Нарисованные герои - Крапивин Владислав Петрович (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
А в самом деле, что дальше? Я вдруг спохватываюсь, что не помню деталей. Остается одно: привести здесь абзацы плана, как они есть. В них можно уловить намек на развитие сюжета. В этом плане речь о событиях идет от первого лица – то есть от Лёньки.
«Часовщик в мастерской не хочет ремонтировать часы. Может быть, это лучше – останутся деньги, но мне тяжело. Я уйду в лес, но завтра. А что сегодня? Автобусы. Скандал с кондуктором. На набережной – лес за рекой. Где ты Володька? Ты помог бы, Володька… Есть хочется отчаянно.
Андрюшка! Он идет на концерт… «Наплевать на концерт! Что с тобой?»
Я все рассказываю Андрюшке, он ведет меня к деду. Его дед – сторож в речной гавани, живет в будке на берегу. Спокойный, щетинисто-седой. Ничему не удивляется. Ставит на стол чугунок с картошкой и молоко. «Ись идите» («Ись» – это значит «есть» на местном сибирском диалекте).
«Правда, мне здесь можно жить?»
Синева. Плеск воды под настилом. Пароход подошел к причалу…
Утром иду домой. Разговор с соседкой Леной (той, что подарила табуреты). Лена боится: «А вдруг они правда напишут и письмо все же попадет к твоей маме? Мало ли что может быть в другом городе, не уследят». Но я верю, что письмо к ней не попадет: Серебровский позаботился. Плохо другое. Я чувствую, что отчаянно соскучился по маме. Это не просто тоска. Мне ее не хватает… как воздуха. Нужен глоток, чтобы жить дальше.
Я говорю про это с Андрюшкой. Он отвечает: «Мне кажется, должен быть выход…»
Река, дед; как я жил у него. Дома появляюсь редко. Тетка требует приличий. Дед и родители Андрюшки. Мы играем в шахматы. Я бываю дома у Андрюшки, но больше он бывает у деда. Мы спим в будке на топчанах. Плеск воды и гудки. Дед ревниво любит Андрюшку, но скрывает это. Андрюшка о своих врагах. Синяк. Честное слово себе и другим. «Смелость – значит честность?» «Что бормочете?» – ворчит в темноте дед. Мы вышли на плот. Купание… «Хорошо, когда есть брат…» Но как там мама?
Тоска то притупляется, то режет ножом. Неизвестность. Чтобы добраться до мамы, нужны деньги, их нет… Андрюшка, оказывается, не зря обещал выход. Он знакомит меня с летчиком. Летчика зовут Валерий Павлович (как Чкалова!) Он обещает доставить меня в N (где клиника). «Поживешь у моей сестры». Мне просто отчаянно нужно увидеть маму…
Я решаю лететь. Летчик ждет на аэродроме (он хороший человек). Я забегаю к Андрюшке домой, чтобы попрощаться. А его нет! Со вчерашнего дня. Мать в панике. Но его отец – железный человек: «Иди, тебя ждут».
Мелочь на автобус. Но у меня еще полтора часа. У деда. Его нет. Я чувствовал, что всё случившееся связано с рекой. Лодка. Я плыву за дедом. На гавани из плотов – трое. Главный – Гриб. История Андрюшки: его увезли на безлюдный островок, чтобы не мешал шпане угонять бревна плотов, которые караулит дед. Выкрученная рука. Я вырываюсь…
Остановка рядом. Автобус должен уйти через три минуты. Бежать к автобусу? Или… С Андрюшкой ничего не случится, ну посидит на острове Робинзоном полсуток… А с мамой? Она все равно не знает, что я должен прилететь… Но мне очень надо туда … А Андрюшка?..
Автобус сейчас отойдет…
Потом, вспоминая все это, я с удивлением понимал: в долгую секунду размышления решал я лишь одно – самолет или остров? Про то, что на остров можно попасть лишь после отчаянной драки с тремя врагами (пробиться сквозь них к лодке, схватить весла, отмахаться, чтобы не догнали, не перевернули…), я и не думал, это было само собой. И я кинулся и почти пробился («Смелость – значит честность?»).
Но честность – это еще не сила. Сила была у них. Носом в землю, колено между лопаток. Потом чей-то голос. Это – отец Гриба. Наверно, тоже жулик, но что-то понял. Вместе со мной плывет за Андрюшкой…
Дома у Андрюшки.
Летчик не сможет увезти меня в N в следующий рейс, он уходит в отпуск.
