Санькино лето - Бородкин Юрий Серафимович (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
Глава семнадцатая. Всем миром
Бригадирка тетя Оля Карпова обошла деревню, напомнила, чтобы выходили строить будку на автобусной остановке. Плохо без нее, потому что, когда ждешь автобус, негде посидеть, укрыться от солнца или дождя, а зимой будет того хуже торчать на открытом ветру.
Вскоре под окнами у Губановых собрались мужики, все с топорами, как в тот раз, во время пожара. Только никто не суетился, степенно посидели на завалинке, покурили для порядка, как перед началом большой и важной работы.
Вместе с бригадиркой подошли тетя Катя Никитина, тетя Люба Киселева, Марья Сударушкина — словом, вся деревня была в сборе: редко такое случается. Санька тоже не усидел дома.
— Что прикажете, товарищ начальник? — с шутливой готовностью спросил бригадирку Малашкин.
— Без приказу знаете, что будку надо поставить. Директор разрешил взять доски от летней телячьей кухни.
— Жаль, Евдокимова нет — доски-то дернуть бы на тракторе.
— Он в Ермакове клевер семенной убирает.
— Да на руках перетаскаем, только пусть кто-нибудь из мужиков доски отколачивает. Дружно — не грузно.
— Ломать — не строить, пожалуй, я в плотники не гожусь, — с улыбкой согласился Андрей Александрович, Валеркин отец.
— Эх, постукаем, побрякаем! — Володька Чебаков задорно потряс топором. — Все — на субботник!
— И верно, как будто субботник! Поди-ка, с того время, как был колхоз, не работали всем-то миром? — заметила Марья Сударушкина.
— Хватит митинговать, пошли, мужики.
Отец Санькин взял ящик с инструментом, повел Малашкина с Володькой Чебаковым на загумна к шоссейке. Остальные двинулись в другой конец деревни, где был огорожен загон для телят. Больше их в Заболотье держать не будут, и кухня-времянка, сшитая из тесу, не потребуется.
Лиха беда — начало. Андрей Александрович отдирал топором тес, Санька и Валерка таскали его через деревню вместе со взрослыми: вереница людей с ношами — как муравьи.
Главное — поставить каркас будки из брусьев, останется только обшить его со сторон да покрыть. Отец сам приколачивает перекладины и доски, опиленные по размеру, ловко это у него выходит: три раза стукнет по гвоздю — готово. Прикинет что-нибудь карандашом, снова сунет его под кепку. Малашкин на много старше отца, а все советуется с ним, как подручный.
Санька готов работать без устали, впервые он видит свою деревню такой дружной; никто ни на кого не сердится, наоборот, люди перекидываются веселыми словами, смеются, будто заняты подготовкой к празднику.
Тетя Люба Киселева бросила доски, отдуваясь, присела на бугорок.
— Укатали сивку крутые горки, — сказала в шутку.
— Ты отдохни, тетя Люба, — позаботился Санька, — мы дотащим твои доски.
Солнце перевалило за полдень, пора бы обедать, но решили в один прием закончить работу. Володька укладывает последние тесины на крыше будки и пришивает гвоздями.
— Вот и готов наш автовокзал! — победно пристукнул молотком и окинул своим бойким взглядом однодеревенцев. — Хоть из ведра лей — не промокнет крыша.
Каждому хотелось заглянуть внутрь будки, представить на минуту, словно бы поджидаешь автобус. Всем хватило в ней места.
— Вот как славно от дождя спрятаться! — сказала тетя Люба. — Только лавочки надо.
— Сейчас сделаю, — пообещал отец.
— Молодцы, мужики! Спасибо.
— За спасибо солдат три года служил, — отозвался с крыши Володька. — Положено спрыснуть новые углы.
— Больно прыткий! Субботник — это тебе не шабашка.
— Пока не разошлись по домам, давайте заровняем большую-то яму.
— Верно, Ивановна. А то как свернул с шоссейки в деревню, так и увяз.
— Нынче сухо, не увязнешь.
— Вон машина подошла, попросите шофера ссыпать туда песок.
— Это наш знакомый, Гоша! Я скажу ему.
Санька подбежал к самосвалу, объяснил Гоше, в чем дело. Тот попятил машину к высохшей луже, высыпал в нее песчано-каменную смесь.
— Еще один кузов опрокину, и тогда к вам в деревню хоть на «Жигулях» поезжай.
— А что? Продам мотоцикл да куплю машину! — моментально загорелся Володька.
