Волшебная гайка - Курбатов Константин Иванович (е книги .txt) 📗
Я, как по нотам, мог расписать, что будет дальше. Сейчас Ева приведет положительные примеры и сделает выводы. Потом она спросит, какие есть предложения. С предложением, разумеется, вылезет пискля Муся, которую сегодня с четвертого урока вызывали в пионерскую комнату. Затем класс единодушно примет Мусино предложение — и можно будет расходиться. — «Ж» четыре, — шепнул Юрик.
— У кого есть предложения? — спросила Ева.
— Разрешите мне, — пискнула Муся. — Я предлагаю всем отрядом собирать для детишек клюкву.
Ух ты! Такую ноту даже я не предвидел. Вражеский снаряд саданул точнехонько в пороховой погреб моего сторожевика.
— Уу-у! — загудел класс.
Я гудел громче других. К полутора тоннам металла, которые я должен был где-то раздобыть, мне на закусочку не хватало только клюквы.
— Если каждый пионер нашей школы соберет по килограмму клюквы, — продолжала пищать Муся, — то детскому садику хватит на целую зиму.
«А если каждый, — подумал я, — соберет по полторы тонны, то детскому садику хватит на тысячу пятьсот лет».
Я ушел из школы злой, как леопард. Юрик плелся сзади. У него даже лицо вытянулось от нетерпения.
— Послушай, — наконец пробормотал он, — а где они лежат, эти полторы тонны, которые только осталось перевезти? Далеко?
Я не зарычал и не треснул его портфелем. Я прошипел:
— Рядышком.
— Где рядышком? Ты мне покажешь?
Хорошо, что у меня колоссальная выдержка. Я скрипнул зубами и спросил:
— Сколько весит артиллерийский снаряд, знаешь? Юрик подумал.
— Килограмм сто, наверное.
— Флот я твой разгромил, — сказал я. — А снарядов у меня до чертиков осталось. Пятнадцать снарядов, и будь здоров.
Я прибавил шаг. Юрик стоял посреди тротуара и хлопал ушами. Некоторые вещи до него доходят туго. Это не то, что до моего бывшего друга Стаса.
Мы весь день бродили по городу. Юрик ныл, что хочет есть. У него вечно на первом плане еда. В школьном буфете он так старательно поедает булку с кефиром, словно проводит научный эксперимент. Смотреть на него противно, когда он поедает булку с кефиром.
— Кончай ныть, — сказал я. — Где же твоя сознательность, если тебе только бы поесть?
Город был буквально забит железом. Раньше я не обращал внимания, что вокруг столько железа. С железных крыш спускались железные водосточные трубы. Железные автомобили мчались по асфальту, и под их колесами постукивали железные крышки люков. Изогнув гусиные шеи, выстроились вдоль улиц железные фонарные столбы. Тенистый сад шумел зеленью тополей за высокой литой решеткой.
Я постучал ногтем по железной лилии на решетке и сказал:
— Миленький заборчик. Не меньше чем тонн на десять потянет.
Юрик молчал. Он хотел есть. На его лице было написано, что если я сейчас же не отпущу его домой, то он упадет рядом с урной для окурков и скончается от голода.
— У меня дома колесо от велосипеда запрятано, — признался он. — Почти новое. Хочешь, я его сейчас притащу?
— Спасибо тебе в шляпе, — поклонился я. — На твоем колесе далеко не укатишь. Мне что-нибудь настоящее нужно.
По стальным рельсам дребезжали железные трамваи.
Железо было кругом. Но все оно было намертво приварено, приклепано и привинчено. Каждая железяка лежала и стояла на своем месте. Каждая железяка была позарез нужна городу.
Но я человек упрямый. Я все же отыскал две чугунные тумбы, в которых город абсолютно не нуждался. Они без всякого толка торчали по краям арки ворот у облезлого старого дома.
— Килограмм по сто штучка, — прикинул я. — А может, и по двести.
Ослабевший от голода Юрик сел на одну тумбу, я — на другую. Я размышлял над планом дальнейших действий. Из подворотни тянуло холодом. Тумбы намертво вросли в землю. Мы сидели на них, как скульптурные украшения, и молчали.
Дело в том, что найти металл — это в конце концов пустяк. Значительно труднее этот металл взять. Особенно нашему брату. Далеко не каждый лом люди считают ломом. Он им мешает, они набивают о него шишки и все равно не отдают. Люди привыкают к ненужным вещам прочнее, чем к самым необходимым.
