Васек Трубачев и его товарищи - Осеева Валентина Александровна (читаемые книги читать .txt) 📗
А когда ребята собрались уходить и Ирина Николаевна на минутку замешкалась в комнате, Нюра, смущаясь до слёз, тихонько попросила:
– Дайте мне для мамы одну книжку… вот из этих, что на полке.
Глава 68
Таня
Было уже поздно, и Васёк, выйдя от Лиды, решил забежать за тётей Дуней.
– Скоро начнутся тёмные вечера. Тебе придётся каждый день тётю Дуню встречать, – предупреждал его когда-то Саша, – она в темноте плохо видит.
– Я один не смогу каждый вечер, придётся нам всем по очереди, – серьёзно отвечал Васёк.
– Ну что ж, будем по очереди, – соглашались товарищи. Заботиться о тёте Дуне каждый считал своим долгом – ведь это она первая приняла их, когда они вернулись с Украины. Сегодня, выйдя из освещённой комнаты Лиды, Васёк словно ослеп в темноте и сразу сильно забеспокоился:
– Побегу, ребята! Прощайте! До завтра!
Тётю Дуню он встретил по дороге. Она шла посреди мостовой, неуверенно переставляя ноги в тяжёлых башмаках. Васёк бросился к ней, радуясь, что они пойдут вместе по тёмной, неприветливой улице, что вместе откроют дверь запертого дома и войдут в свой тёплый, уютный угол.
– Осенью я всегда тебя встречать буду. А когда не смогу, то ребята по очереди, – сказал он, беря её за руку. По тётя Дуня вдруг запротестовала:
– Это что ещё удумали? За руку будут водить! Нашлись умники!
– Да ведь ты поздно с работы идёшь, – растерялся Васёк.
– Когда полагается, тогда и иду. Скакать не скачу, и опрометью бежать мне нечего. А у вас занятий и без меня хватает… Какие провожатые нашлись!
Васёк засмеялся:
– Храбрая ты, тётя Дуня!
– Закалилась. Не время себя распускать. Вот и насчёт слёз тоже. Правильно отец твой пишет: слеза не помощник, против неё тоже закалку надо иметь!
– Ну вот! – обрадовался Васёк. – Значит, не будешь больше плакать?
– Нипочём не буду. Ни к чему это. Характер у меня твёрдый, трубачёвский! – с гордостью сказала тётя Дуня.
Васёк улыбался и, поддерживая тётку, незаметно направлял в темноте её неуверенные шаги. Они подошли к дому. Васёк нагнулся, чтобы взять под крыльцом ключ, но ключа не было.
– Никак не найду ключа, – сказал он, шаря в темноте руками.
– Ищи, он на своём месте должен быть, – забеспокоилась тётя Дуня.
– Может быть, мы забыли его в двери? – предположил Васёк и взбежал на крыльцо.
Дверь оказалась запертой изнутри.
– Батюшки! Ведь, кроме своих, никто не знает, где мы ключ кладём. Кто же это? – прошептала тётя Дуня.
Васёк крепко подёргал ручку. Наверху раздался скрип отворяемой двери, и по ступенькам дробно застучали, чьи-то шаги. Дверь широко распахнулась, и на пороге стала девушка. Она была в шинели, без шапки, короткие волосы пушистыми прядями покрывали жёсткий воротник.
– Таня! – вскрикнул Васёк.
– Родные мои, милые!.. – зазвенел знакомый девичий голос.
Тётя Дуня прижалась лицом к Таниной шинели:
– Доченька!..
Таня обнимала тётю Дуню, целовала её волосы, морщинистые щёки… Потом прижала к себе Васька.
В маленькой кухоньке ярко загорелась лампа, зашумел чайник. Таня, похожая на молоденького красноармейца, сидела за столом в военной гимнастёрке. Васёк глядел в её карие глаза с золотистым блеском и не узнавал прежнюю Таню.
В глубине этих знакомых с детства глаз таилась непривычная суровость, около румяных губ залегла глубокая складка. Васёк не знал, откуда Таня пришла, где живёт и как борется с врагами.
– В землянке живёшь, Таня? – шёпотом спросил он, припоминая всё, что слышал о другой девушке-партизанке, о подвиге которой прочитал им однажды Костя. – В лесу?
Таня кивнула головой, сузила глаза:
– Огромные леса у нас, Васёк! И не знала я, что есть такие чащобы на свете.
Тётя Дуня тревожно взглянула на неё:
– Батюшки! В чаще и волк заесть может! Васёк и Таня улыбнулись.
– Фашисты хуже волков, – обнимая её за плечи, сказала Таня.
– А фашисты где ж там тебе встречаются? Поодиночке ходят или скопом? – испуганно спросила тётя Дуня, силясь понять, что делает Таня в густом лесу, где воют волки и бродят двуногие звери – фашисты.
