Тебе посвящается - Бременер Макс Соломонович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗

Он немедленно написал Стасику записку: «На переме­не обязательно нужно поговорить о весьма серьезном. Ва­лерий».

Станкин, не скользнув по записке взглядом, сунул ее в парту.

Это был его обычай – он не отвлекался на уроке ни на что постороннее. К этому привыкли так же, как к то­му, что Стасик Станкин не подсказывает, ни при каких условиях не передает шпаргалок, не признает почти об­щепринятого у ребят отрывисто-грубоватого тона.

Ко всему этому привыкли не сразу. Валерий учился со Стасиком в мужской школе и видел, как трудно при­ходилось ему, когда он ни за что не отступал от «прин­ципов». На Станкина многие одноклассники смотрели косо.

Можно считать шпаргалку злом и все-таки негодовать, что в исключительный момент тебе ее не передали, хотя это было просто и безопасно сделать. А Станкин не пере­давал... И не по зловредности – это скоро все поняли, – а потому, как выражался он, припертый к стене, что «это шло бы вразрез с принципами, которые считаю верными».

Уважая Станкина за эту стойкость, Валерий до послед­него времени не считал его «своим».

В последний год Станкина резко отличало от других ребят (хотя сам он этого совсем не подчеркивал) то, что будущее его было определено. Он занимался физикой, по­мимо школы, в кружке при физическом факультете уни­верситета, участвовал в олимпиаде и был награжден ву­зовскими учебниками по физике. Никто не сомневался, что его примут на физфак, как и в том, что «Станкин идет на медаль».

Сам он, когда говорили об этом, скромно пожимал плечами, хотя чувствовал себя, вероятно, довольно уверенно. На уроках физики он никогда не «выскакивал», несмотря на то что в решении задач, например, был ис­кушен никак не менее преподавателя.

И все-таки если что и отделяло сейчас Стасика от ре­бят, то не его свободная, взрослая речь (многие в девя­том классе стали говорить свободнее и взрослее) и не его особая непримиримость к шпаргалке, а именно предрешенность его послешкольной судьбы. Для остальных то, что последует за экзаменами на аттестат, было в совер­шенном тумане. Не то завод, не то институт, может, техучилище, может, отъезд на необжитые земли... Неизвест­но, кем станешь... А в лице Станкина, безусом и безборо­дом, казалось, были уже черты, которые и в облике будущего профессора могли бы остаться неизмененными.

– Слушай, редактор, а ведь ты сегодня в первом вы­пуске такую ерунду напорол!.. – сказал Валерий Стасику, когда урок кончился и учитель вышел из класса. – Теперь распутывай, друг!

– В каком отношении? – хладнокровно спросил Станкин.

– В том! – раздраженно ответил Валерий. – В фелье­тоне.

– Что касается этого материала, – с расстановкой произнес Стасик, – то его, к твоему сведению, моя редак­торская рука вообще не касалась. Я там, между прочим, намеревался придаточное предложение переделать в при­частный оборот, а потом не стал, знаешь ли...

– Плевал я на причастный оборот! – вспылил Вале­рий. – Какую вы загнули ерундовину со снежком!

– Ты считаешь, раздули? – осведомился Станкин, неумолимо оставаясь в рамках мирной беседы. – Возмож­но... Но лично я, вообще говоря, не сочувствую тем, кто за­брасывает в класс снежки.

– Я, что ли, им сочувствую! – заорал Валерий, вы­веденный из себя спокойствием и округлыми фразами Стасика. – Да Хмелик-то тут при чем?!

– А, так конкретно Хмелик, по-твоему, зря попал в фельетон?

– Правильно, Стасик, – сказала Лена вкрадчиво, ласково и жалостливо, как говорят взрослые с маленьким несмышленышем. – Правильно, умница!.. А сейчас я тебе лучше еще объясню. Икс кинул в окно снежок. Так, Стасичек?.. А Валерий – видишь этого мальчика, его зовут Валерий Саблин – Валерий утверждает, что икс не най­ден, что икс не есть Леня Хмелик. Видишь, как просто?..

– Я этого парнишку как раз не знаю, – слегка расте­рялся Станкин.

– Я его знаю! – с вызовом ответил Валерий.