К этим тумбам, разумеется, привыкли тоже. Просто так их не отдадут. Сразу поднимут шум. Тут нужно что-нибудь внушительное. Распоряжение горисполкома, например, или приказ милиции. Или еще лучше — бульдозер с самосвалом. И самоходный кран. Люди робеют перед внушительным. Приползи сюда бульдозер и хоть целый дом сковырни, люди промолчат. Они думают, раз бульдозер, значит, так надо. А за мной дворник гонялся, когда я какой-то паршивый бачок подобрал.
— Подъемный кранчик бы нам, — вздохнул я и погладил холодную тумбу. — Мы бы сразу…
И тут я увидел, как у Юрика вытянулось лицо, и оглянулся. По улице собственной персоной катил кран. Самый настоящий самоходный кран. Он вывернул из-за угла и, покачивая стрелой, которая лежала над кабиной, полз в нашу сторону.
Я бросился наперерез машине. Шофер погрозил мне сквозь стекло кулаком. С губ шофера слетали какие-то слова.
— Дяденька! — заорал я. — Товарищ!
Кран обдал меня горячим дыханием солярки и прогрохотал мимо. Он ехал медленно. Вот он почти остановился и стал разворачиваться.
Он нацеливался стрелой в ворота, над которыми висела надпись: «Берегись автомобиля!» От ворот тянулся высокий кирпичный забор. Кран ловко нырнул в ворота и исчез за забором.
— Вперед! — махнул я рукой Юрику.
На просторном, буром от масляных пятен дворе не росло ни травинки. У грузовиков возились люди. Кран прополз мимо грузовиков, клюнул стрелой и остановился.
Из кабины вылез толстый дядя в берете. На его свирепом лице колыхались круглые щеки.
Я никогда не встречал толстых шоферов. Я почему-то думал, что все они худые. А у этого еще было такое злое лицо, словно он только что с кем-то подрался. Но я, конечно, не перетрусил. Я только сразу сообразил, что нам с этим дядей не столковаться.
Он сам узнал меня и прогудел:
— Что, Брамапутра, жить надоело?
Голос у него звучал, как из погреба. Я подумал, что если бы нам такого завуча, то он бы живо навел в школе дисциплинку. И еще бы из него получился отличный пират. На глаз — черную повязку, за пояс — кинжал, и готовый рыцарь морских просторов.
— Посадить бы тебя на денек за баранку, Брамапутра несчастная, — гудел толстый рыцарь, — тогда бы не стал кидаться под колеса!
Почему я Брамапутра, да еще несчастная, я не понял. Про Брамапутру я уже где-то слышал, — кажется, на уроке истории. Вроде была такая примадонна при дворе какого-то Людовика.
Если бы не Юрик, который стоял за моей спиной, я бы, конечно, плюнул и ушел. Но я знал Юрика. Юрик завтра же ляпнет в школе про Брамапутру. И не со зла, а так, от низкого уровня развития. Поэтому я подумал и сказал:
— К вашему сведенью, я при Людовике не служил и в примадоннах не ходил.
— Чего, чего? — удивился свирепый рыцарь. — В каких примадоннах?
— Которые Брамапутры, — пояснил я.
Он грузно опустился на подножку машины и спросил:
— А по географии у тебя что?
— Четверка, — сказал я.
Он качнул головой.
— И в школе, выходит, приписочки. Я бы так двойку вкатил. Определенно. Брамапутра, она же в Индии протекает и в Пакистане.
Мне показалось, что лицо у него не такое уж свирепое. Больше даже добродушное. И маленькие глазки смотрели насмешливо и по-свойски. Но после Брамапутры меня не очень тянуло на беседу. Поэтому, когда он спросил, что мы вообще тут делаем, из-за моей спины вылез осмелевший Юрик и пробормотал:
— Нам бы тумбы вытащить. А без крана никак. Они здесь рядом, через дорогу.
— Какие тумбы?
Я вмешался и объяснил какие.
Он прищурил правый глаз и определил:
— Пятнадцать суток. Не меньше.
— Тащить? — удивились мы.
— Нет, сидеть, — сказал он. — За мелкое хулиганство.
Но я все же правильно разглядел, что он добрый. Он отвел нас в угол двора и указал на кучу лома.
— Подойдет?
— Еще бы! — обрадовался я. — А здесь сколько?
