Мы в пятом классе - Матвеева Людмила Григорьевна (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
Очень учёная женщина говорит всё абсолютно верно. Она до тонкости знает не саму Таню, а такой тип человека, такой характер. Психолог абсолютно точно видит, в чём трудности Таниных отношений с ребятами. Она видит, я вижу. А помочь девочке — чем мы можем?
Самый умный учёный моет чашки. Какой бы ни была ты учёной женщиной, а после чая приходится мыть посуду.
Мне пора уходить, за окнами поздняя ночь.
Конечно, ясности стало больше, наука есть наука. И как хорошо, что специальная наука занимается духовной жизнью человека. Я так благодарна учёной женщине. И всё-таки — как жить девочке, которая всегда одна? Как сделать, чтобы другие люди поняли её и оценили то хорошее, что в ней есть?
Почему возникло непонимание — мы разобрали, как разбирают часы — сюда пружинки, сюда колёсики, сюда винтики. Это психологи умеют. А что делать дальше? Делать-то с этим что?
Спрашиваю. А умная женщина смотрит с грустью. Этого она не знает. Даже она не знает…
Впрочем, на прощание, уже провожая меня к лифту, она говорит одну вещь, которая вселяет в меня надежду. Конечно, это не рецепт, и нет никаких гарантий. Человек всё же не часы — посложнее его механизмы. И всё-таки. А какую мысль высказала напоследок учёная женщина, об этом я расскажу чуть позже. С такими тонкими вещами спешить никак нельзя.
Круглое окно
Оля нырнула в круглое окошко и пропала. Лариса слышала, как стукнули о деревянный пол ноги — это Оля спрыгнула внутрь дощатого чердачка. А потом не было слышно ни звука.
Девочки стояли, задрав головы. Белели в темноте пятна краски на шаткой лестнице, чёрным кругом выделялось над крышей гаража окошко. И всё. Ларисе показалось, что они так ждали, очень долго. Хотелось закричать и броситься бежать гуда, где светло и ходят люди.
— Оля! — не выдержала Оксана. — Ты где?
Лариса тоже позвала:
— Оля! Страшно же!
Тишина. Потом странный свет в круглом окошке, кружится тень шапки с помпоном, Олиной шапки. И — ни звука. Долго-долго стояли девочки и ждали. А может быть, только казалось, что долго. Может быть, прошло всего пять минут. Этого Лариса не знала. Она знала только, что такого страха не переживала ещё никогда в жизни. И знала, что ни за что больше не пойдёт в такие опасные безлюдные места. Оля не станет водиться с ней? Пусть! Лучше пусть не водится, пусть подговаривает против неё девчонок, пусть с ней никто во всём классе не разговаривает. Пусть. Всё она готова перенести, только не этот ледяной страх, который заползает под куртку, морозит спину и затылок. Оксана пускай как хочет, а Лариса сейчас кинется прочь отсюда, гуда, где ходят прохожие, ездят машины, светят светофоры. А потом — домой, к маме, к папе, к тёплому пледу, к чаю из белой чашки.
Она уже сделала шаг от лестницы. Пропадай пропадом этот дурацкий чердак, дурацкая лестница, дурацкий штаб. Но Оксана была начеку — она цепко схватила Ларису за рукав.
— Стой! Трусиха несчастная! Дезертирка! Бояка!
Лариса слышала, как у Оксаны стучали зубы от страха.
— А сама-то не боишься? — пропищала Лариса не своим голосом, пытаясь отодрать от своего рукава Оксанины пальцы.
— Я? Боюсь? Нисколько! Вот ещё — бояться. Это я от холода трясусь, тёплую кофту не надела. — И снова крикнула вверх: — Оля! Ты где?
— Здесь, — ответил громкий спокойный Олин голос. Вот кто не боялся ничего на свете. — Полезайте сюда скорее, и уже целый час жду.
Оксана стала быстро карабкаться по лестнице. Ей хотелось скорее к Оле, с ней она чувствовала себя смелее. Лариса — за ней. Оставаться внизу одной она не могла ни секунды. Ларисе в глаза сыпался какой-то мусор с Оксаниных подмёток, но Лариса не обращала внимания. Она лезла со ступеньки на ступеньку. Лестница была страшной, скрипела и качалась. Но в сто раз страшнее был этот тёмный двор, пустынное место, где, может быть, скрывается неизвестно кто.
Осталось всего три ступеньки, и лестница наконец кончится. Наверху светил фонарик. Может, там и нет ничего уж такого опасного? Может, Лариса сама на себя нагнала страху? Вот ещё шаг, и она увидит Олю и Оксану. Будет светить фонарь…
И в это время грубый страшный голос произнёс наверху:
— Кто посмел залезть в мой дом? Это что ещё за новое дело?