– Да не они мне встречаются, я сама их встречаю, – блеснув глазами, усмехнулась Таня.
– Батюшки!.. – прошептала тётя Дуня, вытирая платком покрасневшие глаза. – Какой задор в тебе развился! Девчонка ты молодая… убьют ведь, искалечат…
– Мы их больше побили!
Пухлые губы Тани вдруг крепко сжались и стали тонкими, твёрдыми, брови сошлись на переносье, усиливая то новое выражение суровости, которое Васёк с первого взгляда уловил в её глазах.
Тётя Дуня замолчала.
– Страшно тебе, Таня? – крепко пожимая Танину руку, спросил Васёк.
– Бывает и страшно. Выйдешь ночью – лес, глухомань. Будто наугад идёшь, ничего не видишь. Цепляешься за кусты, за траву, где ползком, где на корточках, и всё кажется – рядом кто-то валежником шебаршит, вот-вот схватит… А потом обвыкнутся глаза – и ничего… Ненависть сильнее страха – она куда хочешь поведёт.
«А куда ты ходишь, Таня?» – хочет спросить Васёк, но не спрашивает-может быть, она это не должна говорить.
– Много таких, как ты? Товарищей с тобой много?
– Пять человек нас спустили, а сейчас мы с партизанами соединились, – там нас много.
Васёк жадно раскрывает глаза.
– Как спустили? С парашютом? – шепчет он.
Таня кивает головой. Приподнимает светлую прядь коротких волос и показывает Ваську длинную, глубокую царапину около уха.
– В первый раз я спускалась. Вот как протащил меня парашют… по кочкам, по болоту… Дай-ка зеркальце, я погляжу – сильно изуродовал? – совсем по-девичьи беспокоится она, вглядываясь в свой шрам на щеке.
– Да нет, ничего не видно под волосами! – торопится уверить её Васёк.
– Ишь ты! – удивляется тётя Дуня. – О смерти не думаешь, а за красоту боишься.
Таня краснеет, и милое смущённое лицо её прежней, весёлой девочки вызывает у Васька яркое воспоминание о том времени, когда ему приходилось защищать её от тётки.
– Конечно, тётя, что ж тут такого? Никому не хочется, чтобы на щеке шрам был, – неумело вступается он за свою подругу. – Таня у нас красивая…
– «Красивая, красивая»… – ворчит тётя Дуня. Ей чудится в девушке легкомысленный задор юности, слепое безрассудство, никому не нужная смелость, с которой она сама суётся в логово врага.
– Кто у вас старший-то хоть? Командир, что ли? Или все такие молоденькие? – со вздохом спрашивает она.
– Есть и старшие. Командир наш – тоже комсомолец, хоть и старше всех, – задумчиво говорит Таня, и лицо её вдруг светлеет. – Недавно мы у фашистов много своих людей отбили. В Германию они их хотели отправить, а мы по дороге отбили.
– Как же это? Расскажи, Таня, – просит Васёк.
Тётя Дуня присаживается к столу:
– Отбили, говоришь?
– Ну да… Мальчонка из села прибежал, плачет: половину, говорит, деревни фашисты забрали – молодых и старых, женщин и девушек, повели к станции в вагоны грузить. Ну, мы и побежали к дороге. Спрятались во рву. Пять человек нас было. Видим – правда, ведут. Всех вместе, друг с дружкой, связали рядами… Командир и говорит одному нашему комсомольцу… Серёжа его звали, славный такой был…
– Убит? – с испугом спросил Васёк.
– Нет, ранен сильно… Привезли мы его… Ну вот, командир ему велел в охрану стрелять, когда подойдут ближе, чтобы панику сделать… – Глаза Тани презрительно сощурились. – Весь конвой за спины наших людей спрятался, как заслышал выстрелы. Ведь фашисты подлые и трусливые. Связанные люди сбились на дороге, а конвой из-за их спин отстреливается…
– Батюшки!.. – слабея, прошептала тётя Дуня.
– Женщины кричат… Страшно! – глядя в широко раскрытые глаза Васька, продолжала Таня.
– И как же вы?
– Мы к переднему ряду бросились, давай людей развязывать… Не глядя, верёвки перерезали. Кого освободим, те с нами на конвой нападают, кто с чем… Конвой растерялся, палит куда попало, а мы на него со всех сторон напираем. Не забыть мне одну старуху. И откуда она взялась? Видно, лесом за внуком шла. Мальчишку у неё в селе взяли. Чёрная, глаза как угли… Выскочила из кустов с дубинкой – и на конвой. Мы к ней. «Бабка, – кричим, – отойди!» А она и слушать не хочет. Что ты с ней сделаешь! – мягко улыбнулась Таня.
