Семнадцатилетние - Матвеев Герман Иванович (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
— Конечно, утро вечера мудренее. Так ты мне рамочку-каемочку сделаешь?
— Сделаю! Тебе я все сделаю! Ты у меня молодчина!
— Ну-ну… А ты долго намерена на походной кровати спать? — спросил отец, отправляясь за перегородку.
— Зима наступит, я себе сделаю спальный мешок и буду спать на чердаке, — ответила Тамара.
— С тебя станет!
— А что? Буду закаляться… Но ты мне здорово подсказал! Обещание!.. Удивляюсь, как мы сами не догадались?
— Тамара, ты скоро прекратишь? — уже совсем сердито спросила мать.
— Молчу, мама, молчу…
Тамара долго не могла заснуть. Мысленно представила рисунок и в общих чертах продумала текст обещания. Засыпая, опять вспомнила собрание, и в душе возникла тревога. В классе появились нездоровые отношения. Кто, например, сказал Марине о пощечине? На собрании никто не признался. Катя подозревала Белову, но Марина Леопольдовна любила ее меньше всех. Она не раз читала нотации Беловой за самомнение, за дерзкие ответы и даже обещала снизить отметку, если та не исправится.
НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК
Последние дни установилась теплая, сухая; солнечная погода — бабье лето. Занимались с открытыми окнами. До слуха школьниц с проспекта доносился гул моторов, отрывистое кваканье машин. Вдруг откуда-то возникла музыка. Где-то завели патефон, и нежные звуки вальса, не смешиваясь с шумом улицы, проникли в класс.
Светлана сидела, положив подбородок на ладонь согнутой руки, и не мигая смотрела на брошку, приколотую на груди Марины Леопольдовны.
Учительница была недовольна ответом Косинской, сердито поправляла ее, но Светлана, словно зачарованная, не могла отвести глаз от блестящего предмета и ничего, кроме музыки, не слышала. На ее губах замерла улыбка. Широкий и мелодичный вальс куда-то звал, обещал что-то очень хорошее… Пластинка кончилась, но звуки не оборвались, а как будто улетели, растаяли, уступая свое место треску мотоцикла, быстро промчавшегося мимо.
Было жаль улетевшего вальса. Он так подходил к ее настроению и к этому яркому дню… Но вот прошла минута-другая — и снова послышалась музыка. Бойкие пальцы побежали по клавишам рояля, и следом вступила виолончель. С первой же музыкальной фразы девушка узнала произведение. «Сомнение» Глинки. Она очень любила этот романс и теперь с нетерпением ждала голоса артиста. «Кто запоет? Певец или певица? Если певец, то все будет хорошо», — задумала она.
— Светлана!
Строгий голос Марины Леопольдовны вернул ее к действительности. Девушка встала и, взглянув на доску, сразу увидела ошибку. Она уже хотела поправить Косинскую, но учительница остановила ее жестом и спросила:
О чем ты размечталась?
— Я не мечтала, Марина Леопольдовна, — грустно ответила Светлана, перекидывая на спину косу. — Я смотрела на вашу брошку и немного задумалась.
Нагнув голову, учительница с удивлением взглянула на брошку, словно впервые ее увидела, затем потрогала рукой и, не найдя в ней ничего особенного, вопросительно уставилась на девушку:
— А при чем тут моя брошка?
— У вас очень красивая брошка, — сказала Светлана. — Раньше я ее как-то не замечала.
Марина Леопольдовна погрозила пальцем и хотела сказать: «Не хитрите со мной. Я вас всех вижу насквозь», — но вместо этого почему-то смутилась и недовольно пробормотала:
— И совершенно напрасно заметила. Это вас не касается. Садись и внимательно слушай.
Как только девушка села, она сразу же услышала пение. Романс исполнял великий Шаляпин. Какое-то время Светлана слушала романс и одновременно с этим старалась следить за ответом Косинской, но это ей не удавалось. Смысл слов чужого языка не доходил до сознания.
Наконец и Марина Леопольдовна услышала музыку и поняла, почему на лицах у девушек застыло странное выражение, не имеющее никакого отношения к немецким глаголам.
— Дежурная, закройте окно! — приказала она.
— Марина Леопольдовна, у нас так душно, — недовольно вытянув губы, возразила Смирнова, но учительница даже не взглянула в ее сторону.
