Здравствуй, сосед! - Лихоталь Тамара Васильевна (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
— Держи! Да как её удержишь? Прошлый раз пришлось отдать себе в убыток. Едва за кожи рассчитался.
Ждан поставил на лавку один ребячий сапожок, принялся за другой. Видно, ему и самому нравятся эти сапожки.
Ждан хороший. Вишена рад, что он стал жить с ними. Это было ещё в позапрошлом году. Вишена помнит, пришёл к ним знакомый рыбак, возивший в Новгород с Ильменя рыбу. Передал отцу: помирает его старший брат, тот, что живёт в селе на Ильмене, зовёт проститься. Отец быстро собрался и поехал в село. Вернулся он вместе со Жданом. С тех пор и живёт Ждан с ними, помогает отцу. Вишена Ждана полюбил. Хоть он уже не мальчишка — взрослый парень, а всё равно — брат.
Раньше Вишена завидовал Глебу. Вон сколько у них народу дома! Правда, у Глеба не братья, а сёстры, но даже с девчонками лучше, чем одному. Вишена только на улице играет с ребятами или в школе, когда отец Илларион отпускает их погулять. А если дождь, или мороз, или вьюга, и все сидят по домам, Вишена один. Скука!
Спросил как-то Вишена у матери, почему у него нет ни братьев, ни сестёр. Мать, потемнев лицом, сказала:
«Были. Померли. Один от живота, другой от лихорадки — огневицы. А девочка так просто зачахла. Должно быть, сглазили».
Вот почему, оказывается, нет у Вишены ни брата, ни сестры. Родных. Двоюродных-то много. Там, на Ильмене, откуда приехал Ждан.
Задумался Вишена, даже про сапожки забыл. И вдруг опять услышал, как мать с отцом всё считали да пересчитывали. И выходило, что сапоги, вот они ещё не проданы стоят, а всё, что за них получить можно, уже вперёд как бы роздано: торговцу кожей — за товар, соседу Власию, что держит на углу лавку, — за муку, соль, конопляное масло, боярину Ратибору — за то, что живут они на Ратиборовой земле.
— Может, смилостивится Параскева-Пятница, и продашь в этот раз все пары, — сказала мать.
Вишена вспомнил: «Параскева-Пятница — это тоже святая. Больше всего её почитают новгородские торговые люди — купцы. Её именем назвали церковь на торговой площади. И торжище самое большое поэтому в пятницу. А ещё, — вспомнил Вишена, — о Параскеве-Пятнице рассказывал учитель смешное. Оказывается, «Параскева» по-гречески значит «Пятница». И выходит, что святую зовут дважды Пятница, только один раз — по-гречески, а другой — по-русски. Получилось так потому, что переписчик плохо знал греческий язык и спутал. — Вдруг Вишене пришла одна мысль: — А что, если попросить эту дважды Пятницу, пусть велит она какому-нибудь богатому купцу, чтобы купил он завтра у отца весь товар за хорошую цену? Пусть этот купец заберёт сшитые отцом сапоги — все, все! Только маленькие, ребячьи, пусть оставит. Тогда отец принесёт их назад домой и они достанутся Вишене. Ну что ей, трудно, что ли, святой Пятнице?»
С тем и уснул Вишена. На другой день он томился в школе. Думал: «Может, отец уже воротился. Что ему на торгу делать, если он всё быстро продал?»
— У меня будут сапожки получше, чем у Бориса, — похвастал он Васильку. — В школу в них завтра приду, вот увидишь!
Отца дома не было. Но Вишена не огорчался. Решил: отец, на радостях, наверное, пошёл покупать кожи на новые сапоги.
Вишена наскоро похлебал щей и побежал на улицу играть с ребятами.
По улице Добрыни с некоторых пор ни пройти ни проехать. Привезли и свалили брёвна. Наверное, кто-нибудь собрался строить новый дом. Вот и плотники работают. И дядя Викула среди них. Вишена не заметил его, когда шёл из школы. Зато теперь подбежал, поздоровался.
— Здравствуй, племяш, здравствуй! — весело отвечал дядя Викула, постукивая топором по бревну.
Смотрит Вишена и никак не поймёт, что дядя Викула делает. Плотники обтесали стволы, но вместо того, чтобы ставить, как положено сруб, взяли очищенное, обтёсанное бревно да и раскололи его по всей длине на две половины. Лежит такая половина бревна срезом вверх на земле, а дядя Викула, сидя на ней верхом, долбит вдоль бревна глубокую канавку. С одного конца, где древесный ствол потолще, канавка пошире, с другого, где ствол потоньше, и канавка уже. Другой плотник делает то же самое. Прорубили канавки, а потом сложили обе половинки вместе. Получилась большая деревянная труба.
