этот разговор? — сказал Николай Николаевич. — Такие проблемы на форумах не решаются. Мы соберемся вдвоем и выработаем общую концепцию… Я, думается, буду полезен вам, Андрей, и в подборе кандидатур на главные роли. Ну, в частности, я уже определенно вижу в нашей труппе двух неплохих Джульетт и одного неплохого Ромео…
— А вам разве не сказали о моей просьбе? — спросил Андрей.
— О просьбе? — удивленно вскинул брови Николай Николаевич.
— Сусанна Романовна предупредила, что у вас есть какое- то небольшое условие, — сказал Иван Максимович. — И мы обещали его выполнить. Ведь правда? — обратился он к Патову.
— Я лично с Сусанной Романовной не разговаривал.
— А какое условие-то? — спросил Иван Максимович.
— Ромео я хотел бы сыграть сам.
— Вы окончили актерский факультет? — спросил Николай Николаевич.
— Нет, режиссерский. Но в своем дипломном спектакле играл Ромео.
— Мне кажется, роль режиссера спектакля так велика, что вряд ли он нуждается еще в одной роли. — Довольный своим афоризмом, Николай Николаевич склонил голову, как бы ожидая аплодисментов.
— Андрюша… вы на этом настаиваете, а? — спросил директор.
— Я бы просто очень хотел…
— Известны случаи, когда крупные артисты становились великими режиссерами. И потом совмещали обе профессии, — сказал Патов. — Всеволод Эмильевич Мейерхольд, например. Или Константин Сергеевич Станиславский… Но чтобы крупный режиссер прославился в роли?.. Что-то я не припомню.
— Он ведь еще не крупный! — сказала Зина.
Патов зашагал по кабинету в поисках аргументов. И вдруг остановился на полдороге.
— О каком Ромео может идти речь? Вы ведь сюда, к нам… на время?
— Если мой Ромео понравится, я могу задержаться. А потом подготовлю дублера.
— Значит, так… — мрачно вступил в разговор Костя Чичкун. Это было так неожиданно, что все вздрогнули и повернулись к нему. К решениям Костя приходил медленно и тяжеловесно. Но почти никогда не менял их. Он высказывался так, будто подводил итог дискуссии. На самом же деле он подводил итог своим собственным размышлениям и сомнениям. — Я вот что хочу сказать. В молодежном спектакле должны быть эксперименты. Так что надо попробовать.
— Это было бы интересно, а? Как вы думаете, Николай Николаевич? — спросил директор.
— Не положено это… по-моему.
— Кем не положено? — спросила Зина.
Ничего не ответив ей, Патов обратился к Андрею:
— Ну, а Джульетта, Парис, Тибальт и кормилица?.. Насчет исполнителей этих ролей вы со мной посоветуетесь?
— А как же? Только сначала я должен познакомиться со всеми актерами.
— Мы устроим вам встречу с труппой, — предложил Иван Максимович.
— Лучше я просто посмотрю все ваши спектакли!
В том же доме, где жила Зина, на первом этаже было актерское общежитие. Иван Максимович освободил там для Андрея девятиметровую комнату.
— Девять метров? Это дворец! — восторгался Андрей.
После вечернего спектакля Зина и Андрей шли домой вместе.
— У вас замечательный зал! — продолжал восхищаться Андрей. — Чувствуешь себя в нем, как в театре и как дома: в меру нарядно и в меру скромно.
— Ну, а спектакль?
— Он был замечательным.
— Сегодня… или когда-то?
Зина остановилась и в ожидании уставилась на Андрея своими немигающими глазами.
— Я представляю его себе таким, каким он был, наверно, в день премьеры.
— А сегодня он, значит, выглядел, как некогда красивая женщина? Почему? Объясни.
Еще утром они с Андреем как-то незаметно перешли на «ты».
— Ты играла восьмиклассницу превосходно! Ребята, сидевшие за мной, все время гадали, сколько тебе лет.
— Наверно, приезжие. Всему городу известно, что мне двадцать семь.
— И Анну Гавриловну они все время сравнивали со своей классной руководительницей. В пользу Анны Гавриловны! Но вот подумай: ты, девчонка, вступаешь в сражение за учительницу, которая хочет уйти из школы… из-за сложившихся там ненормальных условий. Режиссер, который ставил спектакль, хотел показать, что происходит трагедия. Что расстаться с учениками — это почти равносильно смерти. Но учеников, которые сегодня ходили по сцене, возле тебя, полюбить с такой силой, по-моему, трудно. Актеры подвели режиссера… Они недотягивают до его замысла.
— Раньше дотягивали. Спектакль идет уже два с половиной года.
— Многие ребята, сидевшие в зале, его уже видели, Я заметил… Они объясняли соседям, что будет дальше.
— Ничего не поделаешь… Наш город не такой уж большой. Нельзя же без конца объявлять премьеры!
— Не обижайся, пожалуйста!.. Но это всегда было традицией… — Андрей замолчал, подыскивая какое-то слово, — традицией нестоличных театров.
Зина подумала, что поддерживать эту традицию с Патовым будет трудно.
— Но если бы все актеры были на уровне режиссерского замысла, — продолжал Андрей, — ребята, я думаю, не пересказывали бы вслух содержание пьесы. Они бы смотрели на сцену!