— Толково, Володюха! Пригодится машина-то, за водкой в Ермаково ездить, — подзадорила Ольга Михайловна.
Все захохотали, не веря в серьезность Володькиной болтовни, а он самоуверенно заявил, точно уже имел машину:
— Это моя забота — куда ездить: мы тоже не на руку лапоть обуваем.
Пока разравнивали песок, отец смастерил в будке лавочки. Мужики сели покурить, как на беседу собрались. В дверной проем видно было сжатое поле, над ним не успевала оседать пыль от самосвалов.
— А дождя все нет, — озабоченно сказал Захар Малашкин. — Посмотри, что делается, как в пустыне.
— Сейчас бы грибам — самая пора.
— Да, грибков нынче не дожидайся, совсем не будет, — авторитетно определил Валеркин отец.
— Или дождей не обещают?
— Вчера прогноз на сентябрь получили: сухая погода удержится.
Жаль, что не придется побродить по грибным местам; прошлым летом Санька набирал по целой корзине одних белых. Но Андрей Александрович зря говорить не станет.
— По-моему, в этом американцы виноваты, — рассудил Малашкин.
— Ну, полно!
— Как слетали оне на луну, так и сбилась погода.
— Правильно, дядя Захар, вполне может быть, — поддержал Володька. — Я читал где-то, что спутники влияют на погоду.
— Дело, конечно, не в них.
— А в чем? В циклонах да антициклонах? Тоже больно уж просто научились объяснять.
— Засухи и прежде случались, когда понятия не было о спутниках, — спокойно возразил Андрей Александрович.
— Это верно.
— Все-таки диву даешься, как это люди до луны добрались? Вон ведь куда дорогу торят! — продолжал свои мысли Малашкин. — По одну ночь, когда оне летали, я долго наблюдал, авось, думал, замечу что-нибудь. Нет, луна как луна, сияет над яблонями совсем нетронутая, даже сомнение взяло: не надувают ли, что люди туда долетели?
— За этим, брат, следят, приборы есть всякие.
— Яблоки-то не околотил? — спросил Андрей Александрович Малашкина.
— Я всегда до успеньева дня жду.
— Зря, нынче все на две недели раньше поспело, теперь только червей кормить.
— Падалицы много, утром посмотришь — вся земля усыпана.
Хорошо было сидеть на свежестроганных лавочках вместе с мужиками, слушать их неспешный разговор, да вдруг Малашкин признался, что из опавших яблок настоял вино, и, движимый чувством артельного согласия, повел мужиков к себе. После этого гостеванья Володька Чебаков вынес на улицу гармонь. Сначала пилил «махоню», потом, высунув от старанья язык взялся за «Подмосковные вечера». Врет, сбивается то и дело. У Саньки своей гармошки нет, а сыграет лучше: у дяди Юры научился, тот приезжал прошлый год на все лето с баяном. Теперь Санька играет, когда придется, на Чебаковой «хромке».
Володька помучал гармошку и передал Саньке:
— Ну-ка, Саня, оторви что-нибудь по заявкам односельчан!
Начал играть про веселых коробейников Володюха одобрительно притопывал ногой, сидя на ступеньке крыльца, словно гармонь была у него в руках.
— Молодец! У тебя дядькин слух. Давай вальс!
Поплыли над деревней медлительные звуки вальса, далеко-далеко, до самого леса разносились они в тихом вечернем воздухе. Саньке казалось, что все, от мала до велика, слушают гармонь, ласточки и те замерли ровным рядком на электропроводе. Игралось с настроением, легко и вдохновенно, видать, и Володьке понравилось, потому что неожиданно изрек, придавив мехи пятерней:
— Забирай-ка ты себе гармонь.
— Как? — не понял Санька.
— У меня все равно нету способности.
— Потом передумаешь.
— Я вроде не пьяный. Говорю, бери! — убежденно повторил Володька и ушел в избу.
Санька постоял в нерешительности, не зная, что делать с гармонью. Не верилось Володькиным словам, да и родители не поверят в такую щедрость. Но и отказываться от столь желанного подарка не хотелось: с чувством боязливого восторга понес «хромку» домой. Было желание пуститься во всю прыть — едва сдерживал себя. Как предполагал, так и получилось. Мать сразу же велела поворачивать обратно, дескать, стыдно брать даром дорогую вещь. Санька было приуныл, хорошо, что отец заступился, пообещал поговорить с Володькой и, в случае чего, заплатить деньги.