– Погоди, – отстранил Валерия подошедший Гайду­ков. – Кончайте вы воду в ступе толочь!.. Станкин! Ты мой велосипед видал?

– Видал, – ответил озадаченно Станкин. – Но, собс...

– Подходящая машина?

– Да. А, собс...

– Нравится?

– Безусловно... – Станкин не успевал выразить недоумения между быстрыми, короткими и властными вопро­сами Игоря.

– Так вот: если от забора во дворе ты хоть одним снежком из десяти угодишь в форточку вашего класса – или нашего, все равно, – велосипед – твой! Безвозмездно! За одно попадание...

Неожиданное предложение Гайдукова всех развесели­ло. Ляпунов, который особенно загорелся, настаивал, чтоб после уроков Станкин выполнил упражнение, заданное Игорем, при всем классе, и уже оповещал одноклассников о предстоящей потехе.

– Собственно... – сосредоточенно проговорил Стан­кин только потому, что уже два раза начинал произно­сить это слово. (Он всегда заканчивал начатое.) – Не исключено, что я... – Стасик с беспокойством взглянул на воодушевленно суетящегося Ляпунова, – не попаду в фор­точку. Из этого следует...

– ...что одиннадцатилетний мальчишка подавно в нее не попадет! – докончил стремительно Игорь, рядом с ко­торым не только обстоятельный Стасик, но и кто-нибудь порасторопнее частенько выглядел мямлей.

– Дашь опровержение, понял? – бросил Валерий за­тюканному редактору и поспешил на третий этаж, в 5-й «Б».

...Пятиклассники интересовались единственно спор­тивной стороной поступка Хмелика. Они пропустили ми­мо ушей ядовитые слова, сказанные в осуждение Лени по радио: эти слова были частью чересчур мудреными, а частью привычными – и тоже слишком.

Хмелик был для ребят из параллельных классов, сбегавшихся на него поглядеть, пареньком с завидно меткой рукой, который ловко созорничал, но – случается со все­ми! – попался. И они спорили без устали: мог Хмелик угодить через форточку в класс с первого раза или не мог? Многие настаивали, что сначала был недолет и только по­том уж – попадание... Гена Конев повторял всем любопыт­ным одно и то же:

– Хмель ни в какой класс ничего не закидывал. Мы с ним играли в снежки и ни от кого не прятались, его и увидели из окна. А он даже мне снежком не влепил!

Иногда Конев еще добавлял:

– У него вообще по физкультуре тройка.

Увидев вместо мускулистого дискобола худенького, смирного и печального мальчика с тройкой по физкульту­ре, любопытные расходились. Что касается одноклассников Хмелика, то их не нужно было убеждать, что Леня не ви­новат. Они сочувствовали ему. И лишь две одноклассницы преследовали Хмелика коварным вопросом:

– Леня, почему у тебя в волосах нет пера?..

Если б Хмелик клюнул и спросил: «Почему у меня должно быть перо?» (на это девочки очень рассчитыва­ли), – тут бы они ему великолепно ответили: «А дикари без перьев не бывают!» И получился бы намек на «дикар­ство», о котором говорилось в фельетоне.

Но Хмелик рушил хитрые планы девочек: на их во­прос, такой нарочно нелепый и интригующий, он не отзы­вался вовсе... Он шагал по коридору и молчал, кто бы с ним ни заговаривал.

К нему подошла классная руководительница.

– Как это тебя угораздило, Леня? – спросила она, со­крушенно качая головой.

Гена Конев тотчас принялся энергично объяснять:

– Он никуда ничего не закидывал!.. Мы с ним... – В заключение Гена напомнил о тройке по физкультуре и для наглядности помял в пальцах дряблый бицепс Хме­лика. – Пощупайте сами, – предложил он классной руко­водительнице.

Однако классная руководительница не стала щупать бицепс, а продолжала качать головой – совсем слабо, едва-едва: так качают головой уже не в укор другому, но в такт своим мыслям... Учительница оставила ребят, сказав, что вечером зайдет к Хмелику домой. А к Лёниному бицепсу протянула было руку староста. Леня резко, обозленно вы­рвался.

– Хмелик, почему у тебя в волосах нет пера? – уста­ло и безнадежно вопросили в этот момент упрямые де­вочки.