Класс коррекции - Мурашова Екатерина Вадимовна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
— И что же он там делает? Он тебя видел? Узнал?
— Он играл в футбол, — честно начал вспоминать Юра. — Потом купался в пруду. Потом ел мороженое. Потом лежал на берегу и караулил таких маленьких птичек…
— Ладно, ладно, — оборвал я Юрку. — Вы разговаривали?
— Нет, я… Я отчего-то не решился к нему подойти. Я подумал: вдруг ему будет неприятно? Как ты считаешь…
— Я считаю, что все нормально, — твердо сказал я. — Ты не ходишь, Мишаня не видит, не слышит. Вы оба там оттягиваетесь. Все нормально. Ничего плохого. В следующий раз вполне можете пообщаться.
— А ты? — тихо спросил Юра.
— Я — нет! — я старался придать своему голосу увесистую железобетонность. — Ты помнишь, какой там кавардак вокруг меня начинается? Я, знаешь ли, вовсе не уверен, что они там, на полянке, все понарошку умерли. Кому это надо?!
— Но почему, Антон, почему?! — воскликнул Юра. Глаза его, как всегда, когда он нервничал, засветились голубыми фонариками.
— Откуда я знаю? — я пожал плечами как мог безразличнее. В самом деле, что мне какие-то там параллельные миры, горы трупов, заколдованные принцессы и мечи короля Артура! У меня и здесь интересных дел невпроворот… Обмануть таким образом можно было бы разве что Милку…
— Зачем ты врешь, Антон? — с горечью спросил Юра.
— Отвяжись, пожалуйста! — я сдерживался из последних сил. — Я, честно, ничего против тебя не имею, но… Отправляйся в свой край вечной весны, лопай там свою землянику, а меня оставь в покое!
— Антон, так нельзя! Ты не можешь… — закричал Юра.
Проходящие мимо старшеклассницы удивленно оглянулись на нас и прямо-таки впились взглядами в Юрины костыли.
Я хотел было ответить, но понял, что не успеваю. Бросив портфель к ногам Юры, я ссыпался вниз по лестнице и, едва не сбив с ног охранника, вылетел на улицу. Морозный серый декабрьский воздух показался мне вкусным, как кока-кола.
Столовая в нашей школе огромная и холодная, как утонувший Титаник. В ней две общих раздачи и два буфета — для школьников и для педагогов. И, наверное, пятьдесят или даже сто столиков. На столиках лежат клетчатые пластиковые салфеточки и стоят сухие букеты в стаканчиках, которые изготовили малыши-«ашки» на уроках эстетики и дизайна. Где-то высоко-высоко над головой висят и гудят голубые лампы дневного света.
Я сидел за столиком и ел пирожок с компотом. Прямо передо мной на стене красовалась картина, на которой мальчик и девочка со странными улыбками запускают куда-то вдаль огромную модель самолета. Даль была написана голубой краской и почему-то состояла из дымящих труб.
— Можно? — рядом со мной остановилась Маринка, поставила на стол свекольный салат с котлетой и тарелочку с полоской и чаем.
— Садись, — сказал я. — Места не купленные.
Маринка молча села на стул и насупилась. Потом начала ковырять что-то на лбу.
— Оставь прыщи в покое, — посоветовал я. — Ешь свою свеклу. От нее цвет лица улучшается.
— Дурак ты, Антонов, — сказала Маринка. — Дурак и уши холодные.
— Возможно, — согласился я и на всякий случай потрогал ухо. Ухо и вправду было ледяным.
— Вон, смотри, сзади сидят Клавдия с географом. И говорят, конечно, о нас, — у Маринки был поразительно острый слух.
Стоя у доски, она легко разбирала подсказки с последней парты. Я прислушался, но ничего, кроме «бу-бу-бу» на два голоса, не услышал. Осторожно оглянулся. Клавдия Николаевна ела такой же салат, как у Маринки. Географ хлебал щи. В этот момент в двери с шумом вбежали малыши, «ашки» или «бэшки» (для них накрывали завтраки на отдельных, сдвинутых по четыре, столах, а родители отдельно платили за дополнительное питание), и я вообще перестал что-либо слышать.
— …Слышал, что Виталика Тараканова собираются исключить. Куда же он пойдет? Говорил и с директором, и с завучем по внеклассной работе. Мне кажется, что они просто подсмеиваются надо мной…
— Вам, безусловно, кажется. Иногда ирония бывает просто защитной реакцией. Тараканов, скорее всего, действительно окажется на улице, потом в криминале. Тогда им займется милиция. Но мы должны, обязаны охранить от него тех ребят, которые могут и хоть сколько-то хотят учиться. Когда ничего другого сделать нельзя…
— Но почему же нельзя?! Клавдия Николаевна! Это же ваш класс, ваши дети, вы знаете их лучше других. Неужели в двенадцать, в тринадцать, пусть даже в четырнадцать лет — все безнадежно? Я не верю!
