Вот они какие (Повести и рассказы) - Лихачева Зинаида Алексеевна (книги онлайн полные .TXT) 📗
«Я виноват, что медведи разграбили стан. Чтобы не сорвать работы, пошел в поселок за продуктами. Товарищи, продержитесь до меня. Взял банку мясных консервов.
Петр. 17 августа».
Люди разглядывали щепки от ящиков, которые Петр сложил у печурки, месиво из муки и круп, перемешанное с медвежьим пометом. В печке оказались помятые, местами прокушенные восемь банок мясных консервов и в бумажке горсть замусоренного чая, очевидно, собранного Петром по чаинке.
— Мы-то продержимся, — похлопывая по ружью, заявил Николай. — Мы с Кузьмой куропатками вас обеспечим, а вот как Петруха?
— Одурел он, что ли, с одной банкой консервов в такую дорогу переться? — горячился Антон. — Он, вишь, благородство показывает, а что мы будем о нем беспокоиться, ему плевать!
Ночью Николай вдруг вскочил:
— Ребята, вы не спите? Знаете, что я вспомнил? Помните, как сегодня Кузя выл? Мы думали, бурундуков объелся, а он, может, чуял, что с Петром беда?
Дмитрий Николаевич погладил лежащего возле него пса.
— Вполне возможно, что и чуял, — ответил он и подумал: тогда это будет собачья тайна номер два.
Ливень зарядил, как видно, надолго. Тараторка подступила почти к самой палатке, пришлось перекочевывать повыше. Когда-то здесь бушевал таежный пожар, и теперь вокруг из каменных расселин торчали обуглившиеся коряги. Николай с досадой поглядывал на ружье. Охота была на той стороне, а переправиться через ревущую Тараторку нечего было и думать.
…Петр шагал уже пятые сутки. Для отдыха он выбирал места, заросшие брусникой, и, лежа на животе, горстями ел кислые ягоды, обманывая ноющий от голода желудок. По местам прежних стоянок он приблизительно определял расстояние, оставшееся до поселка. Узнав кусты, из которых вылез Кузя, Петр повеселел: оставалось километров пятьдесят.
— Теперь подзаправимся посытней ради последнего перехода, — предложил он сам себе и, достав из кармана давно уже пустую банку, стал обирать приставшие к стенкам крупицы говяжьего жира. За этим занятием его застал снег. Несколько снежинок залетело за воротник. Зябко передернув плечами, Петр крякнул:
— Снег да вода — в походе беда, — и торопливо зашагал вперед.
— Пришла беда, отворяй ворота! — Возглас Антона разбудил поисковиков.
— Что стряслось? — спросил Дмитрий Николаевич.
Антон отвернул полог палатки. В треугольном просвете люди увидели медленно опускавшиеся хлопья снега.
— Ну, уж это ни на что не похоже! — обозлился Николай. — Ведь август, август! Взбесились они там, что ли? — взглянул он на небо.
Дмитрий Николаевич поспешно одевался.
— Рановато для зимы. Обычно снег выпадает после двадцатого сентября. Возможно, что это временное явление, но кто знает, сколько оно будет продолжаться? Товарищи, надо запастись топливом.
Весь день люди молча рубили и сваливали у палатки горелые коряги. Изредка кто-нибудь ласково похваливал Кузю, усердно таскавшего дрова вместе со всеми. В безветренной тишине чувствовалось грозное предостережение. Чем белее становилась земля, тем суровее темнело небо.
Спать решили вповалку. Теплей. Когда Николай, устраивавший общую постель, взял одеяло Петра, всем стало не по себе. Они лежат в тепле, защищенные от непогоды, а где-то бредет усталый, голодный Петр.
Прижавшись вплотную друг к другу, люди лежали без сна, прислушиваясь к ветру. Снегопад превращался в пургу…
— По моему расчету, Петр должен подходить к поселку, — задумчиво проронил Николай.
— Трудно предположить такое, — возразил Дмитрий Николаевич. — Ведь он идет голодный.
— Нет, не на подходе он. Сегодня двадцать седьмое, а вышел он семнадцатого. Считай, пройти ему надо почти триста километров — по тридцать километров в сутки, ежели по хорошей дороге, а ведь он по бездорожью и голодный.
Пурга, пурга.
