Не сказка про белых гусей - Лихоталь Тамара Васильевна (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
— Пусти, что тебе жалко?
— Да мне не жалко, — отвечал хитроумный часовой, — только командир не велел — попадет мне. Не могу, ребята, уходите.
И вот теперь чей-то злобный голос выкрикнул:
— Ребя, держи его, это командир ихний. Он со знаменем! Парни шагнули к Генке, притирая его к стене.
— Я не командир, не командир, — заорал Генка.
Но те не слушали. Неизвестно, чем бы окончилась для Коп-Копа эта встреча, но внезапно тишину прорезал призывный звук горна. Захлебываясь, горн трубил в темноте тревогу. Оказывается, Коп-Коп уходил с этого вечера не последним из наших. Собираясь домой, как обычно, заспорили Рево и Люська. Рево хотел пойти вместе с ребятами в школу отнести приборы и горн. А Люська ныла — устала. Идти же одна в такую темень она не решалась. Они спорили и пререкались, пока все не разошлись. Тогда обозленному Рево ничего не оставалось, как идти домой вместе с Люськой. Горн и барабан они решили взять тоже домой до завтрашнего утра. Они вышли из клуба, ничего не подозревая, и даже прошли мимо толпы парней, заслонивших Генку. Вдруг в домике напротив вспыхнуло окошко. Наверное, хозяева только что вернулись с нашего вечера и зажгли огонь. В светлом квадрате, упавшем на улицу, обернувшаяся Люська увидела знамя. Она дернула за рукав Рево:
— Что это? — Присмотревшись, они увидали попавшего в беду знаменосца. Тогда Рево, не долго думая, заиграл тревогу. Это он здорово сообразил!
Отчаянные звуки горна, а за ними и тревожная дробь барабана разнеслись далеко по поселку. Их услыхали наши мальчишки, успевшие уйти уже довольно далеко.
— Что это? — сказал кто-то. — С ума они, что ли, посходили?
— Дурачатся.
— Нет, ребята, это тревога, — взволнованно сказал Слава. — Это тревога, — повторил он настойчиво.
— Пошли, — крикнул Сережка Крайнов, первым бросаясь в ту сторону, откуда доносились звуки горна. Они прибежали, когда незадачливому Коп-Копу пришлось совсем худо. Кто-то из парней уже сумел вырвать у него знамя, а самого его сбили с ног. Наши ребята врезались в толпу нападавших.
— Знамя! — крикнул Слава, на которого напали двое здоровенных парней. Сережка было бросился к нему на выручку, но Слава опять крикнул: — Знамя! Сергей, знамя! — и Сережка бросился вслед за парнем, уносившим наше знамя. Вскоре к нашим подоспела новая подмога. На сигнал тревоги прибежали и некоторые комсомольцы. Нападавшие, увидев такого противника, бежали.
Мы узнали об этом на следующий день. Выстроив отряд, Слава объявил, что пионеру Сергею Крайнову выносится благодарность перед строем за спасение отрядного знамени. Сережка, с распухшим носом и лиловым пятаком под глазом, смущаясь, вышел вперед и пожал протянутую руку командира.
V
По шагам — тяжелым и нерешительным, будто человек приостановился на крыльце и раздумывает: войти или нет, я уже знаю, что это — Колька. Я открываю дверь, и Колька входит. У порога он долго вытирает свои новые, купленные с получки ботинки, опасливо косясь на мамины половики.
— Отца еще нет, — сообщаю я. Отец всегда задерживается на заводе, а Колька всегда приходит рано.
Колька молчит, все еще продолжая вытирать свои ботинки. Я говорю:
— Проходи. — И он проходит и садится на стул возле печки. Он всегда там садится и сидит, пока не приходит отец.
— Никак, опять вырос, — говорит мама. Она каждый раз удивляется.
— Ага, — Колька опускает голову как виноватый. Он и вправду все растет и растет. Вон какой. Я ему до плеча.
Как раз к празднику мама купила гардероб. Гардероб красивый, с зеркалом, только такой огромный — никак не становится в нашей комнате. Мы с мамой его двигали-двигали. Наконец, решили: пускай тут, в углу, где я сплю на диванчике. А диванчик — куда-нибудь. Установили его, все вещи повесили, белье сложили, а полки — свободные. Там и посуда стала и крупа. Вроде все. А мама — недовольна: «Не на месте он», — говорит. Тут Колька явился. Посмотрел.
— Куда вы его хотите?
