Вот моя деревня - Арро Владимир Константинович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗

Я ребят спрашиваю:

— Может, мы его с собой возьмем?

Тут Коля отвернулся.

Я говорю:

— Куварин, ты не проболтаешься? Мы ведь Митю идем искать.

Куварин говорит:

— Нет, я не проболтаюсь.

— Ну, иди с нами. Ребята, он же наш, равенский, пусть он с нами идет.

Куварин говорит:

— Я же ваш, равенский. Вот хотите, пойдемте квасу напьемся?

Федяра тогда говорит:

— Ребята, он же наш, равенский, пусть он с нами идет!

Тогда все мы пошли к бочке с квасом.

Тетка из-под зонтика говорит:

— Вон ты, который в новой кепке, ты уже сегодня третий раз.

Куварин отвечает:

— Да, я сегодня третий раз.

— Мать-то картошку расторговала?

— Полмешка только, — говорит Куварин.

— Плохо, плохо идет картошка, — говорит тетка. — А вы на кильковском автобусе давеча приехали, ко мне не подошли, а сразу в магазин.

Я говорю:

— Правильно, а как вы заметили?

— А я, — говорит тетка, — недаром посреди площади сижу, я все вижу, все! От меня не утаишься!

Куварин говорит:

— Трижды шесть… двадцать четыре… Каждому по маленькой и сдачи шесть копеек.

— А вы чего приехали? — спрашивает тетка. — Так, от баловства, или по делам?

Я говорю:

— По делам. Дела у нас, мы Митю хотим отыскать нашего, равенского. Он у вас на учебе, а в деревне Люба осталась.

— Это который с баяном приехал?

Я даже квасом поперхнулся.

— Да! — кричу. — Да!

— Что-то давненько его не видела, — говорит тетка.

Я кричу:

— Да где же он живет?

— Вон на квартире у Мухина, у свово дяди, пойдете прямо, потом по Разуваевке, по левую руку четвертый дом, у них еще куры марганцовкой меченые, а в палисаднике мальва растет.

Вот мы по Разуваевке идем

Вот мы по Разуваевке идем. Дома у них все хорошие, тесом обшитые, разными красками выкрашены и на каждом доме номер висит. Отсчитали четвертый дом по левой руке. Встали на крыльцо и стучим.

Долго никакого ответа не было, а потом в доме что-то загремело, зашевелилось и мужской голос спрашивает:

— Чего надо?

— Дяденька, нам Митю!

Там помолчали и говорят:

— Никого нет.

Я говорю:

— Митя-то где у вас? Вы сами-то Мухин ли будете?

Тогда дверь открылась и в ней появился сонный дядька. Он губами почмокал, зевнул и говорит:

— Я-то Мухин, а вот вы кто? Какого лешего вам надо?

Я говорю:

— Мы равенские, Митины земляки!

— Ну и я, — говорит, — равенский. А чево? На кой вы мне тут сдались, таковские земляки, хоть бы и Митьки?

Я говорю:

— Да где же он?

— Уехал, шалабер, — отвечает дядька, — стало быть, в областной центр.

Отступили мы от крыльца, я думаю, что же будем теперь делать? Вдруг окошко открывается и дядька говорит:

— Вона, заберите письмо!

И бросил он нам конверт.

Мы встали в кружок, повертели его так и этак, думаем, что за письмо такое? На нем написано «Лично Мите»… А потом посмотрел я на обратный адрес, вижу — Равенка! Амбулатория! Любина фамилия!

— Так это Любино письмо! От Любы к Мите! Значит, Митя его не получил.

— Куда же его девать? — спрашивает Федяра.

— А никуда, — говорю. — Никуда его не девать. Любе отвезем.

— Вот, — говорит Федяра, — какая у них улица

— Вот, — говорит Федяра, — какая у них улица!

А улица-то вниз горбом пошла. Дома по обе стороны кончились, под горой ольховые кусты открылись и осока-трава. А в траве ползет черный ручей, над ним стрекозки стрекочут, облака в нем белые плывут.

Вышли мы на мостик, легли ногами в разные стороны и стали из ручья пить. Вода в нем холодная, видно, у них тут родники колотят, много этой воды не выпьешь.

Коля напился, сел на мосту и говорит:

— Что это за ручей такой?

Я говорю:

— Кто его знает.

Федяра говорит:

— В таком ручье не искупаешься, вмиг все жилы стянет.

Я говорю:

— На спор!

Коля говорит:

— Не купайся, Антон, застудишься.

— Не застужусь!

Я быстро разделся и прыгнул в ручей. Обожгло меня, сжало всего, ни вдохнуть ни выдохнуть, будто я в проруби.

— Ну как? — кричат с моста.

Я говорю:

— Хор-рошо!..

— Ты двигайся, двигайся!

А я и так плыву по ручью против течения, двигаюсь.

— Вылезай, — кричит Коля, — хватит!

И все кричат:

— Вылезай!

Я встал в воде и пошел. А воды мне по пояс. Под ногами острые камни. И течением назад валит. Вот так ручей.

Вытянули меня на мост. Стою, одеваюсь. Весь я гусиной кожей покрылся, посинел, и мелко меня трясет, бр-р-р!

— Че-черт, — говорю, — вот к-какая стужа!..

А мне и в штанину ногой не попасть, до чего меня колотит.

Вдруг из кустов выходят два мальчишки с красными повязками на рукавах и в галстуках, взъерошенные, зачем-то зелеными ветками прикрываются.

— Ага-а, — говорят, — вот мы вас и застукали! Купался?

Я говорю:

— Н-не видишь, ч-что ли?.. К-купался.

— Сейчас в лагерь поведем.

Я штаны надеваю и говорю:

— В лагерь? Хор-рошо, ведите…

Один говорит:

— Мы вас давно заметили, вы у пищеблока в заборе доску отодрали.

Коля говорит:

— Не ври!

Я говорю:

— Никакой доски мы не отдирали.

А второй на нас внимательно посмотрел и говорит:

— Махоня, это и не они…

Первый спрашивает:

— Это не вы?..

Я говорю:

— Это мы, только ты давай на нас лишнего не наговаривай, в лагерь лучше веди.

— А вам, — говорит, — тогда и не нужно в лагерь, купайтесь, сколько влезет, вы же посторонние…

И второй поддакивает:

— Мы своих отыскиваем, мы патрули…

— Нет уж, — говорю, — теперь мы вас не отпустим, ведите нас в лагерь. Ребята, нужно нам в лагерь?

Все говорят:

— А чего же! Они у нас были, а мы у них нет.

Вот мы и пошли.

Лес тут у них был сосновый

Лес тут у них был сосновый, высокие стояли строевики. А под ногами шишки да дерюга всякая, все шуршит, трещит, крошится.

Я говорю:

— Лес-то у них похуже нашего будет, уж больно сух.

Прямо в лесу был длинный забор из досок. Мы вошли в калитку, а там тоже лес. Я говорю:

— Чего вы лес-то разгородили?

— А это, — говорят, — не лес, а лагерь, мы здесь живем.

Смотрим — и правда, меж сосен домики деревянные виднеются, а на большой поляне на шесте висит флаг.

По дорожке к нам заспешила женщина в белом халате, видно, местный фельдшер. Она и спрашивает у своих:

— Вы кого это привели?

— Да вот, Вера Сергеевна, какие-то посторонние.

Я говорю:

— Да нет, никто здесь не посторонние, это Куварин, это Коля Семихин, они тоже наши равенские, здрасьте!

— Вы к кому?

Я говорю:

— К вашим, вот, пионерам. Они звали, вы не думайте. Они к нам, а мы, стало быть, теперь к вам. Вы собирайте их, собирайте, вы только скажите, мол, равенские приехали, они знают, они сразу прибегут!

Коля шепчет:

— Антон, ты речь скажи…

Я говорю:

— Да речь что-то неохота, а сейчас чего-нибудь придумаем, да хоть в футбол можно сыграть, у нас вон только Санька хромает…

Тетка говорит:

— Мальчики, да нельзя к нам, нельзя!

Я говорю:

— Как нельзя! А ну позовите черненького пионера Сашку!.. Или Лену Скворцову. Или Куканова. Как так нельзя?

— А ты не кричи, — говорит тетка, — ты успокойся…

Я говорю:

— А я спокойный!

Она говорит:

— Ну, вот. Как я тебе их позову, если они в изоляторе. Заболели они, понимаешь ты такое дело? И у нас карантин.

Тут я, конечно, кричать перестал.

— Чего это, — спрашиваю, — они у вас заболели?

— Кто их знает. Объелись какой-то дряни в походе, теперь у них животы болят.