Дороже всякого золота (Кулибин) - Малевинский Юрий Николаевич (бесплатные версии книг txt) 📗
— Кесарев, где Кесарев Петр Дмитриевич? — воскликнул старик.
— Леонард Эйлер, — шепнул Кулибину Игнат.
— Да, Эйлер, — подхватил ученый. — Старик Эйлер пожаловал сюда, чтобы производить знакомство с очень хорошим мастером Иваном Петровичем Кулибиным. Мне говорили о нем Фус и Румовский. Я посылаю сына в Кунсткамеру посмотреть часы, каких нет на всей земле. Кесарев, укажите на Ивана Петровича. Я хочу предложить ему свою дружбу.
— Вот извольте, — отрекомендовал Кесарев, — Иван Петрович Кулибин.
Ученый поймал руку Кулибина:
— Прошу верить моему сердцу. Я имею большую честь с вами знакомиться. Я всегда говорил: в России много хороших мастеров. Иван Петрович, в любой час дня и ночи старик Эйлер к вашим услугам. Милости прошу.
— Спасибо! — в волнении проговорил Иван Петрович.
— Он слеп?! — удивился Кулибин, когда Эйлер вместе с провожатым вышли.
— Он видит дальше нас, хоть и лишился зрения, — ответил Кесарев.
…Петербургские белые ночи. Особенно они хороши, когда над горизонтом плывут легкие, причудливой формы облака. Закат и восход подсвечивают их нежными красками. Одно облако напоминает ягненка, другое быстрого оленя, вот-вот, кажется, перескочит олень через линию горизонта и умчится в далекие края. «Опять олень», — удивляется Иван Петрович.
Нева замерла, притаилась, ждет, когда взойдет солнце, от которого вспыхнут купола церквей. Разбудит солнце ватаги крючников, заскользят по глади лодки, начнут браниться рабочие, наводящие Исаакиевский мост. Голоса их сольются с цоканьем копыт, скрипом телег, со стуком каменотесов и выкриками торговок. Когда-то Нева не знала этого городского шума. Видится Ивану Петровичу высокая фигура Петра. Шляпа-треуголка, высокие ботфорты. Встал он на стрелке, где Большая Нева от Малой отделяется, и вскинул руку, но не учел царь, что река будущему городу будет помехой. Будто ножом перережет она северную столицу. Быть может, тогда уже видел царь мосты, которые вцепятся в берега и соединят город. Вспомнил Иван Петрович арку радуги, переброшенную через Волгу. Вот и здесь быть бы такой арке, но не семицветной воздушной, а из камня, дерева или металла, чтоб на века стояла. Иван Петрович видел, как осенью разбирали рабочие наплавной мост, тянули барки в затон, чтобы весной снова ставить суда поперек быстрой реки, стелить настил. Кипит на стрежне вода, рвет канаты в руку толщиной. На мелких реках сваи можно забить, а на Неве не подступишься — глубина на три сажени и быстрина. Особенно худо столице без моста в распутье, когда чернеют закраины. Бросают через них люди жерди, идут с опаской. Сколько раз слышал Иван Петрович крики сорвавшихся в воду. Не всякого спасали, проглатывала черная пучина. «И почему, — думает Кулибин, — в академии столько людей ученых, а моста через реку настоящего нет?»
Не спалось Ивану Петровичу в белые ночи. Выйдет на берег, присядет на камень и думает. Конечно, приборы нужны академии, но и без мостов нельзя. Мало-помалу рождался в голове проект арочного моста. Обдумывал все до мелочи. «Эх, если бы поуже была Нева, а то добрых сто сорок сажен. Пологую арку делать — не выдержит, рухнет мост, круто поднять — на мост не взобраться». Снова и снова, воткнув двумя концами в землю прут, пробовал Иван Петрович его упругость. Нашел, что сила тяжести главным образом приходится на концы прута. У моста должны быть крепкие быки, на которые встанет арка… Свои предположения проверял Иван Петрович на веревочной модели.
И вот один за другим возникают рисунки на бумаге. Осмелился, пошел к Эйлеру.
Ученый со своей многочисленной семьей жил в небольшом сером доме. Дверь открыла женщина в чепчике:
— О ком доложить прикажете?
Едва Кулибин себя назвал, как из глубины комнат послышался знакомый торопливый голос:
— Лизхен, впустите, это Иван Петрович!
