АББА или Чай с молоком - Воробей Вера и Марина (е книги txt) 📗
Юля открыла – на пороге стоял Евгений Николаевич.
– Я зашел домой, а Генриетта Амаровна сказала Марина у тебя. Вот – это конфеты. Поздравляю. Три высокие розы, как три журавля, описали круг в воздухе и, совершив короткий перелет, застыли у Юлиного лица....
– Это вам.
Из комнаты выглянула Марина:
– Дядя Юра!
– Это Юрий Петрович, – объяснил Евгений Николаевич.
«Вот и он, – подумала Юля. – А он симпатичный. Немного лысый. И староват. Но какие розы! А улыбка!»
– Спасибо. Как пахнут! – сказала Юля. – Проходите.
– Что ты, – смутился Евгений Николаевич, мы просто хотели поздравить.
Наверное, он пришел домой за вещами, но один идти боялся, поэтому взял друга. А когда узнал, что Марины нет, расстроился и пришел, чтобы ее увидеть.
– Ну уж нет, – вмешался Александр Иванович. Проходи. И ты, Петрович. Что вы на пороге стоите? Как в гостях; честное слово. Он закрыл за ними дверь – и снова раздался звонок.
– Я открою, – сказала Юля. На этот раз пришел Коля.
«Как хорошо, – подумала Юля. – Коля и Петрович. Стыдно быть счастливой, когда лучшей подруге плохо».
– Постой! – вспомнила Марина. – Подарок! Она выбежала на лестницу и через десять минут вернулась.
– Вот, – сказала Марина, – это тебе.
Это был не велосипед, потому что велосипед у Юли уже есть, и не пушистый котенок, потому что у нее есть Негодяйка, – это были ролики, самые настоящие ролики – новые и очень красивые.
– Марина, это стоит целое состояние!
– Понимаешь, – объяснила Марина. – Это дедушка подарил, то есть оставил, а Коля... и милиция... Неважно. Это тебе.
– Марина, ты сошла с ума!
Александр Иванович открыл шампанское. Теперь все были в сборе.
25
– Я бы хотела умереть, – сказала Туся. – От меня одни неприятности. Нет, действительно, зачем я живу?
Мама ушла к подруге, и Туся осталась одна. Она ходила из угла в угол, металась по темным комнатам – упивалась своим одиночеством, наслаждалась своей болью.
– Нет, действительно, зачем?
Ей бы хотелось влюбиться – но она не могла любить. Ей бы хотелось написать стихотворение но она не умеет! Она бы хотела броситься Лизе на шею и просить прощения, но она ей не нужна!
Наверное, она этого заслуживает. Она одна во всем виновата – но почему, почему так больно?
– Я себя не навижу, – сказала Туся.
И почему человек никогда не знает, как он выглядит со стороны? Когда крутишься перед зеркалом это одно. А потом идешь по улице и случайно видишь в витрине свое отражение. Вот тогда ты понимаешь кто ты на самом деле: пустышка, дура, никто.
Туся вошла в ванную и остановилась: из зеркала на нее смотрело бледное, заплаканное лицо – красивое лицо. У нее такие умные, такие внимательные глаза – серые глаза. А волосы? Длинные каштановые волосы. У нее правильные черты лица. И хорошая фигура. «Ты такая красавица», – любила говорить Лиза. Но разве в этом дело?
– Почему, почему я так себя ненавижу?
Туся вернулась в комнату. Все в этом доме вызывало у нее отвращение: и китайский фарфор, и иконы в золотых окладах, и хрустальная люстра, черт бы ее побрал. Зачем, зачем жить? Чтобы бить китайский фарфор и покупать новый? Чтобы каждое утро вытирать пыль с хрустальной люстры? Зачем?
В половине восьмого позвонила Юля.
– Туся, ты где?
– Я иду, – сказала Туся.
Она вернулась в комнату, села на ковер, на котором нет и никогда не будет ни одной пылинки, и долго сидела неподвижно – так долго, что ей стало казаться: она умерла.
Ей даже подумать было страшно, что она может туда пойти. Они – веселые и беззаботные. Они добрые. А она? Она – другая, и все это видят. Она никому не нужна. У Юли есть Марина, у Лизы Максим. Она им не нужна. И пускай.
– Я это сделаю, – сказала Туся. – Что бы ни случилось, я это сделаю, и никто не сможет меня остановить. Я это сделаю, клянусь.
Вероятно. Но это будет потом.
Жизнь только начинается. Она многое поймет. И начнется еще одна история. И завяжется еще один роман.
– Я это сделаю, – сказала Туся, – вот увидите.
Не сейчас – потом.
Она хотела, чтобы это навсегда врезалось им в память. Она будет являться им по ночам. Она никогда им не простит. Никогда.
Но это уже другая история.