Вишена позабыл даже, что хотел зайти за кем-нибудь из ребят. Стоит и смотрит, что дальше будет делать дядя Викула с этой чудно?й трубой. Оглянулся и ещё больше удивился: раньше ему показалось, что у забора свалены обыкновенные брёвна, а это, оказывается, тоже такие трубы. Одна, другая, третья… Дядя Викула и его напарник взяли свою трубу и стали прилаживать её к той, что лежала готовая. Да так хитро: одну трубу острым концом вставили в широкое отверстие другой. А ту, другую, таким же образом в третью…
— Добро! — сказал дядя Викула, распрямляя спину, и весело подмигнул Вишене. — Ну вот, племяш, скоро вёдра из колодца таскать будет не надобно. Вода сама потечёт.
— Какая вода? Откуда потечёт? — не понял Вишена.
— По этому жёлобу, — показал дядя Викула на деревянные трубы, — от самого Волхова. Будет на вашей улице водопровод не хуже, чем на Ярославовом дворище.
На Ярославовом дворище Вишена не раз бывал. Так называется площадь на Торговой стороне, где когда-то стоял дворец князя Ярослава Мудрого. Но никакого водопровода Вишена там не видел.
— Так он же не сверху проложен, а в земле, под настилом, чтобы в нём зимой вода не замерзала, — пояснил дядя Викула. Врубил топор в бревно и крикнул своим плотникам: — Солнце на покой уходит! И нам пора!
Вишена побежал к двору боярина Ратибора, заглянул в ворота: может, увидит Глеба. Но Глеба не было. А вот Борис играл во дворе со своим братишкой Демидом. Вишена свистнул. Борис оглянулся на окна терема — не видит ли мать — и махнул Вишене рукой: сейчас, мол, постараюсь выйти. Мать Бориса, боярыня Гордята, не любит, когда сын играет с соседскими ребятами. Вишена не стал дожидаться Бориса у ворот. Решил пока сбегать за Алёной.
На крылечке Алёниного дома сидел уже вернувшийся из своей кузни Фома, рядом с ним дядя Викула и горшечник Данила. Здесь же стоял Ждан и ещё кое-кто из соседей. Они часто собирались по вечерам в маленьком дворике кузнеца потолковать о разных делах, о новостях. Известно, корабельщики и кузнецы всегда знают, что делается на белом свете. Корабельщик ходит на ладье в дальние края. А кузнец хоть и стоит весь день у наковальни, зато вокруг него с утра до вечера толпится народ. Кому меч нужен, кому — серп, или топор, или иной какой инструмент. Кузнец постукивает молотком, а сам слушает, что люди говорят, на ус мотает.
Алёниного отца Фому уважают на улице Добрыни. Посоветоваться к нему приходят или просто просят: «Расскажи, Фома, что от людей слыхал». Вот и в этот раз все внимательно слушали, что говорил Фома. Вишена тоже прислушался.
— На Рюриковом городище про поход толкуют…
«Рюриково городище, как и Зверин монастырь, находится за городским валом, только в другой стороне. Там стоит княжеский дворец», — вспомнил Вишена. Его хорошо видно, когда плывёшь по Волхову на Перынь. Отец Илларион недавно читал им «Повесть временных лет» — так назвал учёный монах Нестор свою летопись, записки, в которых рассказывается о самых важных событиях, происходивших в каждом году. Написал Нестор и о том, какие племена жили на Руси, и с какими они воевали врагами, и кто первый стал княжить в стольном Киеве и у них в Новгороде. Там и про этого Рюрика было написано.
Рюрик был варяг. Позвали Рюрика на Русь князья славянских племён, живших в то время на Новгородской земле. Позвали будто бы потому, что то и дело ссорились меж собой, никак не могли договориться, кому быть старшим над остальными. А пока они ссорились, на их земли нападали враги, разоряли дома, уводили в плен людей, угоняли скот. Вот и решили князья — пусть приходит Рюрик со своей дружиной и будет за старшего, чтобы никому не было обидно. И стал Рюрик княжить в Новгороде. Только непонятно, почему он своё городище — крепостной городок и дворец — построил не в Новгороде, а далеко, аж за Малым Волховцем. Там и доныне живут князья. «Интересно, кто это на Рюриковом городище собирается идти в поход?» — подумал Вишена.
