Чужая страна-черника - Суомела Эркки К. (полные книги .TXT) 📗
- Это огнемет.
Пертти посмотрел на картинку, потом на рот Янне. Янне повторил совсем медленно:
- Ог-не-мет.
- Это онгнемнет.
Янне не решился поправить его, глаза Пертти исподлобья следили за выражением его лица.
- Что он делает?
- Люди на войне сжигают им друг друга.
- Эх, если бы мне…
- На что он тебе?
- Я бы сжи… Сжег.
- Что сжег?
- Все!
Пертти очертил рукой широкий круг. Его щеки пылали густым румянцем, грудь вздымалась и опускалась в лад прерывистому дыханию. Вдруг рот Пертти скривился, словно он собирался заплакать, и Пертти, дрожа, повернулся к Янне спиной.
Сочившаяся из туч изморось сгустилась в капли, слышно было, как они барабанят по крыше. Янне подошел к окну. Стемнело, в домах уже зажглись огни. На дальней развилке дорог вспыхнули фары автомобиля и тотчас исчезли.
- Мне, наверное, надо идти.
Румянец на щеках Пертти сменился бледностью, взгляд снова уперся в коврик.
- Мен… булка… съешь ее, - пробормотал он.
Янне забыл булку под брошюрами. Пертти тоже оставил свою нетронутой.
- Пошли к нам, - сказал Янне, - съедим их с соком. У нас есть сок.
Пертти сунул пачку брошюр под мышку, и они пошли.
- Садись здесь, я достану сок, - сказал Янне и указал Пертти место за столом.
Но сока в холодильнике не оказалось, было только растительное масло и уксус. Не было сока и в чулане в прихожей.
Он наверняка был в погребе, но попасть туда было нельзя: мать прятала ключ, опасаясь за свое варенье.
- Соку нет.
Пертти кивнул. Он уже прогрыз дырку в круглой булке.
- Съедим с молоком.
Янне налил в высокие стаканы молока и сел напротив Пертти. Пертти послюнявил палец и перевернул страницу.
- Ааах, - тихо сказал он потом, как говорили умирающие на войне. - Ааах, ааах…
Время от времени он откусывал от булки такой кусище, что за ушами трещало.
Янне булку есть не стал, она показалась ему невкусной. Он сидел и следил, как читает Пертти. А тот то и дело переворачивал страницу, тыкал пальцем в какую-нибудь картинку и спрашивал:
- Что?
- Это торпеда, это штык, это гранатомет, - объяснял Янне.
И когда Пертти повторял новые слова, Янне лишь глядел на него и думал о том, что с тех пор, как они переехали в Швецию, к нему домой никто никогда не приходил - Пертти был первый.
14. КОСА НА КАМЕНЬ
Была суббота. Мать и отец еще только пили утренний кофе, когда в дверь постучали. Оба вздрогнули, мать взглянула на часы.
- Кто это в такое время?
Мать была уже одета, отец был в исподнем. Он сорвал со спинки стула шерстяную рубашку, скользнул в маленькую комнату и захлопнул за собой дверь. Мать взглянула на себя в зеркало, пригладила пальцами встрепанные волосы. Затем подошла к двери и остановилась перед ней.
- Войдите.
Дверь раскрылась, и через порог переступила Улла. Хотя еще не было восьми часов, она уже успела причесаться и подвести синей краской веки. Лицо матери еще сохраняло следы сна: утром оно всегда казалось больше, чем вечером.
- Надеюсь, я не помешаю…
- Ничего.
Если бы Улла знала мать так же хорошо, как Янне, она бы быстро ушла к себе домой. Голос матери был холоден как лед. Но Улла не замечала этого, она лишь улыбнулась, как улыбаются гости, шагнула к столу и сказала:
- Какие милые у тебя чашки.
Мать нарочито громко вздохнула.
- Выпьешь чашку кофе?
- Я, собственно, пришла по делу, но раз у тебя уже готово…
Улла села на место отца. В щели неплотно прикрытой двери маленькой комнаты мелькнуло его лицо. Хотя оно появилось на секунду или две, Янне успел заметить на нем тень грозы. И в голосе отца тоже звучал гром, когда он проревел:
- Янне!
Янне подошел к двери.
- Принеси мне брюки, - проворчал отец через дверь. - Они, наверное… Ну, словом, посмотри сам, где они.
