Проделки близнецов - Кестнер Эрих (серия книг txt) 📗
— Температура почти нормальная! — возвещает он. — Вот теперь ты пойдешь на поправку! От души рад, и будь счастлива, Луиза!
— Большое спасибо, господин надворный советник! — хихикает настоящая Луиза.
— Наверное, вы меня имели в виду, — осведомляется Лотта, смеясь с некоторой осторожностью. Но голова от смеха все-таки болит.
— Вы маленькие интриганки, — ворчит старый доктор, — весьма опасная парочка! Даже моего Пеперля провели! — И он своими ручищами нежно гладит обеих девочек по волосам. Затем, энергично откашлявшись, встает:
— Пошли, Пеперль! Оторвись, наконец, от этих двух обманщиц!
Пеперль на прощание виляет хвостом. И жмется к громадным штанинам надворного советника, который как раз объясняет капельмейстеру Пальфи:
— Мать — это лекарство, которого, ни в какой аптеке не купишь! — Затем он обращается к молодой женщине. — Вы могли бы остаться здесь до тех пор, пока Луиза, ах, прошу прощения, Лотта, полностью оправится от болезни?
— Конечно, смогу, господин надворный советник, я и сама этого хочу.
— Вот и прекрасно! — одобряет старый доктор. — А вашему экс-супругу придется потерпеть!
Пальфи открывает рот.
— Ах, оставьте, — насмешливо произносит надворный советник. — Ваше сердце артиста, разумеется, будет обливаться кровью. Еще бы! Столько людей в квартире! Но потерпите и скоро вы останетесь в блаженном одиночестве!
Он сегодня в ударе, господин надворный советник! А дверь он распахнул так стремительно, что Рези, подслушивавшая снаружи, набила себе шишку. И голова у нее гудит.
— Приложите к шишке чистый нож, — советует он, как истинный врач, врач до мозга костей. Ну и ладно! Добрый совет дороже золота!
На землю спустился вечер. И Вена тут не исключение. В детской тишина. Луиза спит. Лотта спит. Спит, чтобы поскорее выздороветь.
Фрау Кернер и господин капельмейстер Пальфи долго просидели в соседней комнате. О многом поговорили и еще о большем умолчали. Но вдруг он встает и заявляет:
— Так! А теперь мне пора идти!
Надо сказать, что при этом он сам себе кажется смешным, впрочем, так оно и есть. Если подумать, что в соседней комнате спят две девятилетние девочки, твои дочери от этой вот красивой молодой женщины, которая стоит сейчас перед тобой, а ты норовишь удрать, подобно отшитому кавалеру на танцульках! Из собственной квартиры! Если бы тут, как в добрые старые времена, жили домовые, то-то бы они повеселились!
Она провожает его до входной двери. Он медлит.
— Если ей вдруг станет хуже, я у себя, в ателье.
— Не беспокойся! — говорит она уверенно. — Лучше помни, что тебе надо как следует отоспаться.
Он согласно кивает.
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи.
Он уже медленно спускается по ступенькам, как вдруг она тихонько его окликает:
— Людвиг!
Он недоуменно оборачивается.
— Ты придешь к завтраку?
— Непременно!
Закрыв за ним дверь и заперев ее на цепочку, она еще какое-то время задумчиво стоит в прихожей. Он действительно возмужал. Теперь он выглядит почти как настоящий мужчина, ее бывший супруг!
Наконец, высоко вскинув голову, мать идет охранять сон своих и его детей. Спустя час перед домом на Кэрнтнерринг из машины выходит элегантная молодая дама и что-то говорит ворчливому привратнику.
— Господин капельмейстер? — переспрашивает тот, — а почем я знаю, там он или нет?
— У него в ателье горит свет, значит он там. Вот, возьмите! — Она сует ему в руку деньги и спешит к лестнице.
Он рассматривает полученную бумажку и скрывается в привратницкой.
— Это ты? — удивляется Людвиг Пальфи, открыв ей дверь.
— Угадал, — ядовито отвечает она и входит в ателье. Усевшись, она закуривает сигарету и выжидательно смотрит на него.
Он молчит.
— Почему ты велел не подзывать себя к телефону? — спрашивает фройляйн Герлах. — Тебе не кажется, что это дурной тон?