Хрипло дыша снежной пылью, отплевываясь, как пловец, Петр выгребался из рыхлых сугробов. Перед ним возникали смутные очертания человеческого жилья и, обманув призрачной надеждой, рассыпались…Слой за слоем покрывает Петра сыпучий снег…
— Скорей, скорей! — кричит он и забинтованными руками сгребает с себя простыни.
Усталая медсестра поправляет на голове больного пузырь со льдом и, наклонясь, слушает горестный шепот:
— Помрут они с голоду… Помрут! — Бредовые слезы катятся по рыжеватой щетине небритых щек.
И снова сбрасывает с себя простыни.
— Ну как? — спросил врач, входя в палату.
— Все тот же бред, — ответила сестра. — А у вас как? Не знаете, послали им помощь?
Врач прикладывает руки к нахлестанному ветром лицу.
— Сейчас в райкоме собрали каюров. Они говорят, на собаках не пробиться. Секретарь побежал в радиоузел просить помощи у Магадана. Одна надежда на самолет.
Пурга бушевала девятые сутки.
В занесенной снегом палатке было сравнительно тепло. С утра на печке кипел чайник, и поисковики пили кипяток. Это был завтрак. В полдень кипяток назывался обедом, а вечером — ужином. От этих названий горячая вода не становилась сытнее, но людям казалось, что это помогает поддерживать порядок нормальной жизни. Единственное, что они могли противопоставить жестокой власти стихии. Николай пытался шутить:
— Жаль, что у нас резиновые сапоги. У Майн-Рида в таких случаях путешественники варят мокасины и ременные лассо.
Дмитрий Николаевич лежал пластом. Заострившиеся черты лица вызывали тревогу у Николая и Антона. Не по годам старому геологу переносить приключения. Но Дмитрий Николаевич не жаловался.
Только Кузя (по-звериному откровенный) дремал целыми днями, изредка открывая глаза. Людям становилось не по себе от смиренного взгляда голодных собачьих глаз.
— Прямо душу выворачивает. Как это у Маяковского? «…увидишь собачонку…». Эх, позабыл вторую строчку, а кончается так: «Из себя готов отдать печенку, мне не жалко, дорогая, ешь!» — бормотал Николай.
Каждый из поисковиков думал одно: дошел ли Петр?
Однажды Кузя насторожился и, заворчав, бросился к выходу.
— Тише, слушайте! — замахал руками Антон. Сквозь вой пурги слышался тяжелый, медленный гул.
Шатаясь от слабости, поисковики выбрались наружу. Снег залеплял глаза, но над ними ясно слышался гул. Невидимый самолет описывал гудящие круги.
— Нас ищут! Значит, жив Петруха! Ура-а… — шепотом кричали люди.
Они вглядывались в клубящуюся белую муть и, прислушиваясь, считали круги: один… второй… третий… четвер… гуденье удалялось. Самолет уходил прочь.
С пронзительным лаем, проваливаясь в снег, Кузя побежал в сторону затихающего звука.
— Правильно, Кузьма, лови его за хвост, — невесело пошутил Николай.
Дмитрий Николаевич нерешительно сказал:
— Не знаю, может быть, это галлюцинация, но в какое-то мгновение я видел самолет. Возможно, и он заметил нас?
Геологи уже сидели в палатке, когда к ним пролез запыхавшийся Кузя и, схватив Николая за рукав, потянул его к выходу.
— Вот тебе на! — удивился Николай. — Нет, брат, не до прогулок. Кузя скреб лапами полог и нетерпеливо скулил. Николай поднялся.
— Надо идти, зовет ведь.
Кузя бежал по своим прежним следам и, останавливаясь, поджидал еле бредущего Николая. И вдруг пес провалился в какую-то яму и залаял.
Николай увидел, что Кузя раскапывает глубоко ушедший в снег большой тюк. Стало жарко.
— С самолета сбросили, голубчики! Кузя, дорогуша, теперь живем! — шептал Николай, хватаясь за оледенелые веревки. Но Кузя снова теребил его, приглашая идти дальше. Неподалеку оказался еще такой же тюк. Николай подтянул его к первому и без сил опустился на снег. От слабости тряслись руки и ноги.
— Не дотащить мне, Кузя, — пожаловался он, вытирая кепкой щиплющий глаза пот. — Ослаб очень. — И, глядя в понимающие глаза собаки, раздельно произнес: — Кузя, приведи Антона. Антона, понял? — Пес взвизгнул и выбрался из ямы. Вскоре он явился в сопровождении испуганного Антона.