— И правильно делаете. Как только поверите окончательно, не сможете работать в школе. Кстати, я давно хотела спросить: что вас вообще сюда привело?
— Куда? В школу? Мой отец — геолог-полевик. Я окончил педагогический институт, я… хочу учить детей, открывать для них чудесную планету, на которой мы все вместе живем… Черт! Когда я произношу это вслух, мне кажется, что я говорю чепуху…
— Господи, Сергей Анатольевич! Мне уже страшно подумать, сколько мне лет! У меня двадцать семь лет педагогического стажа! Я вроде бы уже все видела, и вот гадаю: что еще должно произойти в нашей стране, чтобы у нас наконец перевелись идеалисты? Почему вы не пошли по стопам отца? Ну, это — «под крылом самолета о чем-то поет…», «милая моя, солнышко лесное…» — и все такое… Школа пройдется по вам, как асфальтовый каток, и… И вы уже не сможете пользоваться розовыми очками…
— Геологоразведка в нашей стране почти умерла. К тому же мне нравится общаться с людьми, а не только с камнями. Я люблю детей… Ну вот, опять! Клавдия Николаевна! Почему обычные, хорошие слова часто звучат… как-то нелепо…
— Не берите в голову, как говорят современные дети. Оставайтесь таким, какой вы есть, пока хватит сил и желания.
— И все-таки… эти дети… Администрация школы ведет себя так, как будто бы их уже списали со счетов… как брак или я не знаю, что… Но ведь они же остаются детьми! Живыми, чувствующими!
— Послушайте меня внимательно, Сергей Анатольевич! — Клавдия Николаевна напустила на себя серьезный, даже суровый вид. — Администрация делает все от нее зависящее, чтобы этим детям помочь, хотя зачастую им помочь просто невозможно. Школа не может изменить мир, который существует за ее пределами. Какое, по вашему, место уготовано в этом мире Ване Горохову, Паше Зорину, Игорю Овсянникову, Виталию Тараканову?.. Я уж не говорю про особые случаи — Миша Штекман, Юра Мальков, Стеша Пархоменко… Не перебивайте меня! Мы разработали для класса коррекции особые программы, учителя преподают там в условиях, приближенных к боевым (да вы и сами это знаете), мы научили их читать, писать и считать, но поймите, мы не можем изменить их судьбу! А если говорить конкретно про седьмой «Е» класс, то мы вместе с директором под свою ответственность второй год держим и обучаем там ребенка, который вообще не числится ни в каких документах! Если эта ситуация вскроется, неприятностей у всех будет море…
— О чем, о ком вы говорите, Клавдия Николаевна?!
— О Виктории Слуцкой.
— Я думал, что она сестра Мити. Они всегда держатся вместе и, кажется, вместе живут… Но…
— Если бы! Я даже не уверена, что Виктория — это ее настоящее имя. Слуцкий, как вы понимаете, фамилия Мити. Она появилась из ниоткуда полтора года назад и стала ходить на уроки. Никто точно не знает, сколько ей лет. Судя по всему, до появления у нас она едва закончила два-три класса…
— Но как же… А ее семья?.. Кто-то, наверное, ее ищет…
— У Виктории (если, конечно, она действительно Виктория) нет семьи, и ее никто не ищет. Мы проверяли. До знакомства с Митей она вроде бы два года ездила по стране с дальнобойщиками. Где и с кем жила до этого — не говорит. Мы просили ее не приходить, пытались не пускать в школу, узнать что-то через комиссию по делам несовершеннолетних, но Виктория и Митя исчезали оба, а спустя какое-то время опять появлялись на уроках. Собрали специальный полуподпольный педсовет: что делать? Все педагоги подтвердили: Виктория ведет себя на уроках очень хорошо, действительно хочет учиться, положительно влияет на Митю. Решили: пусть будет, как есть. Хотели отправить ее в четвертый класс, но она упорно ходила вместе с Митей в шестой. Сейчас она почти догнала класс, по успеваемости ее вполне можно переводить дальше, но никто не знает, как быть с документами. А по Мите плачет спецшкола, потому что с нормальной программой, даже в классе коррекции, он не справляется… Но все знают, что он туда ни при каких обстоятельствах не пойдет, а Виктория в этом случае просто перестанет учиться и снова выйдет на панель. Вам все еще кажется, что все так просто?
