Мальчик с двумя именами - Инголич Антон (книги полностью .TXT) 📗
Он влез на калитку.
Святой Перегрин бросился к нему:
— Курт! Куда ты, Курт?
Но Янко был уже с той стороны. Не обращая внимания на оклики святого Перегрина, он кинулся на шоссе. Так хорошо было бежать по асфальтированной шоссейной дороге! Сначала — в рыбачий посёлок. Шоссе, конечно, ведёт туда и ещё дальше — в Бременгавен. В посёлке он знает владельца ресторана Бема, мальчика Вилли и рыбака Кронфогеля. Они помогут ему добраться до Хаймдорфа. Надо к матери, к приёмной матери, а уж она поможет ему уехать домой, в Нижнюю Штирию!
Теперь, имея перед собой ясную цель, он изо всех сил старался убежать от долговязого Святого Перегрина, который тем временем отпер калитку и что было духу припустил за ним вдогонку. Янко был отличным бегуном, но сейчас он с ужасом установил, что состязаться со Святым Перегрином ему не под силу. Расстояние между ними быстро сокращалось, а ноги Янко становились всё тяжелее и тяжелее.
— Курт, стой, Курт! Тут ты в безопасности. Там тебя сразу похитят! Слышишь?
Янко остановился и, отдуваясь, спросил:
— Кто меня похитит?
— Как — кто? Югославы, разумеется!
— Значит, суд присудил меня родной матери?
Святой Перегрин смутился.
— Не знаю, — торопливо ответил он. — Мне ничего не известно.
— А мне известно, — сказал Янко. — Суд отменил первое решение.
— А если знаешь, зачем спрашиваешь? — обозлился Святой Перегрин и схватил Янко за плечо. — Пошли назад!
После короткого сопротивления Янко сдался.
Но внутри у него всё кипело.
Родная мать, конечно, ищет его. Сначала его спрятали в рыбачьем посёлке, потом — в уединённом интернате. В первый раз с ним была приёмная мать. Почему она и сейчас не поехала с ним? Значит, Грот отвёз его с её ведома? Значит, она тоже хочет, чтоб он жил среди этих диких мальчишек, слушал нравоучения Святого Перегрина и речи господина Хелригеля? Значит, он узник, а господин Хелригель и святой Перегрин — его тюремщики?
После ужина он окончательно утвердился в решении, едва проклюнувшемся у железной калитки. Обе двери — парадная и задняя — отпадают. Через них не уйдёшь. Окно в ванной! Пусть только все заснут, пусть только затихнут солдатские шаги господина Хелригеля в вестибюле!
Но, как назло, в тот вечер никто не хотел спать. Главной темой разговора была «Операция Зигфрид», самая крупная военная игра во время летних каникул. Как им вечером объявил господин Хелригель, в операции будет участвовать даже вертолёт.
— А ну, ребята, спать, давайте спать! — начал их успокаивать Янко, так как Святой Перегрин почему-то не появлялся.
Но на ребят словно неугомон напал. Они ещё больше расшумелись и стали наперебой срамить его за то, что он так раскис в последние дни.
Наконец один за другим все умолкли и заснули. Ниоткуда не доносилось ни единого звука. Янко слышал только собственное сердце, громко, чуть ли не предательски стучавшее в груди.
Немного успокоившись, он потихоньку встал, оделся, взял в руки ботинки, окинул взглядом кровати, придержал дыхание, прислушался к тишине и пошёл к двери. Бесшумно открыл ее и снова затворил. В коридоре горели ночники. Со всех сторон слышался храп, изредка — чей-то вздох, но голосов было не слыхать.
Дойдя до лестницы, он осторожно спустился на первый этаж. Здесь царила мёртвая тишина. Янко шмыгнул в ванную и без всякого труда влез на подоконник. За окном была лунная, ветреная ночь. Огромные дубы вдоль живой изгороди грозно шумели, но он не испугался. Спустился во двор, с минуту подождал и торопливо зашагал к саду.
Подходя к живой изгороди, разделявшей двор и сад, Янко услышал голоса. Они шли из беседки. Там горел свет и видны были две высокие худые фигуры, склонённые над огромным листом бумаги. Господин Хелригель и Святой Перегрин! «Операция Зигфрид» — вот оно что.
«Как же быть?» — с тревогой подумал Янко. Путь к шоссе был отрезан, обратно, в интернат, — тоже. Впрочем, назад дороги нет!