Лариса вцепилась в лестницу руками и ногами. Она изо всех сил зажмурила глаза, крикнула «Мама» и поняла, что всему конец.
Ее зовут Эсмеральда
Ну и девчонка.
Всю ночь мы бились с ней, а она или молчала, или врала и совершенно не заботилась о том, чтобы ей верили. Папа-моряк попал в тайфун на Дальнем Востоке, а тайфун звали Камилла. Мама, научный сотрудник, самоотверженно сделала себе опасную прививку, и теперь неизвестно, что с ней будет. А лежит мама в больнице, ну конечно, в Ленинграде, и надо срочно её навестить. А единственная дочь едет навещать, это естественно. Денег взять негде, а где их возьмёшь, если папа попал в тайфун? И опять слёзы, и хитрый глаз сквозь мокрые от слёз пальцы.
Я махнула на неё рукой, легла и делала вид, что сплю. С наслаждением бы уснула, но разве уснёшь, когда сидит у тебя в ногах такое вот загадочное существо, врёт без всякой совести, считает нас, взрослых женщин, круглыми дурами.
Попутчица даже не прилегла, забыла про свою усталость. Несколько раз она меняла подход к этой девочке. То называла деточкой и гладила по голове. То требовала, топая ногами:
— Говори, а то хуже будет!
Девочка смотрела на неё с интересом. Она поняла главное для себя: мы никого не позовём, шум поднимать не будем.
— Как тебя зовут?
— Эсмеральда.
— Какой твой адрес? Эсмеральда! Говори, а то хуже будет!
Молчит.
— Из какой ты школы, паршивая девчонка!
— Я? — святой взгляд из-под ресниц. Разве без вопросов не ясно? — Из балетной. Я там с четырёх лет учусь на балерину.
— Тьфу! Врёт и не краснеет! Что же из тебя вырастет, если ты с таких лет так нагло врёшь?
— Я никогда не вру, что вы, — врёт девочка.
Тут уж и я не выдерживаю. Перестаю притворяться спящей.
— Послушай. Если человек не сделал ничего плохого, ему не нужно скрываться. Вот эта женщина — директор ателье, её зовут… Как ваше имя-отчество?
— Зинаида Петровна, — говорит попутчица быстро, — Смирнова.
— Видишь? Зинаида Петровна Смирнова. Я — писательница. Хочешь знать, как меня зовут? Пожалуйста. — Я называю имя, отчество, фамилию, адрес, телефон. — А ты кто?
Она слушает с непроницаемым лицом. Я чувствую себя смешной.
— Эсмеральда, — отвечает она.
А за окном уже светло, и жёлтая шторка налилась солнечным светом и теплом. Наш поезд «Красная стрела» медленно, достойно, гордо подъезжает к Московскому вокзалу. В Москве Ленинградский вокзал, а в Ленинграде — Московский, очень на него похожий. Громкий величественный марш города Ленинграда играет радио на вокзале. Мы приехали.
Я и попутчица надеваем пальто, девочка стоит, ждёт. Мы берём свои вещи, идём к выходу, а она тоже идёт с нами. А что, если сейчас вежливая проводница спросит: «Минуточку, а эта откуда пассажирка? Где её билет?»
Девочка, видно, об этом же самом думает. Спинка напряглась, испуганные глаза глядят на проводницу. Идёт бочком, бочком, по стеночке. Раз — и выскользнула из вагона, стоит на перроне. А на перроне ты уже не пассажир, и никто билета не спросит. Ты уже не в поезде, а на перроне. Мало ли зачем ты можешь здесь ходить? Кого-нибудь встречаешь. Кого-нибудь провожаешь. Ты — свободный человек, куда тебе надо, туда ты идёшь.
— Стой! Стой! — громко кричит попутчица.
Девчонка вдруг рванулась в сторону, отскочила за стеклянную палатку с булками и кексами, завернула за угол. Мелькнул чёрный свитер. Мы кинулись вслед, но уже было ясно — не догоним. Мы были не нужны ей, и она ушла от нас.
Несправедливо. Разве? Но ведь каждый из нас свободен от тех, с кем он себя не связывает…
Наша свободная, независимая девочка ушла.
Осталась тревога. Маленькая девочка в чужом городе. Родственники или, как она их называет, знакомые почти родные, — это, скорее всего, её выдумка. Куда же она пойдёт? Где будет есть? Ночевать?
