Шаг с крыши - Погодин Радий Петрович (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗

– А ну, покажь руки!

Витька нехотя показал.

– Ясно, врет, что он рабочий сын. Мозолев нету.

– У меня же отец рабочий, – возмутился Витька. – А я же сам в школе учусь.

– А после школы? – Девчонка наседала на Витьку и руками размахивала. – Дров напилить-наколоть. Ребятишек меньших понянчить. Мамке полы вымыть помочь. Картошку почистить, ну и буржуйскому какому сынку или поповичу по скуле съездить. Деньжат подработать при случае. Нет, и не ври, не пролетарские у тебя ручки. – Девчонка ткнула Витьку в бок жестким своим кулаком, как костяшкой. – Признавайся, к какой партии принадлежишь?

– Да к нашей.

Девчонка так и взвилась.

– К ихней! Видали, ферт. Он к ихней партии принадлежит. Монархист? А может, эсер? Эсдэк? Кадет?

Витькино гражданское сознание напряглось все. Он закричал фальцетом:

– Я тебе как врежу! Пионер я!

Девчонка с облегчением перевела дух.

– Ну вот – сам сознался. Не выдержал моего допроса. И до чего же буржуазия хитрая – новую партию организовали, чтобы наше революционное сознание обманывать.

– Наша это партия! Коммунистическая! – заорал Витька истошным голосом.

Девчонка ничуть не смутилась.

– Меньшевик, значит, – сказала она.

– Врешь – большевик!

Девчонка глянула на Витьку с откровенным, даже насмешливым недоверием. Затем ее взгляд выразил жалость, сочувствие и понимание.

– Ну зачем же ты врешь? – спросила она. – Или тебе сдобные булки приелись? Горького захотел?

– Большевик, – сказал Витька тише. – Говорю – большевик.

– Побожись.

– Коммунисты в бога не веруют! – отчеканил Витька.

Светлоголовый парень хохотал.

– Отбивайся, гимназист.

Раненый девчонку поддержал:

– А ты, Нюшка, ему не спускай. Ты наскакивай.

Девчонка воспряла, глаза сощурила.

– А ты про каких это всех вождей говорил? – спросила она тихим, въедливым голосом.

– Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ильич Ленин.

– Маркса слыхала. А Фридрих твой – меньшевик.

– Но, но, – остановил ее раненый. – Это, Нюшка, уже не по правилам.

Девчонка обиженно поджала губы. «Он небось предметы проходил, а я читаю и то по складам, – подумала она. – Но я его на другом согну».

– А вы ему побольше верьте. Он гимназист, грамотный, может, из листовок чего почерпнул. А сейчас прикидывается, чтобы революционную бдительность обмануть. А ну, прижми руку к сердцу, – скомандовала она. И сама Витькину руку к Витькиному сердцу прижала. – Излагай программу!

– Что излагать?

– Излагай, говорю, большевистскую программу, контра.

– Вся власть Советам. Кто не работает – тот не ест…

– А про землю чего молчишь? – спросил раненый. – Ты про землю давай. Этот пункт самый главный.

– Земля – крестьянам. Фабрики – рабочим.

– То-то, – раненый лег поудобнее.

Светлоголовый парень подхватил его мысль на свой манер.

– Земле кто нужен? – сказал он. – Мужик ей нужен да еще конь. А сейчас все мужики да все кони где? Друг друга саблями чешут. Стынет земля без мужской руки… Бывало, выйдешь под вечер, пашня малиновая, аж в синь. И дух от нее идет живой.

Парень замолчал, наверно, представил себе затоптанную, захоженную пашню, поросшую бурьяном, да еще голодное злое дыхание над всей Россией.

– Война, – вздохнул он. – Братоубийство…

Девчонка прошлась мимо Витьки, заложив руки за спину, спокойная, как уверенный в себе оратор.

– Дальше излагай. Не знаешь… Во-первых, долой войну! Во-вторых, мир хижинам – война дворцам! В-третьих, пролетарии всех стран, соединяйтесь! В-четвертых, и да здравствует мировая революция!

Дверь наверху распахнулась. По лестнице спустилась женщина. Она была бледной, шла с трудом и дышала трудно. Казак плелся сзади.

– Вот она жизнь-то, как цыганская торба, – бормотал он понуро. – Сам не знаешь, чего из нее вытянешь.

Казак подвел женщину к старинному креслу.

– Как говорится – из князи да в грязи.

Светлоголовый парень помог женщине сесть.

– Вас били? – спросил он.

