Везучий Борька - Гиневский Александр Михайлович (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗

А вот наша рябинка. Мы её с папой посадили. Очень давно. Мы ездили за нею в лес на электричке. Рябинка была длинная, тоненькая. Мы её корни в рюкзак упаковали. Для перевозки. Обратно мы ехали в тамбуре, и последние жёлтые листья от тряски опали. Прямо в тамбуре. Но папа сказал: «Ничего…»

А когда мы её посадили в землю, мы стали ждать, когда она подрастёт и зацветёт. И однажды она зацвела. И мы очень обрадовались. Потому что осенью на нашей рябинке появились ягоды. Большие красные кисти. И мы стали ждать, когда их обдаст морозцем. Хорошо, что их никто не сорвал.

Потом выпал снег. Ягодные кисти рябины так и вспыхнули огнём. Красным огнём на белом снегу. Теперь нам осталось ждать снегирей. Папа сказал, что они должны прилететь на угощенье. Непременно должны.

И они прилетели. Круглые, как снежки. Только темные и пушистые. С красными грудками. Они склёвывали ягоды и тихо пересвистывались. Нежно так.

Мы с папой прямо застыли у окна. Хоть мы и ждали их, всё равно это было как чудо. А тут ещё денёк. Морозный, солнечный. «Вовка, — шепнул мне тогда папа, — красота!..»

Я не заметил, как сел и стал писать в тетрадке. Про мяч, про нашу рябинку и про снегирей. А когда написал, понял, что вовсе это не сочинение, а так… ерунда какая-то. Даже названия не придумать.

— Ну как? — спросил меня на другой день Вадик. — Написал?

— Написал.

— Хорошо. И болеть не надо.

— Ещё бы! — сказал Толька. — Он ночью сидел, строчил. Ночью чего же не написать. Никаких тебе шумов. Тихо, спокойно. Напился крепкого чаю и пиши себе. Как заправский писатель.

Вадик не поверил.

— Верно, Вовка, ночью писал?!

— Пришлось немного…

Как-то вдруг не захотелось мне говорить, что написал я днём. Всего за полчаса.

— Ну и ну!.. — покачал головой Вадик. — Про что хоть? Про крокодилов?

— Нет.

— Про мосты?

— Нет.

— А про что?

— Да так… кое-что. Про всякое…

— А называется как?

— Вот названия не придумал.

— Понятно, — сказал Вадик. — Всё понятно… Влепит, Вовка, Виринея Семёновна тебе кое-что… Ой влепит… Лучше бы ты заболел.

— Ну и пускай влепит!

— Покажи хоть, что нацарапал.

— Нам-то покажи.

— Не покажу!

— Во! Сразу видно, не выспался. Злой, как волк.

— Ну и пускай своё получает. Отстань от него, Вадька.

Тетрадки мы сдали, и я забыл про сочинение.

И вот однажды Виринея Семёновна сказала:

— Ребята, ваши сочинения проверены. Я осталась вами довольна…

Тут я вспомнил. И заёрзал по парте.

— Ты чего? — спросил Толька.

— Ничего! — огрызнулся я.

— Не волнуйся. Может, всё же «троячок» получишь, раз Виринея Семёновна довольна.

В это время Галька Кирпичёва подняла руку.

— Виринея Семёновна, а правда, что Богданов написал лентяйское сочинение?

Я даже вздрогнул от неожиданности. Откуда Кирпичиха-то знает?

— Какое-какое? — переспросила Виринея Семёновна.

— Лентяйское. А что?

Весь класс рассмеялся.

— Это почему же лентяйское?! — закричал Борька.

— Ему даже название лень было придумать, вот, — ответила Кирпичёва.

— Да откуда ты знаешь?! — закричал Борька.

— Знаю. Я в тот день собирала тетрадки и увидела.

— Подглядывала, да?! — крикнул Толька. — Да за такое, знаешь?! — И он пригрозил Кирпичёвой кулаком.

Один я ничего не кричал. Сидел и думал: «Эх, лучше бы мне тогда заболеть…»

— Тихо, тихо, ребята, — сказала Виринея Семёновна. — Сядь, Кирпичёва. Твой вопрос очень неуместен. Поймёшь чуть позже.

И она стала говорить нам про наши сочинения. И зачитывать по порядку. И всех хвалить. Потому что и вправду, про что только не написали ребята. Да ещё как здорово.

Дошла очередь до меня.

— Вова Богданов. Сочинение интересное. Вы только послушайте…

Виринея Семёновна читала, а я ничего не слышал. Мне хотелось забраться под парту. Наверно, ещё и потому, что на меня уставилась эта Кирпичёва. У неё даже рот открылся, будто на космонавта смотрела. Я прямо не знал куда подеваться.