— Я ничего не велел.
— Так в чем же дело?
— Я просто был не в состоянии говорить с тобой. Мне было не до того. Ребенок был тяжело болен.
— Но ребенку же явно лучше. Иначе ты был бы сейчас там, на Ротентурмштрассе.
Он кивает.
— Да, ей лучше. Кроме того, там моя жена.
— Кто?
— Моя жена. Моя бывшая жена. Она приехала сегодня утром вместе со второй девочкой.
— Вместе со второйдевочкой? — точно эхо, отзывается элегантная молодая дама.
— Ну да, они же близнецы. Сначала со мной была Луизерль. А после каникул — вторая, Лоттхен. Только я ничего не заметил. Я и сам только вчера об этом узнал.
Дама зло усмехается.
— Тонкий трюк твоей бывшей женушки.
— Она тоже только вчера узнала.
Фройляйн Герлах иронически кривит свои красиво накрашенные губы.
— Ситуация довольно пикантная, верно? В одной квартире находится женщина, на которой ты уже не женат, а в другой — на которой ты еще не женат!
Он приходит в раздражение.
— На свете есть очень много квартир, где сидят женщины, на которых я еще не женат!
— О! — Она поднимается. — Оказывается, ты и острить умеешь?
— Прости, Ирена, у меня нервы сдают!
— Прости, Людвиг, у меня тоже!
Бах! Дверь захлопнулась. Фройляйн Герлах ушла.
Постояв немного у двери, он бредет к безендорферовскому роялю, перебирает ноты своей детской оперы, и, вырвав один лист, садится играть.
Некоторое время он играет с листа. Строгий скромный канон в духе церковных ладов. Затем делает модуляцию. С дорийского лада в до-минор. Из до-минор в ми-бемоль. И медленно, очень медленно из парафраза вырисовывается новая мелодия. Мелодия такая простая и милая, словно две девочки поют ее звонкими чистыми голосами. Летом, на лугу. У прохладного горного озера, в котором отражается небо. То небо, что выше всех мыслимых представлений, а солнце светит и греет всех Божьих тварей, не делая различия между добрыми, злыми и теми, что ни Богу свечка, ни черту кочерга.
Глава одиннадцатая
Двойной день рождения и одно поздравление — Родители вновь совещаются — Большой палец на счастье — Недоразумение и согласие
Время, которое, как известно, залечивает раны, лечит еще и болезни. Лоттхен выздоровела. Она опять носит косы и вплетает в них ленты. И Луиза опять носит локоны, встряхивая ими, когда душа пожелает.
Девочки помогают матери и Рези на кухне и ходят за покупками. Вместе играют в детской. Вместе поют, когда Лоттхен, а иной раз даже папа, сидит за роялем. Они навещают господина Габеле в соседней квартире. Или выгуливают Пеперля, когда у господина надворного советника лекции. Собака вполне освоилась с двумя Луизами, и надо заметить, что Пеперль оказался вполне способен, слегка увеличив свою любовь к маленьким девочкам, затем разделить ее точно пополам. Это ведь надо уметь — так о себе заботиться! Да, но изредка сестры все же испуганно переглядываются. Что же будет дальше?
14 октября у обеих девочек день рождения. Они сидят в детской вместе с родителями. На столе два торта, каждый с десятью зажженными свечками. Домашние печенья и дымящийся шоколад. Папа сыграл дивный «Марш ко дню рождения близнецов». Затем повернувшись на своем крутящемся табурете, он спрашивает:
— А почему, собственно, нам не велено было делать вам подарки ко дню рождения?
Лоттхен, собравшись с духом, отвечает:
— Потому что мы хотим то, чего нельзя купить.
— Что же вы такое хотите? — интересуется мама.
Тут уж настала очередь Луизы собираться с духом. И она, трепеща от волнения, объясняет:
— Мы с Лоттой хотим ко дню рождения, чтобы вы позволили нам теперь всегда быть вместе!
Ну, наконец-то, насилу выговорила! Родители молчат. Потом Лотта тихонько произносит:
— Тогда вам не надо будет никогда ничего нам дарить. Всю жизнь. Ни ко дню рождения. Ни к Рождеству. Никогда-никогда!
Родители по-прежнему молчат.