Бедовый мальчишка - Баныкин Виктор Иванович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Придется еще выпить — за твою мечту, — сказала Ромкина мать, поправляя на затылке тяжелый узел волос. — И за хорошего жениха.
Заразительно смеясь, Таня взялась за рюмку.
Тут Ромка, усердно расправлявшийся с куском курицы, поперхнулся и закашлялся.
— Роман! — строго сказала мать. — Ну что мне с ним делать? Целыми днями один… Такой неслух растет. Завтра же отправлю в пионерский лагерь.
Ромка отчаянно замотал головой. Казалось, вот-вот лопнут его щеки. Уж не по яблоку ли спрятал он за каждую из них?
— В лагерь… и не уговаривай — не поеду! — отрезал немного погодя Ромка, гладя ладонью живот. — Это я тебе, мам, категорически заявляю! У нас сейчас столько дел на кирпичном заводе! Спроси вон Таню. Она тебе скажет.
— Ну хватит, хватит! Кончай свой пирог и отправляйся гулять. А то при тебе никогда не поговоришь!
Но говорить больше не пришлось. Неожиданно в окно ворвался отчаянный вопль:
— Помогите! Помогите!
Роняя со стола вилку и нож, Ромка бросился к окну.
— Аркашка… это он кричит, — сказал, запинаясь, Ромка и выпрыгнул в окно.
Ромкина мать не успела еще и рта раскрыть, чтобы прикрикнуть на сына, как Таня, вслед за Ромкой, тоже прыгнула в окно.
— Аркашка, у тебя в доме пожар? — закричал Ромка, подбегая к низенькому крылечку. — Или… или у тебя еще чего-то стряслось?
Но Аркашка не отвечал. Он сидел на последней ступеньке, уронив на руки голову. Взлохмаченная голова его мелко тряслась.
Ромка схватил Аркашку за плечи:
— Аркаш, что с тобой? Ну? Ну говори же скорей!.. — Таня, он как немой, — сказал, едва не плача, Ромка, когда во двор влетела Таня. — Он… он, может, гвоздь проглотил? Смотри, как башкой трясет. Трясет, а выплюнуть не может.
Не слушая Ромкину болтовню, Таня бросилась мимо Аркашки в дом. Через какой-то миг Таня снова показалась на крыльце.
Ромка увидел лишь одни ее глаза. Обезумевшие от горя и ужаса глаза.
— В аптеку… что есть духу, Роман. «Скорую помощь»… С его отцом плохо.
И Таня снова метнулась в распахнутую настежь страшную дверь.
Глава шестнадцатая
И гроза не помеха
В борта катера бухали тяжелые, черные волны. Казалось, их кто-то исподтишка дразнил, стараясь разъярить до белого каления. И волны на самом деле все чаще и чаще взмывали так высоко, что захлестывали иллюминаторы. Шипя и пенясь, мутная вода лениво сбегала с толстых стекол, чтобы через минуту-другую опять наотмашь хлестануть по железному прочному борту катера.
«Ай-ай, заштормило», — думал Ромка, глядя в иллюминатор на разбушевавшееся море. Если уж тут, в порту за надежной бетонной стеной так ярились волны, то что сейчас творилось в открытом море? Пол под ногами то дыбился, то куда-то проваливался, и, чтобы не упасть, Ромка держался руками за медные «барашки». Вот эти блестящие «барашки» и прижимали раму со стеклом к борту плотно-плотно. «И надо ж так разненаститься! А у нас первое занятие кружка. Того и гляди, еще дождь хлынет!»
Внезапно по крыше катера кто-то изо всей силы грохнул пудовой кувалдой. И в тот же миг в иллюминатор плеснули пронзительно синим пламенем.
Ромка ахнул и присел на пол, пряча лицо в колени. Он не сразу пришел в себя, не сразу почувствовал на плече чью-то спокойную, добрую ладонь.
— Ну, что ты? Гроза это.
Чуть помедлив, Ромка приподнял голову. Потом опять помедлил и глянул в смутно черневшее вблизи лицо Аркашки.
? По-твоему, я испугался? — спросил он, отводя в сторону взгляд. — Мне соринка… в глаз попала. Не веришь?
— Дождь вот-вот забарабанит, — сказал Аркашка, обдавая лицо товарища теплым дыханием, теплым, словно парное молоко. — Не придут, наверно, ребята, — продолжал Аркашка, все еще не снимая своей руки с нервно дергающегося плеча Ромки. — Как, по-твоему?