Вдруг Толька толкает меня локтем.

— Тебя!

Я вскочил.

— Вова, — улыбалась Виринея Семёновна, — я понимаю, твоему сочинению очень трудно подобрать название. Можно оставить и так. Без названия…

Виринея Семёновна задумалась.

Борька ткнул меня кулаком в спину, пробубнил сзади:

— Молодчага, Вовка! Надо же, без названия придумал. Я вот до такого не додумался. И про снегирей хорошо сочинил. Наврал, а незаметно.

— Вова, как ты смотришь, — сказала Виринея Семёновна, — а не назвать ли нам твоё сочинение: «Вид из окна». А?..

— Отвечай, тетеря! Тебя спрашивают, — зашипел Толька. — Язык, что ли, проглотил?

Я кивнул головой.

— Да, пожалуй. Так будет лучше, — сказала Виринея Семёновна и взяла ручку.

Раздали сочинения.

Я раскрыл тетрадку. В самом верху, на второй строке, красными аккуратными буквами было написано: «Вид из окна».

Толька заглянул мне в тетрадь.

— Ого! Ошибок-то!.. Красно, как на клубничной грядке.

— А у тебя?

В Толькиной тетрадке оказалось ещё краснее. Но в конце стояла тоже четвёрка.

Императорская собака

Борька сидел верхом на мне.

— Сдаёшься?! — кричал он. — Сдаёшься?!

Я поднатужился, рванулся, повалил Борьку и сел на него.

— Сдаёшься?!

— Нет!

Запихиваю ему за шиворот снег. Вдруг Вадька откуда-то бежит.

— Эй, вы! Чего тут барахтаетесь?!

— Смотри, Вадька, сейчас из Борьки снежного человека слеплю.

— Ещё посмотрим, кто из кого слепит!

— Там, понимаешь, собаку императорскую продают, а они…

— Где?!

— Какую собаку?! — вскочили мы.

— Вон. У тридцать седьмого дома. Костя Пушинкин продаёт. Императорскую…

— А ну айда, ребята!

И мы побежали к тридцать седьмому дому.

— Продаётся, продаётся, продаётся! — громко тарахтел Пушинкин. — Баснословно дёшево продаётся императорская собака! Можно в кредит! Двадцать копеек сразу, остальные потом! У кого нет денег, проходи! Не мешай торговле!..

Вокруг никого не было. Только мы одни. А Костя всё выкрикивал, будто он в толпе на базаре.

— Постой, Костя, — сказал Борька, — где собака?

— Не видишь, что ли? — Пушинкин дёрнул верёвку и снова затарахтел: — Продаётся, продаётся, продаётся!..

На другом конце верёвки мы увидели большой клубок густой чёрной шерсти. Где голова, где хвост — сразу не разберёшь.

— Тоже мне, императорская… Обыкновенная мохнатка… — сказал Борька.

Костя перестал тарахтеть.

— Не смей оскорблять эту собаку, — грозно сказал он. — Собака стоит баснословных денег…

— Эта, что ли?!

— Да, эта.

— А продаёшь за двадцать копеек.

— Не за двадцать копеек, а в кредит. Двадцать копеек — первый взнос. Понимать надо.

— Императорская…

— А что в ней императорского?

— Вы не смотрите, что она такая невзрачная на вид. Первым её хозяином был французский император Наполеон.

— Наполеон?!

— Да, да. Наполеон Бонапарт.

— Ну загнул! Да врёт он всё! — крикнул Борька.

— Если вру, — сказал Пушинкин, — нечего слушать. Ступайте, ступайте по своим делам. Эта собака вам не по карману. Где вам такую заиметь…

Но мы не уходили. Мы смотрели на собаку, будто никогда такой не видели.

— Между прочим, — сказал Пушинкин, — после Бородинского сражения французы начали отступать.

— Знаем.

— Помалкивай, когда старшие говорят… Начали отступать, а тут зима. Снега, морозы… От Кутузова и от морозов.

Наполеон впереди своего войска убегал. Только пятки сверкали. Однажды он переправлялся через реку Березину. Во время переправы сильно тряхнуло императорскую карету, дверца распахнулась, и любимая собака императора полетела в сугроб. Наполеону в ту минуту не до неё было. Он целые армии бросал, а тут какая-то собака вывалилась. Правда, очень любил её император. Ведь она во всех походах, на всех привалах была всегда рядом. Бывало, перед сражением заберётся на большой барабан у ног хозяина и лежит.