Том 19. Белые пелеринки - Чарская Лидия Алексеевна (книга регистрации .txt) 📗
— Будем, будем слушать! Радость вы наша! Только выручите нас! — дружным хором отвечали девочки, и новой хоть и робкой надеждой засветились детские, разом заблестевшие синие, карие, серые и черные глаза.
За чайным столом, уставленным всевозможными яствами в виде печений, тортов, бисквитов, варений и прочих изделий лучшей петербургской кондитерской, сидела княгиня Розова.
Княгиня была именинница и праздновала этот день в кругу своих родных и знакомых. Нарядные платья дам и залитые золотым шитьем мундиры военных, ловко и изящно сшитые фраки штатских, веселая праздничная болтовня — это говорило о празднике, о счастье жизни и о том, что все должны быть довольны и радостны в этот день. Веселы были гости, весела была княгиня. Шумный, ни на минуту не умолкаемый разговор шел за чайным столом. Вдруг кокетливая и нарядная горничная приблизилась к хозяйке и наклонившись к ней произнесла на ухо своей госпоже:
— Ваше сиятельство. Там седьмой класс пришел и просит разрешения войти и «поколядовать». Ради завтрашнего праздника прикажете впустить?
На минуту лицо княгини нахмурилось и точно потемнело.
— Но они же наказаны. Я недовольна ими. Какая смелость, — произнесла она в забывчивости слишком громко, так что сидевшие поблизости гости услышали ее. Послышались расспросы.
— "Седьмушки" колядовать? За что их наказали? Чем провинились? Будут петь? Они, крошки? О, это интересно! Позовите их, княгиня! Это так забавно! — послышались просьбы гостей. Нечего делать, пришлось уступить княгине. Со строго сжатыми губами, но помимо воли ласково засиявшим взглядом начальница коротко приказала, обращаясь к горничной:
— Введите сюда детей, Саша.
Легкий шелест в соседней комнате. Откашливание, робкий шепот за дверью, и вот они вошли. Вошли в парадных батистовых передниках (по случаю дня Ангела начальницы и принесенных ей поздравлений поутру в зале девочки были в своей парадной форме в тоненьком, расшитом, в складочку батистовом верхнем белье). Впереди всех выступала темнокудрая девочка, очень красивая. Она держала огромную звезду, мастерски склеенную из серебряной бумаги. В центре звезды была наклеена картина, изображавшая Вифлеемскую пещеру и лежавшего в яслях Младенца Христа. За нею мерно по парам, тихие и серьезные, выступали сорок девочек со сложенными «коробочкой» руками.
— Этакие цыплята милые! — произнес ласковым голосом какой-то седой добродушного вида генерал.
— Очаровательные детишки! — вторила ему красивая, нарядная, как фея, молодая дама, — особенно та, со звездою, что за чудесное дитя!
Незаметно следом за детьми проскользнула и Дуся.
— Становитесь в круг, перед образом! Палтова, начинай! — тихим шепотом скомандовала она.
Девочки повиновались и бесшумно заняли указанные места.
зазвенел колокольчик, заполняя хрустальными звуками нарядную квартиру княгини.
— Пришедшего спасти нас всех, — подхватывал стройный хор дружным припевом.
— Как хорошо, — пробежал шепот восхищения по рядам гостей. А темнокудрая девочка уже пела дальше:
Все дальше и дальше развертывался гимн, все горячее и настойчивее проникал он в души гостей и самой хозяйки.
Все непринужденнее, красивее и нежнее звучали голос Инны и голоса ее подруг. Девочка вся ушла в пение. Личико ее разгорелось, глаза сверкали, темные кудри упали на лоб, придавая что-то вдохновенное красоте ребенка. О гостях, о княжне-начальнице, о нарядной квартире и важных слушателях, обо всем этом, казалось, забыла она в эти минуты. Ее впечатлительная душа невольно переживала все то, о чем говорила ее песнь. Ее духовному взору уже рисовалась торжественно-прекрасная картина.
Теплая южная звездная ночь. Темная небольшая пещера. Кроткое пречистое лицо Девы. Благоговейный взгляд старца Иосифа. А Он, Маленький и Прекрасный, в яслях ягненка, Он, Радость и Надежда мира — Предвечный Христос!
И охваченная горячим чистым и могучим порывом к Божественному Младенцу, принесшему в мир прощение и радость, Южаночка с глубоким чувством закончила свою песнь:
"И дай мне остаться честной всю жизнь", — подхватил хор, которому передалось воодушевление маленькой певицы.
Мгновенная тишина воцарилась в комнате. Гости и хозяйка оставались безмолвными, охваченные великим значением гимна.
Этой тишиною как нельзя лучше воспользовалась Дуся.
— На колени все! Просите княгиню простить вас и отпустить на праздник к родным! — послышался ее шепот.
И вот, как по команде, сорок девочек опустились на пол. Хором прозвучала робкая фраза, исполненная мольбы.
— Княгиня! Простите нас. Отпустите нас на праздник домой!
Это была трогательная картина. Сорок коленопреклоненных девочек. Сорок пар покорно сложенных с мольбою ручонок. А в воздухе еще словно носились, словно затихали еще чудесные звуки пропетого только что гимна.
И строго нахмурившееся было лицо начальницы при первых же звуках просьбы расплылось в улыбку. А тут еще гости окружили со всех сторон хозяйку и хором стали просить ее за наказанных. И сердце доброй княгини дрогнуло. Лед растопился.
— Я прощаю вас, дети, Бог с вами, но это в последний раз! Слышите, чтобы о подобной дерзкой выходке не слышала никогда больше. Я отпускаю вас на праздник, можете сейчас же дать знать об этом вашим родным.
— Благодарим вас, княгиня, о благодарим вас, — послышались восторженные, признательные голоса девочек, и они низко приседали, не смея согласно правилу институтского этикета более ярко и бурно выразить свою благодарность и любовь.
Но вот из группы подруг отделилась девочка. Она легкими быстрыми шагами побежала к начальнице и, не выпуская звезды из одной руки, другую руку закинула за шею опешившей княгини и, привстав на цыпочки, звонко чмокнула ее в щеку.
— Вот вы какая хорошая! — произнесла девочка, глядя прямо в глаза своей начальнице сияющими от счастья глазами. — Я знала, что вы хорошая и всегда были такою, даже когда рассердились на нас. Я поеду к дедушке и расскажу ему все про вас, все вас полюбят, и он, и Марья Ивановна, и Сидоренко, будьте покойны, полюбят все так же, как я люблю вас! — И новый поцелуй, стремительный и нежный, запечатлелся на другой щеке княгини Розовой. Сдержанный смех и шепот послышался в толпе гостей:
— Какая непосредственность, — восхищались дамы и мужчины.
Княгиня, смутившаяся, но отнюдь не рассерженная наивной выходкой девочки, притянула ее к себе и заглянула ей в глаза, такие открытые, прекрасные, правдивые, блестевшие детской чистой радостью, проговорила:
— Если ты меня так любишь, девочка, то постарайся же сделать как можно больше приятного твоей старушке начальнице. Отучайся от своих неподходящих для благовоспитанной девочки манер и оставайся в то же время всегда такой же искренней и правдивой. Обещаешь ты мне это?