Янко присел на корточки за низким кустом. Когда сердце унялось, он сквозь шум дубов разобрал и шум моря.
«Яхта!» — молниеносно пронеслось у него в голове.
Не теряя времени, пополз он на четвереньках к противоположной стороне дома.
Перед ним серебрилось безбрежное море. Обе яхты в заливе манили его к себе. Раньше ему делалось жутко, когда он ночью смотрел на море, сейчас оно казалось ему ласковым, зовущим.
В несколько прыжков очутился он у самой воды. Отвязав первую яхту, Янко прыгнул в неё, но сразу не смог выйти в море. Он описывал круг за кругом, стараясь приладиться к ветру. Наконец паруса развернулись, и яхта помчалась прочь от берега.
Прощание
Утром он сошёл с поезда в Ганновере. Спасибо, разбудила одна старушка, приглядывавшая за ним от самого Бременгавена, а то бы проспал свою станцию. Просторный перрон кишел, как муравейник. Янко тёр свои сонные глаза и с удивлением оглядывался по сторонам. Значит, он и вправду не пленник господина Хелригеля и Святого Перегрина? Янко вышел из вокзала. Немного поколебавшись, он сел на трамвай и поехал в Хаймдорф.
По дороге он вдруг вспомнил, что, по словам господина Хелригеля, приёмная мать уехала с Гротом в Рур. Однако он не сошёл с трамвая. Янко был уверен, что мать дома и что Грот никуда не уезжал.
Так и есть. Окна в их квартире открыты. Янко почувствовал облегчение, но вслед за тем сердце его упало. А если Грот ещё дома? В это время он обычно уходит. На всякий случай надо заглянуть в гараж.
Ожидание в крапиве среди валявшихся там банок и бутылок было не из приятных. Дом постепенно пробуждался. На балконы и во двор выходили взрослые и дети. Янко всех узнавал — кого по голосу, кого по походке. Наконец появился Фриц Грот. Он отпер гараж и, всласть налюбовавшись машиной, укатил со двора. Улучив подходящий момент, Янко побежал домой. На лестнице ноги его вдруг словно налились свинцом, и он еле добрёл до своей квартиры. На двери висела латунная табличка с выгравированной на ней готической надписью: ФРИЦ ГРОТ. Внезапная слабость помешала ему поднять руку. «А что, если занять у ребят денег и уехать к тёте?» — подумал Янко. Ведь она ещё по дороге в суд советовала ему вернуться к своей родной матери. Она поможет найти её, поможет вернуться на родину.
Он стоял как вкопанный, не имея сил нажать кнопку звонка.
Хорошо знакомые шаги матери в прихожей вывели его из столбняка. Он так истосковался по материнской любви и ласке! Рука сама потянулась к кнопке.
— Курт?! — воскликнула госпожа Грот со страхом и радостью.
Он прижался к её груди.
Счастливые, растроганные, стояли они, не в силах произнести ни слова. Лишь войдя в комнату и увидев альбомы, фотоаппараты и всё прочее, чем тешил себя Грот, Янко стал постепенно приходить в себя. И госпожа Грот оправилась от волнения.
— Как ты приехал, Курт? Ну, выкладывай всё по порядку!
— Ты знала, где я был?
— До вчерашнего дня только то, что ты находишься в каком-то интернате на море. Вчера наконец вытребовала у отца твой адрес. А сегодня собиралась написать…
Янко с благодарностью посмотрел на мать.
— Грот хотел надежно спрятать тебя от нас обеих — от меня и от твоей родной матери.
— Где она? — быстро спросил Янко.
— Вчера уехала из Ганновера. Вернулась домой.
— Она всё время была здесь? — удивился Янко.
— Да.
— Она искала меня?
— Не спрашивай, Курт. Мы обе тебя искали, но Грот твёрже камня.
Ясная цель, маячившая перед Янко вплоть до последней минуты, обволоклась туманом.
— Что же теперь будет со мной?
Госпожа Грот привлекла его к себе. Она знала, что будет с ним. У неё он не может оставаться, завтра бы за ним пришли. В интернате, как надеется Грот, его тоже не спрячешь. За эти кошмарные дни после суда она столько всего передумала, взвесила все обстоятельства и приняла единственно верное решение. Если она желает мальчику добра, если не хочет, чтоб её осудили умные и честные люди, то ей остаётся одно. Значит, нужно набраться сил и мужества.