Кулибин не успел опомниться, как ученый обнял его и приложился гладко выбритой щекой к его лицу.
— Чем могу вам служить, милостивый государь?
Эйлер был в халате, по-домашнему простой и доступный.
Прошли в кабинет с массивными книжными шкафами у всех стен. Ученый, не выпуская руки Кулибина, усадил гостя в кресло. Сам сел напротив:
— Сегодня вспоминал о вас, Иван Петрович. Вы работаете над стеклами ахроматического микроскопа. Что дал вам этот опыт?
Иван Петрович мог бы рассказать о рецептах варки стекла, найденных им, но не хотел раньше времени сообщать об этом. Жизнь научила его: ничего не говорить до тщательной проверки.
— Я понимаю, — продолжал Эйлер, чувствуя замешательство собеседника. — Фус, как говорят русские, торопыга, он хочет скорее получить совершенный микроскоп. Линзы, линзы — кронглас, флинтглас… — как бы про себя размышлял Эйлер. — Мой сын Иоганн-Альбрехт ведет записи, что есть нового в Англии. Пока нет радости. Иван Петрович, вам надо бывать на стекольных заводах под Шлиссельбургом. Профессор Цейгер нашел там то, чего не мог видеть во всем мире. Беляев — очень хороший оптик. Низкий поклон ему. Но есть люди, которые хотят думать. Академия получит ахроматический микроскоп с помощью вас, Иван Петрович.
— Что в моих силах, — отозвался Кулибин.
— Прошу вас снять с полки третий том моей «Диоптрики». Я хочу делать вам подарок. Там речь об ахроматических микроскопах.
Иван Петрович снял с полки нужную книгу, подал Эйлеру, но ученый не взял ее:
— На первом листе вы найдете надпись. Она принадлежит вам.
— Спасибо, господин учитель.
— Совсем не учитель. Это я учусь у русских людей, у таких, как вы, Иван Петрович. С чем вы пришли сегодня?
Кулибин развернул чертежи и быстро, точно боясь, что не удастся все рассказать, начал объяснять. Получилось сбивчиво, но Эйлер слушал внимательно.
— Иван Петрович, вы не читали «Санкт-Петербургские ведомости» от мая, четвертого дня?
— Не довелось, господин Эйлер.
— В статье пишется, что англичане заинтересованы получить мост, подобный вашему. Лондонское королевское общество объявило конкурс на лучшую модель арки-моста через Темзу. Ширина Темзы и ширина Невы равны.
Запозднился Иван Петрович у Эйлера, не хотелось уходить. Ученый говорил о новых мировых открытиях. Об их закономерности. С математической точностью у Эйлера каждому явлению отведено свое место. И все взаимосвязано, как в часовом механизме. Заводчиков уже не устраивают водяные колеса. Им на смену приходит сила пара. Люди хотят знать, что творится далеко, в небесном пространстве, и близко, в каждой клеточке организма. В Академических мастерских создают все более совершенные телескопы и микроскопы. Вспышки молний сулят людям электричество, и люди пытаются получить его на земле. Развитие промышленности требует полезных ископаемых, и для нахождения их снаряжаются экспедиции. Они открывают вдовые земли. С ростом городов, а они большей частью построены на реках, потребуются удобные мосты, такие, чтобы не мешать судоходству, чтобы не заслонять дворцы и соборы, чтобы не слишком дорого стоили.
— Велик тот, — говорил Эйлер, — кто на века опередит собратьев.
Надежда была на машину с вечным двигателем, Эйлер не разубеждал Ивана Петровича в неосуществимости идеи. Более того, великий ученый не опровергал такой машины.
— Может, какому счастливому сделать такую машину и откроется, — сказал он Ивану Петровичу.
Как мог сказать Эйлер такие слова? Не понял ученый, о какой машине шла речь? Или не хотел огорчать механика? Все открытия Эйлера говорят о том, что не мог он верить в вечный двигатель. А может быть, Эйлер, видя в Кулибине великого практика, был уверен, что тот сам скоро убедится в бесполезности работы над вечным двигателем?
Вдова Бородулина была цепкой женщиной. Как только съехали от нее постояльцы, повадилась она ходить к Наталье в дом Волкова. Ее хлебом не корми, только дай поговорить. Но и от угощения не отказывалась.
