Красные следопыты (Повести и рассказы) - Голышкин Василий Семенович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
— Кто хочет записаться... — Вовка-большой прищурился: он любил эффекты. — Кто хочет записаться в трубочисты?
Феликс фыркнул. Остальные переглянулись. Шутит вожак, что ли? А если не шутит, что ж, они не против. Не все же в космонавтов играть. Можно и в трубочистов. Интересно даже. Вот только как играть? В космонавтов просто: напялил скафандр, залез в ракету и сиди, воображай, что несешься в безвоздушном пространстве. А в трубочистов? Не лезть же, ради игры, на крышу?
Оказалось, лезть. Именно крышу, и не какую-нибудь, а крышу сапожной мастерской имел в виду Вовка-большой, когда вербовал друзей в трубочисты.
Лезть так лезть. С Вовкой-большим они готовы пройти огонь, воду и печные трубы.
Феликс Кудрявцев счел необходимым вмешаться. Нет, он не стал возражать против вербовки в трубочисты — сам первым записался, — он просто спросил у Вовки-большого, какими орудиями производства, кроме пары рук на брата, они располагают?
— Кроме пары рук, — обрезал насмешника Вовка-большой, — нужна еще одна кошка.
Вовка-маленький, вертевшийся под ногами у больших, вдруг взвизгнул и, разбрызгивая осенние лужицы, со всех ног понесся к дому.
Гарнизон переглянулся: «Чего это он?» Ребята не долго терялись в догадках. Подбежав к дому, Вовка-маленький схватил рыжего котенка, гревшегося на осеннем солнышке, засунул за пазуху и погрозил кулаком Вовке-большому. Гарнизон рассмеялся. Он-то догадался, какую «кошку» имел в виду Вовка-большой — железную, на которую наматывают тряпку, прежде чем сунуть в трубу.
«Кошку» поручили сделать Мите Удальцову — он и не то еще мог! Веревку поручили достать Вере Дюжевой, освободив от всего дальнейшего. И на следующий день утром отправились на операцию. Утро, правда, еще не начиналось, но потому, как свет брал верх над тьмой, чувствовалось, что оно вот-вот подоспеет. И оно подоспело: пришло вместе с солнцем, осенним лежебокой, с трудом разбуженным объединенным хором равелатских петухов.
К сожалению, петушиный хор разбудил не только солнце. Одновременно с ним проснулись и дворники и первым делом принялись обозревать свое дворово-уличное хозяйство. Вот тут один из них и узрел нечто из ряда вон выходящее: четыре силуэта на крыше дома, где помещалась сапожная мастерская. Интересно, что они там делают? Дворник присмотрелся и сразу сообразил: «силуэты» пытались спихнуть с насиженного места печную трубу. Зачем? Ну, конечно же для того, чтобы проникнуть в сапожную мастерскую. Мешкать было нельзя. Дворник свистнул. Вдали, как петух петуху, ему откликнулся другой свисток. И вскоре — важный и усталый после ночного дежурства — появился милиционер Еремин. С его помощью «силуэты» были сняты с крыши и под конвоем препровождены в поселковый Совет.
И вот они стоят перед успевшим прийти в себя председателем. Председатель скользит взглядом по лицам «пигмеев» и вдруг спотыкается: «Вовка, сын...»
Лицо у председателя каменеет. Вовка-большой улыбается. Он всегда улыбается, когда отец сердится. Но улыбается по-разному: виновато, если натворил что-нибудь; вызывающе, если не чувствует за собой вины.
На этот раз Вовка-большой улыбается вызывающе. Отец догадывается: лазал на крышу неспроста. И уж конечно не из озорства. Зачем же? Ах да, «пигмеи» назвались трубочистами...
Председатель задумался. В свое время он тоже был пионером. И у них были звенья по интересам: звено юных переплетчиков, звено юных авиамоделистов, звено юных животноводов... Вот только звена юных трубочистов, кажется, не было. Да и какой интерес в чистке труб?
Он так и спросил у «пигмеев»:
— Какой интерес в чистке труб?
«Пигмеи» один за другим пожали плечами, из чего председатель заключил, что особого пристрастия к печным трубам они не питают. Тогда председатель грубовато поинтересовался, какой черт занес их на крышу?
— Не черт, а башмак, — сказал Вовка-большой.
— Который каши просит, — уточнил Феликс Кудрявцев и, видя, что даже после этого уточнения председатель все еще пребывает в недоумении, сказал: — Митя, покажи дяде Пете ножку.