Янне нашел брюки на швейной машине. Он скатал их в сверток и сунул в щель в выжидательно протянутую руку отца.
Когда отец две или три минуты спустя вышел из маленькой комнаты, его лицо расплывалось в широкой улыбке.
- А, это ты, Улла, - приветливым голосом сказал он.
Но за спиной Уллы отец строил матери мрачные гримасы.
Потом они пили кофе и разговаривали о погоде и фабричных делах. Мать рассказывала о каком-то Кварнстреме Телмане, который взял пособие на лечение, хотя не был болен. Вчера мать видела, как этот Телман с каким-то бородачом отправился на такси в город.
Поохав некоторое время по поводу того, какую жизнь ведет Телман, Улла вдруг сказала без всякого перехода:
- Ну уж нашего-то Пертти никто не будет учить финскому языку…
Мать взглянула на отца. Тот смотрел на крошки от булки рядом со своей чашкой. Потом скатал из крошек шарик и сконфузился, не зная, куда его девать.
- Вы, наверное, знаете…
В начале недели Рахикка рассказал, что в школу два раза в неделю будет приходить финский учитель преподавать финский язык. Янне тоже слышал об этом и каждый день ждал прихода учителя. Однажды - это было в среду или в четверг - он уже подумал, что финский учитель прибыл, приняв за него человека, который все утро ходил по школьным коридорам. Но этот человек был всего-навсего трубопроводчиком; днем Янне видел, как он в комбинезоне чинил протекающую трубу.
Отец сунул хлебный шарик в рот и хотел что-то сказать, но мать опередила его.
- Мы слышали.
- Ну, и что вы об этом думаете?
- Наверное, это хорошо.
- Куда там хорошо, - фыркнула Улла. - Что хорошего вы в этом увидели?
Улла сидела, полураскрыв рот, и была немного похожа на Пертти, во всяком случае веки у нее были такие же припухлые. И ее взгляд так же бесцельно блуждал по столу, переходя с хлебницы на куски хлеба, масленку, куски колбасы и сыра… Янне хотелось сказать ей: «Ты должна смотреть людям в глаза».
- Ну, а если бы пришлось опять уехать в Финляндию? - сказала мать.
- А вы собираетесь уехать? - полюбопытствовала Улла.
Сердце Янне подпрыгнуло. Он пристально глядел в глаза матери, когда она сказала:
- Как знать… И потом, было бы ужасно, если б Янне забыл родной язык.
- Тут есть еще и другое, - сказал отец.
- Что другое? - спросила Улла.
- Что-то такое… Я точно не помню…
- Говорят, что чужой язык легче изучать, если хорошо владеешь своим, - сказала мать с несколько надменным видом.
Улла засмеялась.
- Они пробуют кормить переселенцев всякими небылицами. И Рахикка тоже. По-моему, он просто хочет поважничать. Бог знает, чего он добивается своими разговорами. Но, по правде-то говоря, научиться шведскому языку можно только среди шведов. Если бы вокруг меня не были все время финны, я бы уже умела хорошо говорить по-шведски.
- Может быть, - сказала мать.
- Это точно.
Улла вызывающе посмотрела по очереди на отца и на мать, задев при этом взглядом и Янне.
Отец поднялся и сказал, что идет в маленькую комнату за трубкой и табаком. Но ему, вероятно, пришлось искать их; во всяком случае, в кухню он больше не вернулся.
Мать налила Улле еще кофе, и все наливала и наливала, хотя из кофейника шла уже одна только гуща.
- Будь добра, - сказала она.
- Так что давайте мы не разрешим нашим мальчикам ходить на такие уроки, - сказала Улла. - Это запутало бы их.
- Над этим надо подумать.
- Чего тут думать?
- А разве посещение этих уроков не будет обязательным? Ведь на другие-то уроки нельзя так просто взять да не прийти.
- Ах, какая ты еще наивная, - фыркнула Улла. - Посещение будет добровольное.
- Это правда?
- Правда-правда. Я еще многому должна тебя поучить. Ведь ты знаешь, что я в Швеции уже пять лет. Знаешь ведь?
Мать принялась споласкивать кофейник и кивала головой не то раковине, не то стене; вероятно, она не хотела показать Улле затаенную в глазах злость. Но Улла не увидела бы глаз матери, даже если б та повернулась. Улла смотрела в сахарницу, на ложку, и перемешивала сахар с кофейной гущей.
