Экипаж боцмана Рябова (Рассказы и повести) - Коковин Евгений Степанович (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Друзья расстались, чтобы завтра снова встретиться на «Ласточке».
Но Антон и Вяча уже вечером вместе смотрели по телевизору футбольный матч, а потом долго бродили по городу.
Позванивая, шли трамваи — красные и голубые. Шипели по асфальту бесчисленные легковые автомашины, встречались и нагоняли автобусы — тоже красные и голубые. А с реки доносился шум порта. Родной, милый город!.. Здесь пахло морем, но не было в этом запахе никакой морской соли, придуманной досужими маринистами. Шли по улице вперемежку с другими жителями Архангельска моряки, может быть вчера или позавчера вернувшиеся из дальнего плавания. Старожилы узнавали их не по походке, тоже придуманной литераторами, а по неуловимому для обычного взгляда виду и характеру человека, который много поплавал.
— Знаешь, Антон, наш сосед-пенсионер, что всю жизнь плавал, говорит: «Настоящего моряка я даже голого узнаю».
— По татуировке?
— Нет, татуировка — пережиток. Наши моряки уже давно себя не раскрашивают. А вот как он узнает моряка даже голого, неизвестно… Он даже говорит, что моряка архангельского отличит от моряка черноморского или тихоокеанского.
— Тоже голых?
Ребята посмеялись, но потом Антон серьёзно сказал:
— Наверное, по разговору. Можно спросить у нашего боцмана. Он, конечно, знает.
— Есть моряки, которые издали суда по дыму из трубы узнают, — заметил Вяча.
— Теперь на новых теплоходах и электродизелях дыма не увидишь, — возразил Антон.
Друзья прошли Дом Советов и снова свернули на набережную. И опять перед ними открылась ширь Северной Двины — неоглядная водная красота. Асфальт на набережной был и раньше, а совсем недавно строители одели её и в бетон и гранит.
— В гранит оделася Двина, — переиначил пушкинские строчки Вяча. — Мосты повисли над водами…
— Да, — согласился Антон. — Только тёмно-зелёными садами ещё не покрылись наши острова.
На набережной стоял памятник Петру Первому. Пётр, в треуголке, в мундире офицера Преображенского полка и в ботфортах, словно только что сошёл с корабля и смотрел на плывущие и стоящие у причалов суда.
— По этой набережной проходила знаменитая революционерка Вера Фигнер, — сказал Вяча. — Из Архангельска её отправили в ссылку в стариннейший поморский посад Неноксу.
Вспомнили ребята и об известном писателе Александре Грине, который находился в ссылке в Кегострове, что лежал за Северной Двиной, — низкий, поросший ольхой и ивняком.
Причал, по которому теперь шли друзья, назывался Красной пристанью, а до революции — Соборной пристанью. Отсюда уходил на маленьком деревянном судёнышке «Святой Фока» к Северному полюсу отважный полярный исследователь Георгий Седов.
— Вот было бы здорово, — сказал Вяча, — если бы мы их всех сейчас здесь встретили — революционерку Веру Фигнер, путешественника Георгия Седова, писателя Грина. Ведь все они здесь побывали… ходили по этой набережной.
Утром, когда Вяча пришёл к Антоше, а тот, уже поработав, одевался, Вяча, на которого вдруг нашло весёлое настроение, запел:
— Знаешь, Антон, — сказал Вяча, — я думаю, что кафтан, который мы ищем, просто чепуха, как в этой песенке.
И когда ребята снова собрались на «Ласточке», Вяча неожиданно для всех, кроме Антоши, заявил:
— Мне что-то надоело искать этот кафтан.
При этих словах Егор был готов чуть ли не расцеловать своего вечного «противника».
— В самом деле, к чему какой-то кафтан? — горячо поддержал он Вячу. — Лучше просто путешествовать на «Ласточке», ловить рыбу.
Но Вячу уже обуревали новые фантазии.
— Хорошо бы открыть какой-нибудь необитаемый остров! — мечтательно произнёс он. — И там произвести раскопки. И найти стоянку первобытного человека. И всякие там его орудия… Искать — это всё-таки интересно.
— Искать не искать, а через два дня в плавание, — сказал боцман. — Готовы?
— Всегда готовы! — весело ответили матросы.