Женщина вздрогнула.

– Бить женщину?!

– Им хоть бы что.

Женщина опустила голову.

– По-моему, он глуп, этот полковник. Пытался убедить меня, что я связная этого Чапаева. Ну не смешно ли? Подлец и ничтожество. Он называл моего мужа трусом. Посмел бы он сказать это ему в лицо… – Женщина подняла голову, глаза ее вспыхнули возмущением: – Он на ковер плевал! И неприлично выражался! И рычал!

Светлоголовый парень усмехнулся едва приметно. Казак каблуками клацнул.

– Там вы молчали, барыня.

– Мне не пристало разговаривать с хамом.

Казак огляделся, ухватил Витьку глазами.

– Господин гимназист, вас к себе господин полковник просят.

У Витьки в голове мелькнула мысль: «Вот оно. Вот сейчас он покажет». Витька плечи расправил, вбежал на первые ступеньки лестницы. Крикнул:

– Все равно вас разобьют! – и запел: – «Родина слышит, родина знает, как ее сын в облаках побеждает…»

– Ишь, снова бредют, – сочувственно сказал казак.

Когда захлопнулась за Витькой дверь и тишина установилась в подвале, девчонка подобрала фетровую мушкетерскую шляпу с белым пером страусиным.

– Шумливый гимназист. Лучше бы молчал. Его бы отпустили, а там куда захочешь. Хочешь – к Чапаеву. А хочешь… Короче – жить.

– Жила бы. Чего стреляла в фараона? – проворчал раненый.

Наверху грохнуло что-то. Сквозь открытые окна залетел в арестантскую печальный звон стекла. Сапоги по стеклу захрустели.

Светлоголовый сказал:

– Хрусталь дробят.

Женщина сгорбилась.

«Чудаки, – девчонка подумала. – Хотя бы барынька эта. Себя ей не жалко – вместе с нами сидит, – а хрусталя жалко». Девчонка походила, повздыхала, ногти погрызла. Потом напялила на голову Витькину мушкетерскую шляпу, затянула на талии кофту вязаную. Повиляла немножечко задом, потрясла плечами.

– Я, мадам, как себе на жизнь зарабатываю. Ихние благородия после расстрелов душевные песни любят слушать. – Девчонка подошла к роялю, поколотила немного по клавишам и запела: – «Снился мне сад в подвенечном уборе. В этом саду мы сидели вдвоем…» Плачут ихние благородия под эту песню – рубашки на себе рвут. Бандитам или анархистам «Цыпленка» пою. «Цыпленок жареный, цыпленок пареный…» – Девчонка выщелкивала чечетку с оттяжкой, юбкой трясла, лягала ногами чуть ли не выше своей головы. – А вот у солдат на песнях не заработаешь. Солдаты сами петь горазды. Солдаты гадание любят, про будущую свою судьбу. – Девчонка достала затрепанную колоду карт из-под кофты, ловко стасовала их и подсела к светлоголовому парню.

– Слушай, сокол. Глаза твои прямо глядят, сердце твое горячо бьется. Рисковый ты человек, натура твоя гордая. Но бойся ночи темной, ручья проточного… А впереди тебя ждет счастье большое. Не веришь? Карты не врут, не обманывают – одну правду говорят. Большим начальником будешь. Будет у тебя дом новый, хлеб бесплатный, динама медная и сапоги со скрипом…

Парень засмеялся:

– А кто же заместо меня землю пахать станет?

– Как кто – динама. Динама и землю вспашет, и дров наколет, и воды начерпает. – Девчонка переметнула колоду, присела рядом с женщиной. Раскинула карты прямо у нее на коленях, да еще носом потянула и сладко зажмурилась, уловив аромат духов.

– Женщинам гадать тоже легко. Только вы не обижайтесь, в гадании на «ты» говорят, такой цыганский закон. Мне цыганка настоящая объясняла. Если на «вы», тогда веры не получится… Ой, горемычная, золотая, – запела она сладким голосом. – И будет тебе в скором времени письмо с черной каемочкой…

– Нет, нет, – отпрянула женщина. – Я не верю.

– Не верь, бриллиантовая, не верь. А бумага будет ошибочная. А сударь твой в казенном доме.

– Неправда, – сказала женщина. – Он в плену.

– Карты не врут – одну правду говорят. На картах плен тоже казенным домом обозначается. Позолоти ручку… А впереди у тебя небо голубое – ни одного облачка. Душа у тебя ясная, и счастье у тебя, красавица, будет со всех сторон. А эта карта указательная…