Окно закрыли, музыки не слышно, а в душе у Светланы она продолжает звучать… «Напрасно надежда мне счастье гадает…»
Аня Алексеева почти совсем не знала слов романса, но музыка напомнила ей вчерашний вечер, и снова тревожное чувство сжало сердце девушки.
Вернувшись вчера из школы домой, она нашла у себя в комнате на столе записку: «Аня, обед в буфете. Меня не жди. Вернусь поздно. Мама». Такие записки оставлялись и раньше, когда у матери предполагалось какое-нибудь совещание, и Аню никогда это не тревожило. Мать ее была инженером-конструктором и работала на том же заводе, где работала до войны вместе с отцом. Прочитав записку, Аня вздохнула и, переодевшись, отправилась на кухню. Ей было грустно. Хотелось повидать мать, рассказать об уроке Константина Семеновича. Они так мало бывают вместе, только по воскресеньям, да и то если у матери нет срочной работы. На кухне Аня развела примус, поставила чайник и отправилась в комнату матери, где стоял буфет, а в нем судки: обед они брали в заводской столовой. Раньше в этой комнате жил отец, а она с матерью рядом. Кроме них в квартире сейчас живет одна бездетная вдова. Ее муж тоже погиб на фронте.
Войдя в комнату матери, Аня ощутила сильный запах духов. Духи были какие-то новые, непривычные. На кровати она увидела брошенный костюм, в котором мать ходила на работу. На полу стояла коробка из-под выходных туфель. Все это показалось Ане необычным и странным. Она заглянула в шкаф и увидела, что темно-коричневого шелкового платья нет. Значит, мать переоделась и куда-то уехала… но только не на работу. Куда же?
Пообедав, Аня села за уроки. Просидев около двух часов, она поймала себя на том, что почти ничего не запомнила из прочитанного. Решив несколько задач по тригонометрии, Аня раскрыла томик ранних рассказов Горького. На какое-то время могучий талант писатели подавил в девушке чувство безотчетной тревоги. Только услышав, что часы пробили двенадцать, она вновь вспомнила о матери. Так поздно мать почти никогда не задерживалась.
Мать вернулась около часа. Аня лежала в кровати, но не спала. Она слышала, как скрипнула дверь, щелкнул выключатель в прихожей… Мать сняла пальто, прошла к себе в комнату. Через стенку доносился стук каблуков… И вдруг она запела тихо, тихо, без слов… И это был романс, который только что исполнял Шаляпин, «Сомнение» Глинки. Минут через пять мать в домашних туфлях тихо вошла в комнату и остановилась у изголовья кровати.
— Мама, где ты была?
— А я думала, что ты спишь… Я была в театре. Уже поздно… Спи, Анечка… спи, моя девочка…
Мать погладила ее по голове, поцеловала в лоб и вышла. И рука, и губы, и вся она была какая-то прохладная, свежая; глаза блестели, а в комнате она оставила аромат духов. Ласка матери растрогала Аню чуть не до слез. Обычно отношения между ними были теплые, дружеские, но лишенные всяких сентиментов.
После ухода матери Аня долго лежала с открытыми глазами, прислушиваясь к шорохам в соседней комнате. «Ну что такое случилось? Почему мама не может надеть хорошее платье и пойти в театр? Она так много работает», — успокаивала себя девушка, но смутная тревога не покидала ее.
…Громкий голос прервал размышления Ани.
— Достаточно! — сказала Марина Леопольдовна и, пододвинув к себе журнал, взяла вставочку. — Придется поставить тройку. Жаль… очень жаль, но больше ты не заслужила. Садись.
Нина Косинская вспыхнула, быстро заморгала длинными ресницами и, неслышно ступая, как провинившаяся, направилась к своей парте. Училась Нина, хорошо, и тройка по немецкому языку больно задела самолюбие девочки. Но если бы только это… Тройка сулила ей много неприятных минут дома. Она знала, что у отца испортится настроение и за обедом он будет говорить о том, что в Министерстве просвещения правая рука не знает, что делает левая, что программа в школах недопустимо перегружена; обе бабушки и мама дня два будут бурно «переживать» это событие. Правда, мнения бабушек в конце концов обязательно сойдутся на том, что во всем виновата Марина Леопольдовна: она жестока и слишком требовательна к детям. Ниночка могла по рассеянности что-нибудь перепутать или случайно забыть, и вместо того, чтобы помочь ребенку, она и рада стараться! Одним словом, будут виноваты все, кроме Нины…