Ромка поднял выше голову. Прислушался. О гулкую крышу шмякались вразнобой пока еще редкие-редкие капли-дробины. И вдруг голоса… оттуда, с палубы.
Аркашка и Ромка стремительно встали, не спуская глаз с железного трапа. Показались ноги в синих спортивных штанах и белых тапочках.
— Мишка, это ты? — не вытерпев, радостно закричал Ромка.
? Ну я, а ты думал? — баском сказал запыхавшийся Мишка Моченый. — А за мной еще четверо наших… Эх, братцы, мы и бежали! Думали…
Он так и не успел поведать Аркашке и Ромке о том, что они думали, эти отчаянные мальчишки, что есть духу летевшие через весь город на пристань. Три раза — одна за другой — вспыхнули огненные молнии. А вслед за ними тоже три раза трататахнул гром. Даже лампочка на потолке и та три раза мигнула.
Когда последний оглушительный раскат, рыча и громыхая, затих где-то далеко-далеко — наверно, за мглисто-сумеречным горизонтом, — Мишка Моченый сказал, отнимая от ушей руки:
— Не горы ли, братцы, в тартарары провалились?
И оглянулся на стоявших за его спиной присмиревших мальчишек.
— За Жигули не пекись. Они, как всегда, на месте.
Аркашка повел смоляной бровью. Посмотрел на врезанные в переборку круглые часы. — Без десяти девять, а явка на пятьдесят. — Помолчал и вздохнул: — Дождались… как из ведра полил!
Да, вот он — косой и бегучий дождь. Он летел над городом и морем — волна за волной, точно на парусах.
Ребята прильнули к иллюминаторам. Но где там! Разве можно что-нибудь разглядеть за непроницаемой завесой из зеленовато-дымной водяной пыли? Даже причальная стенка, о которую то и дело стукался бортом катер, даже она — осклизлая, в клочьях тины — тоже растворилась в потоках воды.
От иллюминатора Ромку оттащил Аркашка.
— Держи, — сказал он и молниеносно сунул ему в руку швабру.
Ромка вытаращил глаза. Если откровенно признаться, он не узнавал в этот вечер Аркашку: молчун вдруг разговорился! Но скажите еще, пожалуйста, зачем сдалась Ромке неуклюжая швабра?
— Держи, держи! — не отставал Аркашка. — Ты с этого борта начнешь швабрить пол, а Мишка с того. А мы, остальные, фильтры в солярке промоем. Нечего впустую время терять!
— Аркашка, а где же Саша? — спросил Мишка.
— Саша полчаса назад из последнего рейса вернулся. Нынче весь день море волновалось… Не стоит его будить, пусть отдыхает.
Но ровно в девять — в час начала занятия кружка— Саша показался на пороге крошечного кубрика. Его не сразу заметили: дотошный староста кружка «Юный речник» всем нашел работу.
Саша протер кулаком ввалившиеся глаза, застегнул на все пуговицы старенький китель. А потом подошел к Ромке и молча взял из его рук тяжелую швабру.
— Вот так надо держать черен. Смекнул? Гораздо удобнее и легче.
— А когда мы, Саша, заниматься начнем?
— А вы же занимаетесь!
— Как… занимаемся?
— По-настоящему! А ты что думал: сразу дизель запускать начнешь? Или сразу за штурвал сядешь?
Любопытные мальчишки, окружившие Сашу и Ромку плотным кольцом, дружно засмеялись.
— Наш Ромашка на меньшее не согласен, — съязвил кто-то. — Ему немедля подавай фуражку с крабом и белые перчатки.
— Заткнись для ясности! — Ромка за словом в карман не полез. — Я могу и шваброй. Посмотрим, как другие… особенно женского пола. Дождя вот — и то напугались!
Он намекнул на Пузикову. Она одна из всех девчонок отряда — одна-одинешенька — записалась в кружок речников.
— Да-а, — протянул Мишка. — Нашей Верке и носа сюда не стоило совать.
— А почему? — Саша достал из кармана сигарету, помял ее между пальцами. — Мне после службы на флоте довелось годик Белое море бороздить. На рефрижераторе. И знаете, кто у нас был капитаном корабля? Женщина! Да такая, скажу вам. Ростом не вышла — мне по плечо, худощавая, ну прямо с виду совсем неприметная. Зато смелости в ней было на всю команду. Ей-ей! Раз мы попали в шторм… ни до ни после в такую перетурку я не попадал…
Корабль чуть ли не на сорок пять градусов кренит, которых парней наповал свалило, а она, наша морская мама…
Но тут Саша замолчал и медленно оглянулся назад. И все ребята тоже посмотрели в ту сторону.