…Нет, он не уходит, он тоже принял решение. Ради меня.
Но полет уже не нужен, письмо от мамы: ее скоро выпишут…
Мама вернулась. Т. Валя и д. Толя уезжают с «соблюденным приличием» на лицах. Я почти ничего не рассказываю маме, лучше ее не волновать. Но… вдруг сами собой пошли папины часы…
Я так и не знаю до сих пор: решусь ли я в нужный момент рвануть руль? Андрюшка удивился однажды: «Не знаешь?» Потом вдруг согласился: «Этого никто не знает заранее. Это, наверно, каждый раз решаешь заново…»
Письмо от Володьки.
Потом еще есть строчки плана – про велосипед, рогатку, снова про часы. Не могу уже вспомнить и понять. На велосипеде (Андрюшкином) мы, кажется вдвоем, катались по окрестностям, вдоль реки, и говорили про жизнь. Врагов мы уже не боялись ни капельки.
Да, забылись детали, но себя (как я был Лёнькой) и друга Андрюшку помню отчетливо. До мелочей. А еще помню запахи реки, сосновых плотов, сырого песка. Огоньки по берегам… Сохранились несколько строчек, которые я приготовил для самого конца.
Далеко, на середине реки, светясь квадратиками желтых окон, прошел речной трамвай. Мы уже забыли про него, когда к берегу в темноте подкралась волна. Она вздыбилась у каменных ступеней, зашумела и с ног до головы окатила нас теплой водой.
Мы не обиделись на волну. Засмеялись и побежали домой.
Короче говоря, все кончилось хорошо (или почти хорошо). По крайней мере, в то лето, в те дни… А река текла дальше – как течет время – и не отпускала меня, начинающего автора, от своих берегов. И еще одна житейская история (из тех, что я писал и рисовал в общих тетрадках), должна была развернуться на берегу.
Путешественники не плачут
…Есть у меня небольшой рассказ с названием «Путешественники не плачут». Я дал ему это название, чтобы так озаглавить сборник рассказов и тем самым «заткнуть дыру» в издательской заявке. Потому что сначала заявил большую повесть, которая именно так должна была называться. К сожалению, повесть не «склеилась».
А склеить ее я собирался из трех больших рассказов – тоже незавершенных. Сейчас перечитываю конспекты и корю себя за лень и неумение.
Первый рассказ – «Лось ударит копытом». Начинался он так.
Перед Новым годом сотрудник биостанции Сергей Брагин получил письмо. Незнакомые люди сообщали, что жена его покойного двоюродного брата – Татьяна – умерла от сердечного приступа…
До Новокаменска было больше трехсот километров. Поезд уходил только ночью. Сергей позвонил в аэропорт, и знакомые ребята из транспортной группы прислали за ним мотоцикл. Через час в Новокаменск спецрейсом отправлялся вертолет геологов…
Сергей вернулся третьего числа. Он толкнул дверь, пропуская вместе с морозным облаком закутанного мальчика. Пар поднялся к потолку и затуманил желтую коридорную лампочку. Из кухни появилась соседка Зинаида Филипповна. Увидела мальчика, подперла пальцем щеку и приготовилась запричитать. Сергей глянул на нее из-под шапки, и соседка скрылась.
– Эдик! – позвал Сергей, подталкивая мальчика к дверям своей комнаты. Дверь напротив распахнулась, и в ярком ее прямоугольнике мальчик увидел коренастую фигуру в мохнатом свитере и с косматой головой.
– Ну вот, приехали мы, Эдик, – сказал Сергей, придержав мальчика за плечо. – Это Игорёк. Мой племянник.
– Ну-ну, – отозвался Эдик. – Кормить вас?
– Кормить, – согласился Сергей.
– Света, кормить! – крикнул через плечо Эдик.
– Слышу, – донеслось из комнаты.
Сергей сказал:
– Я сейчас зайду…
В комнате Игорёк опустил на стул маленький чемодан. Встал валенками у края распластанной на полу медвежьей шкуры. Оглянулся, тихо спросил:
– Можно на ней посидеть?
– Сидеть, лежать, стоять на голове. Все можно, – сказал Сергей. – Только разденься сначала. Давай помогу распаковаться.
– Спасибо, я сам…
Сергей опять вышел в коридор.
– А где его вещи? – спросила из кухни Света.
– Какие там вещи. Комод, что ли, везти? Одежонку его забрал, вот и все. Учебники еще…