Митя показал. Но и это не рассеяло тумана в голове председателя. Башмак как башмак. Только худой. Неужели он, этот худой башмак, мог загнать четверых вполне здоровых ребят на крышу?
— Его не взяли в починку, — сказал Вовка-большой.
— Потому что испортился дымоход, — поспешил выскочить Митя.
— И мастерская закрылась, — вздохнул Степа Варенец.
Наконец-то председатель все понял. Он снял трубку и вызвал мастерскую. Мастерская не ответила. Тогда он назвал другой номер и вызвал к себе товарища Чумакова, заведующего коммунальным хозяйством.
Товарищ Чумаков, круглый и лысый, влетел в дверь, как мяч в ворота. Увидев «пигмеев», он дико вскрикнул:
— Кто это?
— Трубочисты, — скривился председатель. — У тебя, я слышал, нехватка.
— Смеешься, — сказал товарищ Чумаков, — а у меня действительно нехватка. То есть ни одного нет. Сапожная мастерская стала...
— Знаю, — сказал председатель, — бери машину и — по селам. Там не найдешь — в райцентр скатай. Без трубочиста не возвращайся. Скажи — как космонавта встретим. А вы, — взгляд на часы и на «пигмеев», — марш по домам. В школу опоздаете.
И, турнув юных трубочистов, председатель занялся своими делами.
Сказка
Воскресенье в Равелатсе сказкин день. Адрес сказки — дом бабушки Кисловской Марии Спиридоновны. Вход бесплатный. Точнее, почти бесплатный, если не считать березовых полешек, которыми в Равелатсе принято расплачиваться за сказку. Могут, правда, сойти и еловые, даже осиновые, но березовые лучше. Вспыхивают, как порох.
Расплачиваться полешками за сказку придумала Вера Дюжева...
В тот день собрались у нее. В коридоре. Возле огромной, как железная башня, печки. Тепло и уютно. Вера пожевала косичку, похожую не козий хвостик, и сказала:
— Завтра сказкин день.
Но это почему-то никого не обрадовало.
— Завтра сказкин день, — повторила Вера. — Мы идем к Марии Спиридоновне.
— А зять? — спросил Степа Варенец.
— Что зять? — спросила Вера Дюжева.
— Ругаться будет, — сказал Степа и передразнил: — «Опять хату выстудили...»
Вера приуныла. Этот зять! Он всегда ворчит, когда они приходят. И никогда не слушает сказок. Вера, когда была маленькая, не любила одну сказку. Отворачивалась, когда ее рассказывали. Как будто можно было отвернуться от сказки. Но сказка выбегала из-за спины и снова оказывалась перед Верой. «Вот и я, — говорила. — Узнаешь?» Как было не узнать!.. Ведь «одной девочкой-волшебницей, которая обещала цветочному зернышку дождь, а потом забыла про свое обещание», была она, Вера. Она! Хотя, в отличие от девочки-волшебницы, и повелевала не стихиями, а всего-навсего заурядной лейкой. Но именно о ней, о лейке, Вера и забыла, когда пришла пора напоить зернышко...
Может быть, зять уходит от сказки потому, что боится ее? Может быть. Не в этом дело...
Вера поплевала на пальцы и открыла дверцу печи. Прищурилась от жары. Выбрала полешко поберезовей и сунула в печь. Полешко вскрикнуло, пустило было слезу и тут же весело загорелось. Как будто даже обрадовалось огню.
Вот это полешко и натолкнуло Веру Дюжеву на одну мысль.
— Эй, — крикнула она, — смотрите сюда! — Выхватила из охапки полешко и подняла над головой.
— Ну и что? — Степа Варенец насторожился и посмотрел Вере в рот. Он ждал новостей.
— Завтра сказкин день, — сказала Вера, — идем к бабушке с полешками.
Вовка-большой и Феликс Кудрявцев переглянулись: молодец!
В воскресенье отправились. «Скрип, скрип, скрип...» Думается: снежинки скрипачат. В ожидании встречи со сказкой и думается о сказочном.
Вон и дом бабушки Кисловской. Ростом не взял, зато в плечах широк. Стоит по щиколотки в снегу. К двери зять тропинку пробил. Рабочий человек. Только сказок не любит. И тепла жалеет. Ладно, теперь не будет жалеть. Свое под пальтецами несут.
Стучат. Входят. Зять!
Вера Дюжева зятю — полешко.