И через два дня «Ласточка» уже была в новом походе.
Ночью пролился лёгкий дождик. Но утром из-за далёкого зубчатого леса поднялось солнце.
Раннее утро в лесу и на реке — самое щедрое время суток. Прислушайтесь к крику и щебетанию птиц. Присмотритесь к ним: они не только поют, но и сами трудятся, добывают корм для своих птенцов.
Присмотритесь к быстрогонной игре рыб. Множество водяных колец возникает на речном зеркале. Кольца рождаются мгновенно то тут, то там и быстро расплываются, исчезают. Это большой гон рыбы. Но часто это не только игра, а и свирепая охота, когда большеротая, острозубая щука стремительно настигает свою беззащитную жертву — маленькую плотичку-сорожку или сопливенького ерша и с ходу заглатывает их.
Ранним утром особенно явственно слышится дыхание реки и дыхание недалёкого моря. Ощущаются даже запахи недавно прошедшего дождя. Но пахнет не дождь, пахнет напоённая влагой листва. В будоражащей смеси запахов остро выделяется прянолекарственный аромат диких полевых цветов и трав.
А поднимется повыше солнце, придёт ветерок, затарахтят моторные катера — и очарование раннего утра бесследно исчезнет.
Когда «Ласточка» вышла на речной простор, раннее утро только зарождалось. И акварельные нежные краски неба и пушистых розоватых от солнца облаков были ещё свежи.
— Сегодня пойдём не фарватером Двины, — сказал боцман, — и не к взморью, а вверх по реке, между островами.
В пути Степан Иванович вспомнил:
— Послушай, Вяч, позавчера я тебе дал задание отремонтировать кранец. Плохо ты его отремонтировал, братец, никуда так не годится. Давай-ка, доведи дело до конца.
Боцман поднял с борта сплетённый из верёвок кранец и подал Полянкину.
— И вот тебе игла и прядено. Действуй!
Вяч положил кранец на колени и принялся за работу. Вскоре Степан Иванович поймал его унылый взгляд.
— Ну что, Вяч? Всё сделал?
— Не-ет, — тоскливо произнёс матрос. — Мне бы нож…
— Вот тебе раз! — рассердился боцман. — А где у тебя свой?
— Нету.
— Эх, ты! Сколько раз я говорил: каждый порядочный матрос должен всегда иметь при себе перочинный ножик и по крайней мере два метра бечёвки-стоянки.
Боцман подал Вяче свой автоматически открывающийся нож.
— Ты работай с удовольствием. А если работа в тягость, бросай её. Всё равно толку не будет.
Вяча принялся за дело и неожиданно для себя увлёкся. Вскоре он смущённо доложил боцману:
— Кранец отремонтирован.
— Ну вот, пять матросов плюс боцман, капитан в уме. Значит, умеем работать с удовольствием. Порядок! — одобрил Степан Иванович. Он привстал с банки и огляделся. — Эх, ничего на свете нет лучше раннего утра на реке и в лесу. Матросы, наслаждайтесь!
«Ласточка» неторопливо плыла меж низких зелёных островов, почти не нарушая утренней тишины. Смазанные маслом уключины и под действующими вёслами оставались немы.
И вдруг среди этой тишины и мирного благоденствия что-то оглушительно грохнуло.
— Ребятки! Нажми! — скомандовал гребцам боцман.
«Ласточка» мгновенно ускорила ход и минут через пять уже была у оконечности острова. И вот какая картина представилась экипажу маленького шлюпа.
На середине реки замерла большая лодка. Перегнувшись через борт, человек в телогрейке и зимней шапке-ушанке собирал с воды блещущую на солнце чешуёй рыбу и бросал её в лодку.
Второй человек, тоже в телогрейке, но в кепке, сидел за вёслами.
— Браконьеры, — прошептал боцман и громко скомандовал: — Вперёд!
Он направил «Ласточку» прямо на их лодку.
— Я общественный инспектор рыбнадзора! — строго сказал Степан Иванович. — Предъявите документы!
— Видали мы таких инспекторов! — нагло усмехнулся незнакомец, собиравший рыбу.
— Документы! — ещё строже повторил боцман, когда «Ласточка» почти вплотную подошла к лодке браконьеров.