— Да вот к двери, пожалуй, — показала мама, — только разгружать не хочется. А так его разве сдвинешь.
— А то, — говорит Колька. Это он у моего батьки научился так говорить: «А то». Налег — и гардероб вместе с платьями и с посудой поехал на новое место. Недаром ему чушки таскать дают. Колькины руки в темных неотмывающихся подпалинах вылезли из рукавов и лежат на коленях. Под пиджаком рубашка застегнута на все пуговицы. И волосы не вихрятся как раньше, — зачесаны набок. Волосы у Кольки не светлые и не темные — каштановые. А глаза вроде коричневые — карие, как говорит Люська. Только их не разглядишь. Посмотришь — а Колька сразу отвернется и уставится на печку: будто вдруг увидел там ужас что интересное. И лицо у него сразу — сердитое и красное.
Люська, забежавшая к нам за книгой, допытывалась у меня потом:
— Это кто? Твой знакомый?
— Это Колька, — сказала я, — он с отцом работает.
— Симпатичный.
Мама ставит на стол тарелку с супом.
— Садись.
Колька хмурится и разглядывает печку.
— Я не хочу. Я в столовке обедал.
Но мама не слушает:
— Я уже налила, — и добавляет: —То в столовке, а то — домашнее.
Колька дожидается отца, а я занимаюсь своими делами. Их у меня невпроворот. Краем уха я слышу, как отец, возвратившись, обсуждает с Колькой разные заводские новости, толкуют о том, что с осени Кольке непременно надо идти учиться.
— Сдюжишь, — говорит отец. — Ты молодой.
Сам он тоже учится. Начал с этого года.
— Ничего, — утешал он маму, — будем живы — не помрем.
Мама только головой качала: и так одни мослы торчат.
— Мослы. Подумаешь мослы. Были бы кости! А вот когда тут маловато, — отец стукал себя по лбу, — вот когда тут не хватает — это худо. Назвался груздем — полезай в кузов. Ничего не поделаешь.
Отца выдвинули на повышение, и он теперь начальник цеха. Начальство, как говорит дядя Степан. Мама тогда еще сказала:
— Ну, теперь совсем из дому сгинет. И так сидит на заводе до ночи, теперь раньше утра не жди. — Советовала: «Откажись — и сама же говорила: — Да разве он откажется — хохол упрямый!»
Отец, правда, являлся не к утру, как она предсказывала, а вечером. Умывался и усаживался за стол. Мама тарелку несет, а он уже книгу открыл. Так и ест.
Мама потихоньку на тарелку подкладывает. Довольная: мяса сегодня достала, котлет нарубила. Отец любит котлеты. Из-за зубов своих: котлеты — они мягкие, их жевать легко. Вот и сейчас все доел до капельки. Вытащил из кармана спички, закурил. Мама выбрала минуту, пока он в книгу уткнулся, прибирает со стола.
— Ну, хорошие были котлеты? — спрашивает.
— Котлеты, — говорит отец, — какие котлеты?
Мама чуть тарелку не выронила.
— Да ты в уме ли? Ты что ел-то?
— Ел? Ах, ел? Ну, конечно, хорошие. Покосился на пустую тарелку, хмыкнул:
— Да если б не хорошие, разве я б так тарелку вылизал?
Так и сидит он теперь вечерами допоздна, прикрыв газетой лампу. Мы с мамой и не видим, когда ложится. На газете от лампочки медленно расплывается рыжее крохотное пятно.
— Еще сожжешь, — тревожится мама, — заснешь над своими книжками-тетрадками — и погорим. Вон в бараке, как на Севбаз идти, говорят, чуть не сгорели.
— Ничего, не сгорим. Ни в воде мы не утонем, ни в огне мы не сгорим, — скажет батька, откинется на спинку стула, темными ладонями потрет свои мослы на впавших щеках. Потрет, крякнет и подмигнет: — Вон она как батьке наука дается.
Давно уж прошло то время, когда он хитро хмыкал, подсунув мне мудреную задачку. Мне теперь эти задачки как семечки. Физика, геометрия и великая наука древних арабов — алгебра. Да, это не гуси, гуси — га-га-га. Иногда, когда мы вместе занимаемся за столом, отец протянет руку, возьмет мой учебник, откроет наугад и, зажав в кулак подбородок, прочитает, медленно шевеля губами:
— …Квадрат многочлена равен квадрату первого члена, плюс удвоенное произведение первого члена на второй, плюс квадрат второго члена, плюс… — вздохнет, перелистнет страницу, а там еще похлеще:
