Том 48. Тринадцатая - Чарская Лидия Алексеевна (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Вот Слава и Люся выскакивают из коляски и осторожно помогают сойти Маме Вале.
Но что с ней? У нее такое утомленное лицо! Что случилось?
Кодя привстает немного на своих подушках, вытягивает шею и смотрит до тех пор, пока у нее не затекают руки.
Она видит, как Мама Валя обнимает плачущую Сару, целует остальных детей и спешит к ней, Коде, тревожно расспрашивая о чем-то сопровождающих ее Марью Андреевну, доктора Анну Васильевну и няню.
— Кодя! Бедная Кодя!
Коде кажется, что добрый ангел слетел к ней с неба и повеял на нее своим лучистым крылом.
Теперь она съежилась в объятьях Мамы Вали и лепечет смущенно:
— Да, да! Я старалась быть умницей, и все шло хорошо, только… только я завязла в болоте и чуть не умерла… Потом разорвала по ошибке нянин платок вместо тряпки… Потом нечаянно написала няне не очень-то хорошее письмо по ее просьбе в деревню… Потом спустилась на парашюте и вывихнула ногу и… больше, кажется, ничего! Все остальное вполне благополучно, — заключает она совсем уже тихо. Потом глядит молча несколько мгновений на начальницу и неожиданно кричит в испуге:
— Что с вами? Вы больны, Мама Валя?
В лице ее такое отчаяние и тревога, что Валерия Сергеевна старается улыбнуться, чтобы успокоить девочку.
— Это ничего, ничего, моя бедная детка! Я только прихворнула немного в деревне у папаши… И вот никак не могу поправиться с тех пор.
А вечером по всему "Лесному убежищу" пробегает ужасная весть: Валерия Сергеевна занемогла. У доброй любимой начальницы тиф, и она лежит без памяти в своей постели.
Поползли печальные, тревожные дни.
Девочки «Убежища» притихли и ходят молчаливо по дому и саду. Говорят чуть слышно и поминутно поглядывают на соседний домик начальницы.
По нескольку раз на дню оттуда приходят тревожные вести: Маме Вале все хуже и хуже, Мама Валя очень плоха… Доктор Анна Васильевна не отходит от ее постели. Из города по два раза на дню приезжает доктор.
Слава и Люся не приходят больше играть с детьми «Убежища». Они бродят по дому и «своему» палисаднику, отделенному от приютского сада невысокой оградой.
Ждут откуда-то издалека родного брата Валерии Сергеевны, о котором еще недавно с восторгом Слава рассказывал Коде. Со дня на день ожидается его приезд, так как больная чувствует, что ей остается жить недолго.
Страшный Полкан теперь жалобно воет по вечерам у своей будки.
— Это к покойнику! — в волнении говорит Маня и тут же крестится мелкими быстрыми крестами. — Я давно уже слышала, что всегда перед чьей-либо смертью воют собаки.
Маня стала теперь еще более суеверной, нежели раньше. Она тщательно следит, чтобы тринадцать человек не сидели за обеденным столом, чтобы три свечи не горели в комнате, чтобы при прогулке по полю заяц не перебежал дороги.
Маня очень опечалена болезнью Мамы Вали.
Впрочем, опечалена не она одна, опечалены все девочки. Все они бесконечно любят добрую наставницу, всегда одинаково ровную, заботливую и ласковую с ними.
Одна Кодя беспечна и весела по-прежнему. Нога у нее зажила давно, и Кодя носится по саду, гоняясь за Жучком, который лает от восторга.
— Кодя! Как тебе не стыдно! — возмущается Липа. — Мама Валя при смерти, ей нужен покой! А ты кричишь и хохочешь так громко.
— У нее нет сердца! Она не любит Маму Валю! — презрительно щурясь на Кодю, говорит Вера.
— Кодечка, милочка, пожалуйста, не кричи, Маму Валю тревожишь! — трогательно складывая ручонки, молит Ляля, а за ней и Наташа.
— Нашли кого просить! Бессердечную, безжалостную девчонку! — кричит Вера. — Как же! Так она и послушается сейчас!
Кодя слышит все это, смущается и, вспомнив, что Маме Вале действительно очень плохо, останавливается посреди сада. Но уже минуту спустя, заметя несущегося ей навстречу с громким лаем Жучка, забывшись, кричит во все горло:
— Тише, Жучок! Не смей лаять! Мама Валя больна! Ты беспокоишь Маму Валю! Слышишь, тише!
И она очень удивляется, когда двенадцать воспитанниц, не исключая и ее друга Софочки, налетают на нее со всех сторон, выговаривая ей, что она самая злая, жестокая и бессердечная девочка на земле, потому что своим криком беспокоит больную.
У Валерии Сергеевны к вечеру жар стал еще сильнее, и приехавший из города доктор, после осмотра больной, говорил провожавшей его Марье Андреевне:
— Вряд ли есть какая-нибудь надежда на выздоровление! Во всяком случае, будем надеяться на Бога. Врач в таких случаях бессилен!
Все это, плача и охая, передала "лесным девочкам" няня.
— Чуда надо ждать, чуда! — всхлипывая и утирая слезы, говорила няня. — Вот кабы помоложе я была…
— Что такое? Что бы ты сделала тогда, няня? — зазвучали детские голоса.
— А вот что, девоньки-государыньки вы мои, — шепотом заговорила няня. — Есть у нас в лесу забытая часовенка, а в ней колодец со святой водой. На этом месте когда-то старик-схимник, монах, значит, спасался. Святой жизни был человек. Ушел он в самую чащу от людей подальше молиться о людских грехах и поститься в полном одиночестве. И так, стало быть, своими молитвами Господу Богу угодил, что на месте его хижинки чудо сотворил Господь преогромное, детки: только умер тот монах-схимник, в тот же час объявился колодец. Вода в том колодце целебная, святая, благословенная Самим Господом Богом! Ежели болящему той воды дать испить — выздоровеет болящий! Беспременно! А только трудно за водой этой к колодцу идти! Перво-наперво надо, чтобы душа за ней шла детская, безгрешная, не старше десяти лет, а потом, чтобы никто не дознался об этом. А идти надо через лес, все проезжей дороги держаться, а там завернуть в осиновую рощу. Про ту рощу дурная слава идет. Жила в той роще злая сила, которая отшельника всячески смущала. И вот она покою не даст теперь каждому, кто идет за святой водой к колодцу, тем более, что ночью надо идти, чтобы ни один человек не видел… Ох, девоньки, тяжко решиться на такой подвиг! Страшно ночью хоть бы и взрослому в лес, а тут еще осиновая роща с ее нечистью… Ох! А святой колодец, как раз за ней среди сосен стоит. Зато кто с верой в Бога ту воду принесет — великое спасение от той водицы святой болящему будет! Так люди говорят, — торжественно заключила свой рассказ няня.
Замирая от волнения, слушали дети. Каждая из "лесных девочек" думала про себя:
"Жалко Маму Валю, ужасно жалко, но идти одной темной июльской ночью, сначала через лес, потом по страшной осиновой роще — нет, это невозможно! Умрешь со страху, все равно воды не принесешь!"
Даже Софочка, казавшаяся смелее подруг, пугливо повела своими синими глазами, воскликнув:
— Ой, как жутко все это!
Что-то стукнуло под окном террасы в то же мгновение.
— Ай! — невольно вскрикнули двенадцать девочек в один голос. — Кто это? — и пугливо покосились в вечернюю июльскую темноту, сторожившую за окнами лесную усадьбу.
Кудлатая, взъерошенная голова притаившейся под окном Коди просунулась на освещенную террасу.
— Ха-ха-ха! — засмеялась девочка. — Маня, гляди! Вы с няней — тринадцать человек за столом сидите!
— Ай! — взвизгнула Маня. — И то правда!
Она с быстротою стрелы выскочила из-за стола.
— А на столе три света! Глядите! — не унималась Кодя, показывая пальцем поочередно то на большую, висевшую над столом лампу, то на фонарик няни, пришедшей с ней из Маленького дома через темный сад, то на зажженный огарок свечи, оставленный кем-то второпях на конце стола.
— Ай! — вскрикнула опять Маня и потушила фонарь, свечу и лампу заодно, так что все очутились в темноте.
— Ай, как темно! Как страшно! — запищала Катя, цепляясь за платье сестры.
— Зажгите же лампу, зажгите лампу! — кричали остальные девочки.
И опять на дворе, как нарочно, жалобно завыл Полкан.
— Господи! Спаси и помилуй нашу Маму Валю, — прозвучал звонкий голосок Гани Сидоркиной, самой набожной девочки из всего "Лесного убежища".
